В Воронеже показали мистическую версию "Судьбы человека"
Спектакль-исповедь по хрестоматийной повести Михаила Шолохова представили в Театре юного зрителя. На мытарства фронтового шофера предложили посмотреть как на путь, ведущий к покаянию. История души, выжженной войной почти дотла, стала удачным контрапунктом к победным маршам и выспренним речам, которые обычно перетягивают на себя внимание накануне 9 Мая.
Главную - по большому счету, и единственную - роль в "Судьбе человека" сыграл заслуженный артист России, актер Камерного театра Андрей Мирошников. Его герой - неспешный, скупой на жесты и мимику, внутренне собранный, одетый во все чистое (между прочим, гражданское) - опускается на стул на авансцене будто бы посидеть на дорожку. И на протяжении двух часов, почти не меняя позы и не прибегая к театральным эффектам, медленно вспоминает свою жизнь. Слова произносит с расстановкой, иногда с усилием, как контуженный или перенесший удар. Этот прием (который, вопреки ожиданиям, не меняется до конца спектакля) требует от артиста недюжинной самоотдачи, а от зрителей - большой сосредоточенности.
В шолоховском тексте Андрей Соколов рассказывает о себе случайному встречному у переправы через реку. Признается, что боится умереть от остановки сердца и напугать названого "сынка", что часто говорит во сне с покойными близкими, как будто он все еще за колючей проволокой немецкого концлагеря, а они - по ту сторону. Главный режиссер ТЮЗа Максим Иванов развернул эту ситуацию в мистической плоскости. Герой, вперивший взгляд в "четвертую стену", беседует уже с иным миром - где жив его кровный сын и куда стремится его душа. За спиной Соколова мерцает зеркало воды и неслышно ступают не то души, не то ангелы - под черными вдовьими покрывалами таятся белые одежды и платки, подколотые "на уголок".
Эти силуэты становятся элементом декорации, изображая при разном освещении то храм, в котором ночевали пленные красноармейцы, то стога в поле. Женщины-призраки кружат в хороводе, позвякивают невидимыми колокольчиками и поют духовные стихи.
Партитуру спектакля составили песнопения знаменного и демественного распева из репертуара ансамбля древнерусской духовной музыки "Сирин". От известного "Грешный человече" и 102-го псалма до фрагментов забытого "пещного действа" - особого чина, который совершался в православных храмах в преддверии Рождества вплоть до XVII века. В нем вспоминался ветхозаветный эпизод о чудесном спасении Анании, Азарии и Мисаила. По мысли Иванова, притча о трех отроках, которые отказались поклоняться идолу и были брошены в огненную печь, но стараниями ангела выжили, как-то соотносится с сюжетом "Судьбы человека":
Герой беседует уже с иным миром, куда стремится его душа
- На разных этапах герой попадает в разные "печи", но с честью проходит все испытания. Песнопения из "пещного действа", восстановленные участниками ансамбля "Сирин", звучали в другом моем спектакле. Мне показалось, что здесь они тоже будут уместны. Ну а ангелы - собирательный образ судьбы… Нам не хотелось манипулировать зрительской фантазией. Не хотелось идти иллюстративным путем - на то есть очень яркий и сильный фильм Бондарчука. Мы решили сосредоточиться на литературном слове и взять одну-единственную сцену, разобрав, что заставило героя вдруг выложить незнакомцу самое сокровенное. Наверное, так происходит, когда человек чувствует, что подошел к финалу, и видит нечто незримое для тех, кому еще жить да жить…
В постановке древнерусские песнопения местами переиначены (скорее всего, невольно) на южный манер - с "аканьем" и открытым звуком. Впрочем, и герой, уроженец Воронежской губернии, выражается языком отнюдь не старинным и не богослужебным. Две линии - реалистическая шолоховская и метафизическая музыкальная - развиваются параллельно, пока наконец не пересекаются в ответе на вопрос-лейтмотив "Что тебе надо, грешный человече?".