Летний фестиваль "Зарядье" открылся концертом уругвайского певца Эрвина Шротта

Визит Эрвина Шротта, который прежде часто бывал в России, значился в числе самых ожидаемых событий нынешнего фестиваля. В сопровождении Московского государственного симфонического оркестра под руководством Ивана Рудина именитый уругвайский бас-баритон представил концертную программу Opera & Tango, с которой сейчас часто гастролирует по миру.

Эрвин Шротт - настоящая международная звезда. Его успешная карьера началась с победы в уже далеком 1998 году на знаменитом конкурсе Пласидо Доминго Operalia, что проходил в Гамбурге. Но известен он в оперном мире не только как топ-исполнитель, но и как отец сына Анны Нетребко Тьяго, которому сегодня уже 16 лет. Правда, певец категорически не желает разговоров и о своем отцовстве и в целом о том отрезке своей жизни, хотя Анна очень многое сделала для того, чтобы его ставки в опере существенно поднять.

Вечер со звездой в концертном зале "Зарядье" предсказуемо начался с задержкой в 25 минут. Администрации зала даже пришлось запустить аудиоролик с извинениями. Перед публикой певец появился в образе Лепорелло с легендарной моцартовской арией Madamina, il catalogo e questo. 52-летний Шротт ее спел, точнее вальяжно мелодекламировал с таким всепоглощающим чувством самовосхищения, что надо было думать, будто все упомянутые в арии неисчислимые победы над женскими сердцами принадлежат на самом деле ему - слуге, а не его хозяину Дону Жуану. После этого сеанса "разоблачения" последовали две знаменитые басовые арии из вердиевских опер - Джованни да Прочиды O patria... O tu Palermo! из "Сицилийской вечерни" и короля Филиппа Ella giammai m" amò! из "Дона Карлоса". Они прозвучали с оттенком усталой обреченности: без должных масштаба, кантилены и чистоты интонации; голоса было откровенно мало, зато обаяния через край. Засим, как ни парадоксально, оперная часть программы была исчерпана, оказавшись экстремально лаконичной.

За драматическими монологами ничтоже сумняшеся грянула интермедия из сарсуэлы Хименеса-и-Беллидо "Свадьба Луиса Алонсо". И настал черед вокального цикла Chansons de Don Quichotte, написанного Жаком Ибером к одноименному фильму Георга Вильгельма Пабста 1932 года. Нотное издание "Четырех песен" предваряет авторское посвящение: à Féodor Chaliapine. Об этом Эрвин Шротт сообщил залу по-русски, чем заслужил аплодисменты еще до исполнения, в котором блеснул искусством пения по планшету. Было очевидно, что эту музыку певец знает не слишком хорошо.

После антракта воцарилось танго. Давно, в 2011 году Эрвин Шротт записал для Sony суперклассный альбом Rojotango с 13 треками, которые почти все стали хитами. Пару песен, включая титульную, певец исполнил из того набора в дополнение к таким вечным шлягерам, как Nostalgias Кобьяна или Besame Mucho Веласкес. Всего шесть песен, исполненных с какой-то утомленной страстью и вокальной небрежностью. Вообще во второй части программы Шротт был расположен больше болтать с публикой, нежели петь. И тут концерт окончательно вывалился за рамки академических приличий. Певец говорил по-английски, и минут через пять выкриками с места аудитория потребовала перевод. Солисту потребовалась помощь из зала, и он из партера вызвал на сцену очень красивую девушку, которая отозвалась на имя Каролина. Но, к сожалению, она не проявила навыков публичного перевода с микрофоном - ее было едва слышно, и зал снова начал недовольно гудеть.

Быть может, подобная атмосфера была бы хороша где-нибудь на непритязательной клубной вечеринке Milonga, но не в большом столичном концертном зале на выступлении с симфоническим оркестром, который в этих обстоятельствах казался просто лишним. В один момент Эрвин Шротт, очевидно, почувствовал, что все идет не совсем по плану легкого успеха. Стал улыбаться еще больше, совершать полутанцевальные па и целовать всех женщин, которые пришли на его концерт с цветами.

Кстати, на официальном сайте певца в сообщении для театров и промоутеров сказано, что данная программа идет не только в сопровождении оркестра, но и при участии специальных гостей и танцоров, кои в Москве отсутствовали.

Вечер закончился одним единственным бисом - песней "Подмосковные вечера". Дирижер Иван Рудин, будто из чувства музыкантского протеста, к оркестру не вышел. А по наставлению звезды больше пел зал, нежели он сам. Всеобщим братанием дело не закончилось. Но гость явно остался собой доволен. Да и публика, заплатившая немалые деньги за билеты, тоже: когда еще доведется попеть хором с мировой знаменитостью…