В МАМТе представят оперу Умберто Джордано "Андре Шенье"

Опера "Андре Шенье" - безусловный шедевр оперного веризма - стиля, стремящегося к абсолютной достоверности в искусстве. Сегодня он переживает новый всплеск мирового интереса. Реальный сюжет из французской истории времен Великой революции, рассказанный языком итальянской страсти, впервые на российской театральной сцене взялись воплотить режиссер Александр Титель и художник Александр Боровский в сотрудничестве со специально приглашенным итальянским дирижером Пьетро Маццетти.

Итальянец Умберто Джордано никогда не числился в когорте великих композиторов. Все его оперы (их было немного), кроме одной, не прошли проверку временем. Речь как раз об "Андре Шенье", мировая премьера которой состоялась в La Scala 28 марта 1896 года. Классический образец оперной мелодрамы о поэте-романтике, погибшем на гильотине революционного террора, возглавляемого Робеспьером, очень полюбилась многим выдающимся тенорам. Партия Шенье вошла в репертуар Энрико Карузо, Беньямино Джильи, Франко Корелли, Марио Дель Монако, Лучано Паваротти, Пласидо Доминго...

"Андре Шенье" - абсолютное торжество дружбы и преданности, но еще более - по-настоящему жертвенной любви: Мадлен и влюбленный в нее бывший слуга, превратившийся в одного из лидеров революции - Шарль Жерар. И Андре Шенье умирает, конечно, в полном соответствии с законом оперного жанра, прежде всего во имя любви к прекрасной Мадлен. Кстати, донос Жерара на Шенье также соответствует "стандарту" оперных коллизий, но никак не исторической правде. Зато известен другой исторический факт, что подписавший этот приговор пережил поэта всего на сорок восемь часов, что придает всей истории особый поучительный, трагический символизм...

Как только открывается занавес, с первого до последнего аккорда сцена залита красным светом. Место действия абстрактно, в костюмах (от дочери сценографа Марии Боровской) смешались псевдоисторический (с кринолинами и париками) и "брутально-революционный" (с куртизанской наготой, кумачовыми косынками и платьями супермини) стили. А эффектный образ гильотины, что практически перманентно готова "резать по живому", только подчеркивает, как, казалось, благородное стремление к заветным "свободе, равенству и братству" оборачиваются фатумом.

Премьеру в театре на Большой Дмитровке представляют его лучшие солисты - певцы с отличной европейской репутацией и активной международной востребованностью: Андре Шенье - тенор Нажмиддин Мавлянов, Мадлен (чье имя в программке спектакля русифицировано на французский манер до Маддалены) - сопрано Елена Гусева. А роль злодея-баритона Жерара досталась Антону Зараеву. Все три главные партии запредельно эмоциональные, требующие не только настоящего актерского мастерства и больших оперных голосов, но и филигранной вокальной техники, так как без высочайшего мастерства и титанической выносливости до финала никто из протагонистов просто не доживет.

У Андре Шенье есть три значимых сольных "подарка" от композитора - знаменитая импровизация Un d all azzurro spazio в первом акте, сцена защиты S, fui soldato на обвинительном процессе третьего акта и предсмертные стансы Come un bel d di maggio в четвертом. Нажмиддин Мавлянов покоряет музыкальностью, а его присутствие на сцене романтически возвышенно и благородно, при этом, как часто случается, он не переигрывает будь то политические декларации или любовные рифмы.

Елена Гусева в образе Мадлены красива и чувственна, но в ее звучании не всегда хватало сфокусированности и итальянского пыла. Но она прекрасная актриса, сумевшая трогательно показать бедственное положение молодой аристократки, на глазах которой была убита ее мать и сожжен их дворец. И главная (и самая сложная) ария партии Мадлены - La mamma morta (об утрате смысла жизни) - была исполнена певицей с трагической отрешенностью, не переходящей в истерику, которую порой любят демонстрировать примадонны для пущей эффектности. И дуэты влюбленных были очень хороши - эмоциональны и чисты, рождая сильное впечатление.

А вот Жерар у Антона Зараева вышел слегка неотесанным мужланом, а пение получилось недостаточно точным и стильным: уж слишком много было вольности во фразировке и небрежности в тексте. И романс Son sessant anni, o vecchio в первом акте откровенно не удался. Зато знаменитый монолог в финале Nemico della patria? прозвучал с явной передозировкой демонического пафоса.

Оркестр под управлением молодого итальянского гостя был ровен, взвешен и корректен, как на экзамене. Все ноты на месте, а получилось почти медитативно медленно и даже скучно. А ведь фактически в этом спектакле режиссер сознательно уступил первенство музыке. Впрочем, главное он сформулировал и показал четко и ясно: насколько лживы любые революционные идеи, а сама по себе революция, как и русский бунт, бессмысленна и беспощадна.