Журавлики-кораблики. В Иркутске премьера музыкальной версии пьесы "Вечно живые"

Иркутский музыкальный театр уверенно выходит в число лидеров жанра: уже третья премьера подряд - и настоящий, резонансный успех. Вслед за постановкой "Горя от ума", отметившей 200-летие всегда актуальной комедии Грибоедова, к 80-летию Победы он заказал композитору Артуру Байдо и Константину Рубинскому музыкальную версию пьесы Виктора Розова "Вечно живые" - мюзикл "Летят журавли". Название фильма Михаила Калатозова взято тоже не случайно: в спектакле сомкнулись времена и жанры, отзвуки прошлого и опыт истории - с нашим сегодня.

Журавлики-кораблики. В Иркутске премьера музыкальной версии пьесы "Вечно живые"
© Российская Газета

Материал более чем сложный для музыкальной сцены. В пьесе Розова трактуются вопросы морального выбора в трагическую для страны минуту, но заявленный уже в названии пафос сведен к минимуму, растворен в коллизиях конкретных судеб и военного быта, экзаменующего человека на человечность. Война, как под лупой, умножила смысл любого поступка. Утрата подаренной героем плюшевой белки равна предательству, желание даже в войну продолжать жить, как если бы ничего не случилось, - измене народу и времени: простейшие решения в год народной трагедии становятся мерилом людских качеств.

Но, как известно, предмет музыки - не сюжет жизни, а драматургия чувств, и всегда есть риск, что музыкальный жанр предложит просто зарифмованные иллюстрации к пьесе. Композитор пошел единственно возможным здесь путем - писал не арии-дуэты, а гул времени, включив в партитуру наравне с симфоническими картинами скрежет военной машины, вой сирен, топот солдатских сапог и обрывки немецких команд - шорохи радиоэфира, где мирный Штраус перебивается грохотом разрывов. Музыкальная ткань лишь изредка разрывается отдельными номерами - стилизованными под эпоху песнями. В остальном это плотная звуковая среда, в которой обитают герои, она полнее всего передает объемность действия: мир одной души вписан в космос огромной воюющей страны с ее надсадным прерывистым дыханием.

Театры осваивают материал, знакомый по киноклассике, невольно вступая в состязание с великими актерами

Художники Сергей Новиков (сценограф), Василий Ковалев (свет), Илья Смилга (видео) мыслят на уровне метафор, очень емких и выразительных: игрушечные макеты на авансцене, воспроизводящие страну от Москвы до самых до окраин, образы изуродованных городских строений на заднике сменяются шкивами-шестеренками бездушного военного механизма. Разновысокие площадки двух лестничных маршей позволяют выстроить полифоническое действие почти кинематографическим монтажом: вот квартира Бороздиных, вот операционная, а вот больничная палата для раненых.

Иркутянам удалось главное и самое трудное: вернуть зал к ощущениям того времени. Невзирая на условность декораций - или именно благодаря этой условности: она включает воображение зрителей, которые уже не просто наблюдатели, они внутри действия. И здесь надо сказать о качествах этой труппы, ее способности не играть драматургию, а ее прожить, как свое личное. А в личном не может быть пафоса, приемов формальных, на публику. Только реально пережитые, обезоруживающе искренние чувства.

Последнее время театры успешно осваивают материал, знакомый по киноклассике - от комедии "Любовь и голуби" до драмы "Летят журавли". И тем невольно вступают в состязание с великими актерами, которые, снявшись, как бы закрыли тему. Но в Иркутске возникла своя версия истории неумирающей любви Бориса и Вероники, и сравнивать уже не приходит в голову. Хотя и здесь авторы делают свое приношение предшественникам, и бурлескный выход Нюрки-хлеборезки (Ирина Мякишева), к примеру, откровенно отсылает к образу, созданному на сцене "Современника" Галиной Волчек - гротеску, исполненному ненависти к олицетворенной пошлости и цинизму. Есть и трагический образ "кружащихся сосен" - поклон великому кинооператору Сергею Урусевскому. По этому принципу цитат редких, но метких, написана музыка. Вот Вероника наигрывает на рояле мотив песни Блантера "Я уходил тогда в поход в суровые края, рукой махнула у ворот моя любимая…". Эти два такта потом повторятся еще пару раз в партитуре, чтобы тут же развиться в другую, уже новую музыку, - только как напоминание, мелькнувшая тень пережитого... Говорят: ничто так не щемит нашу память, как родной мотив.

Режиссер Анастасия Гриненко и дирижер Виктор Олин поставили спектакль, успешно избежав снисходительных поправок "на жанр". Разве что в эпизоде подпольного кабаре с каким-то особенно разухабистым джазом авторы отдают ему дань, и эпизод выбивается из общего строя, позволяя действу как бы передохнуть от эмоционального напряжения. Но этого не позволят авторы спектакля: они дают джазу "стоп-кадр" и на его фоне трагическим контрапунктом - последние минуты жизни Бориса, спасающего товарища. Они вообще ведут этот спектакль как хрупкое откровение, тщательно оберегают его от фальши и сохраняют объемность взгляда, каждое сценическое решение выверяют на правду чувств, переживаемых и сценой, и залом. Включая финальный победный салют в тонах пролитой крови - праздник со слезами.

Анастасия Солоха в роли Белки с мастерством драматической актрисы передает муки нравственной дилеммы: верность погибшему любимому или, согласно жестокой диалектике жизни, ее компромиссное продолжение? Сложнее, чем даже в фильме, выглядит личность Марка, для которого компромисс тоже по-своему мучителен (Иван Перевощиков великолепно передает брезгливость, с какой его герой, талантливый пианист, принимает цинизм своего нового окружения). Борису в пьесе отведено очень мало эпизодов, а Сергей Потапов в этой роли не вооружен, как когда-то Баталов, априорным обаянием всенародно любимой звезды, - тем достовернее он вписывается в число рядовых великой войны, где каждая жизнь драгоценна.

В планах театра "Маскарад" Игоря Рогалева в режиссуре Нины Чусовой и "Вам и не снилось" на музыку группы "Наутилус Помпилиус" в постановке Анастасии Гриненко.