"Если мы не вернемся к идеалам, это закончится войной"
Люк Бессон рассказал «Газете.Ru» о работе над фильмом «Валериан и город тысячи планет», отличии своих героев от персонажей Marvel, а также поделился мыслями, как построить мир во всем мире и что важнее — человек или бизнес.
— Меня уже долгие годы волнует вопрос, что изменилось в вашем восприятии мнений критиков и зрителей после того, как ими был обругана «Жанна Д'Арк»? Вы тогда не снимали шесть лет, с чем вы вернулись в кино?
— На самом деле, для меня настоящего перерыва не было — я продолжал писать сценарии. Не снимал потому, что был совершенно истощен, нужно было восстановиться. Но мнения критиков и зрителей меня никогда слишком не интересовали — я не слушаю их уже больше двадцати лет.
Потому что это просто не моя работа — угождать. Моя работа предложить, понимаете?
Вот вы приходите сегодня в какой-нибудь большой музей, на стенах висят картины со всего мира, их авторы давным-давно мертвы, но мы до сих пор говорим об их произведениях, хотя их нет, чтобы… Представьте художника из XV века, который, ну, знаете, рисовал кисточкой (показывает, как рисуют кисточкой). И представьте корейского туриста, который приходит в музей и видит картины парня, умершего 600 лет назад в Италии. У них не было шанса встретиться, они никем друг другу не приходятся, но искусство по-прежнему здесь. Оно соединяет и вызывает эмоции, выстраивая коммуникацию. Но важно понимать, что искусство создано именно для реакций — «О, мне страшно!» или «Боже, как трогательно!»
Это провокация для наших чувств. Искусство существует для этого, а не для комментов.
Невозможно учесть мнения каждого из семи миллиардов людей на планете. Так что мое дело предложить, а дальше — пусть говорят, что хотят (смеется).
— Давайте теперь про «Валериана». Есть что-то, чем герои оригинального комикса отличаются от Валериана и Лорелин в фильме?
— Ну, вообще, почти ничем — разве что они куда больше болтают (улыбается). Я старался сделать их максимально похожими на тех героев, которых полюбил в детстве. Хотелось, чтобы они буквально шагнули из комикса на экран. Единственное, что в оригинале Валериан и Лорелин уже изначально пара, а здесь нет. У меня он хочет быть с ней, а она еще раздумывает. Мне показалось забавным поиграть с этой коллизией, представить их в начале совместного пути.
— А в чем, как вам кажется, отличие от более привычных для зрителя героев — тех, что пропагандируют Marvel и DC Comics?
— О, это просто небо и земля, по-моему. Понимаете, у Marvel и DC речь идет о супергероях со сверхспособностями. Это демонстрация мощи и силы Америки. Фактически это пропагандистское кино, объясняющее, как Америка может защитить весь мир: «Без нас вы все умрете». Мои герои — нормальные.
У них нет сверхспособностей, они не носят трико, а главное — я или вы можем проассоциировать себя с Валерианом.
Я такой же как он. Иногда я глуповат и претенциозен, иногда странно и неловко шучу. Но каждый из нас может быть героем — когда надо спасти жену или своих детей. Это то, что понятно всякому, это — мы. Но, возвращаясь к вашему вопросу, у меня нет сверхспособностей. И единственное, что я могу почувствовать, глядя на парня из фильмов Marvel: «О, спасибо тебе, что спас меня».
— Кто из героев «Валериана» вам наиболее близок, в таком случае?
— Частичка меня есть в каждом из них, очень сложно выбрать. С одной стороны, я чувствую себя немного Валерианом, но часть меня есть и в Лорелин. В то же время, иногда я чувствую себя в точности как Баббл (героиня Рианны — попавшая в бордель актриса-хамелеон — «Газета.Ru») — я же художник, в конце концов (смеется).
— В фильме есть шутка про мультипаспорт, которая звучит как аллюзия на «Пятый элемент», это сознательно?
— Ха-ха, ничего такого у меня не было — это, видимо, ваш перевод. Но, кстати, это смешно, по-моему.
— Стандартный вопрос, но учитывая техническую изобретательность «Валериана», я не могу не спросить, что было самым сложным в производстве?
EuropaCorp
Кадр из фильма «Валериан и город тысячи планет» (2017)
— Ну, смотрите. Над фильмом работало две тысячи человек, и каждый из них боялся не соответствовать общему уровню, все выкладывались на 200%. Мы очень долго готовились к съемкам и в результате закончили на три дня раньше срока — такого вообще не бывает с большими фантастическими картинами. Обычно они, наоборот, выбиваются из графика недель на пять. Что касается сложностей, то для меня самой трудной задачей было добиться единства времени. Сюжет разворачивается в течение одних суток, но чтобы рассказать про эти 24 часа, мне потребовалось семь лет (смеется). Так вот, самым сложным было сохранить единство времени и действия.
Это как тонкая проволока, объединяющая эмоции, настроение, ритм, даже движения героев.
Я очень боялся, что на монтаже мне не удастся добиться легкости и достоверности в сценах, разные части которых снимались в разное время. Ну то есть вот герой выходит из комнаты, а в следующем кадре у него уже плюс три кило, потому что между кадрами прошло полгода. Вот этого я боялся больше всего (смеется). Но когда я закончил, то вздохнул с облегчением (вздыхает) — смотрится все так, будто прошло не больше суток!
— У вас в фильме множество рас живут в мире и согласии. Вы имели в виду, что эта картина соотносится с нашей реальностью и ее многочисленными межэтническими конфликтами?
— О да.
— У вас есть мысли о том, как современные люди могут добиться согласия?
— Нам необходимо понять, что у нас всего лишь одна планета, мы все живем на ней все вместе. Это как плыть в полной людей лодке через океан. Понятно, кто-то вам нравится больше, кто-то меньше, кто-то вообще бесит. Но вам необходимо ценить каждого из них, чтобы все не закончилось поножовщиной, потому что иначе лодка потонет к чертовой матери (смеется). Да, все люди очень разные, но почему обязательно нужно видеть в этой разности отрицательные стороны, почему не поискать положительные? Ну вот, например, несколько веков назад европейцы впервые встретились с китайцами и поняли, что — вау — мы очень отличаемся.
Но, с другой стороны, давайте посмотрим на эту разницу с точки зрения кулинарии (улыбается). Европейцы попробовали китайскую еду и поняли, что ее не только можно есть, но она еще и очень вкусная! Потом китайцы с тем же эффектом познакомились с тем, что едим мы. И это стало одним из инструментов для построения диалога. Оказалось, что разница между нами не разделяет, а наоборот, дополняет жизнь каждого из народов. Это наш способ быть вместе.
Национализм набирает обороты во Франции, в России, в США, и единственная его причина в проседании экономики.
Люди не могут жить и есть должным образом — и я это понимаю. Но не надо думать, что национализм может стать решением проблемы.
У людей поменялись приоритеты. Многие века на первом месте в обществе стояла человечность, а экономика была на втором. Сейчас, несколько лет назад, мы будто бы переключили тумблер и решили: «Теперь экономика на первом месте».
— Серьезно? Вы правда думаете, что это правильно?
Если мы не вернемся к идеалам человечности, все это закончится войной. Экономика должна быть на втором или третьем месте — никак не на первом. Иначе мы во имя процветания уничтожим все на нашей планете. Человек должен быть на первом месте. А на втором — ну, о'кей, бизнес.