Критики положительно отозвались о фильме Бакура Бакурадзе "Снег в моем дворе"

Название нового фильма Бакура Бакурадзе "Снег в моем дворе" определяет в нем все, от пейзажа за окном до психологического состояния героев и, возможно, целого социума - философски настроенная картина тянет к обобщениям. От нее в восторге критики, и она, как предыдущие фильмы Бакурадзе, не сделает большую кассу. Это кино, которое привечают фестивали, кино, главный герой которого всегда сам автор, кино, в котором он воплощает свои ощущения, свое отчаяние, свои тупики.

Критики высказались о фильме Бакура Бакурадзе «Снег в моем дворе»
© Российская Газета

Вообще-то у нас всегда любили грузинское кино с его подробностью, фактурностью, врожденным артистизмом и непременной философичностью домашних мудрецов. С его всегда разлитым в воздухе юмором и роскошным звучанием грузинского языка с переводом, прочитанным лично автором - т.е. личностным, авторским. Это гармоничное, целостное явление в кинематографе, и каждый новый фильм содержит отголоски великих мастеров. Новая картина ближе всего к манере Иоселиани, но еще более разочарованному и апатичному. Причем авторская, личностная здесь не только манера.

Бакур Бакурадзе сам играет кинорежиссера Гиви, живущего в Москве и блиставшего в Каннах, но теперь не знающего, о чем и зачем снимать. То есть в какой-то мере играет себя. Канны, некогда пригласившие его дебютную картину (медленный "Шультес"), теперь восхищены бурно коммерческой "Анорой", времена изменились, на авторское падает спрос. Эпизодический продюсер прямо советует режиссеру Гиви снять блокбастер, что для того как с грузинского сходу перейти на японский.

Тема творческого кризиса - постоянный мотив в авторском кино. Вспомним, что и в "8½" Феллини был преисполнен такой горечи:

"Я напоминаю себе самолет, который взлетел, а вернуться некуда - аэродрома больше нет. Моя публика умерла".

Бакурадзе верен хорошо освоенной им неореалистической стилистике, сюжет почти документален. В Тбилиси живет и бедствует друг детства Леван, игравший когда-то в сборной по регби, - у него вид бомжа, замерзающего в лачуге с прохудившейся крышей и греющего окоченевшие ноги подаренным феном. Он с молодым напарником подворовывает сигареты и консервы, автомобильные покрышки, изредка навещает троих детишек и страдает от панических атак, спасаясь диазепамом. Его окружение - соседи, громогласно страдающие от грабежей, и две все понимающие собаки - Джесси большая и Джесси маленькая. Эта молчаливая участливость животных - важная деталь общей картины, где люди, по сути, одиноки и лишены живого тепла - заснеженность, замороженность становится образом всеохватным: в кино на глазах возникает рецидив ушедшей было в прошлое некоммуникабельности. Но теперь это одиночество усугублено современным способом общения - по видеосвязи, техническому чуду, от которого тоже не дождешься человеческого тепла.

Пытаясь помочь однокласснику Левану, более благополучный режиссер Гиви предлагает ему писать о своей жизни, обещая платить по пять лари за страницу. И это, в сущности, фильм открывает нам тайну своего рождения: он тоже вырос из страниц такого же дневника, написанного по просьбе Бакурадзе его товарищем Леваном Гоголадзе, совсем не актером, но героя успешно сыгравшим и подарившим ему свое имя. В фильме будет еще много таких прямых указаний на документальную, личную природу показанных в нем человеческих состояний. Добавим к этому, что "Снег" как бы продолжает мотивы давнего каннского фильма Бакурадзе "Шультес": в обоих герой воришка и в прошлом спортсмен - перекличка не просто заметна, но и подчеркнута.

В конце концов московский режиссер Гиви приедет на ненадежной машине по заснеженным дорогам в Тбилиси, чтобы продать свой дом и заодно повидать бедствующего друга. Друг это примет без особого энтузиазма, вдвоем они придут к выводу, что вся соль и смысл бытия в женском тепле, которое можно снять на вечерок. И меланхолически констатируют, что свет неумолимо тускнеет - надвигается старость.

Вот, собственно, и вся история, которую нам расскажут в фильме. Она исчерпывается меланхолической констатацией душевной заморозки героев - остальное в деталях, в подробных наблюдениях, в долгом молчании, в живых, но чаще статичных портретах, чутко зафиксированных камерой Алишера Хамидходжаева. Здесь в центре внимания не человеческие персонажи даже (они неуловимо похожи до, подчас, неразличимости), а их разверстые, залитые зимним дождем, заваленные снегом, смертельно окоченевшие души. Все пронизано почти безнадежным стремлением передать нам ощущение накатившей пустоты жизни, ноющую душевную боль персонажей (читай - авторов). И те зрители, которые сумеют принять и освоить тягостный ритм фильма, проникнутся сочувствием - потому что эту боль поймут и разделят.