«Я по натуре кочевник». Рассказ донского художника о жизни и творчестве
Полотна азовского художника можно рассматривать часами. В его картинах краски и штрихи смешаны как стёклышки в калейдоскопе. А если долго вглядываться в яркие мазки, то полотно откроет зрителю фантастический мир, где каждый найдёт для себя разные образы. Живопись Владимира Прядьева, как и его жизнь, многогранна. Музыкант, поэт, педагог и художник - на всё хватает времени, сил и таланта. Богема и рок Юлия Морозова, «АиФ на Дону»: В вашей жизни музыка и живопись идут параллельно? Владимир Прядьев: Так было не всегда. Да и музыкой профессионально я занимяться начал в 21 год, когда вернулся из армии. До этого учился у мальчишек во дворе. Нотной грамоты не знал, но мог на слух подобрать любую вещь. В наши годы «Битлз» был непререкаемым авторитетом, а это, согласитесь, высокая планка. После армии устроился на Азовскую обувную фабрику, затем на судоверфи. Совмещал работу с музыкой. Играл в ансамбле городского Дворца культуры. В 23 года поступил на эстрадно-джазовое отделение в Ростовское училище искусств по классу бас-гитары. Четыре года учёбы пролетели незаметно. C моей первой семьёй переехали в Новосибирск, где я работал музыкантом в Цирке на сцене. За два года объездил с гастролями полстраны: Сахалин, Сибирь, Алтай, Средняя Азия, Украина и Молдавия. Но затем, после развода, я решил переехать на Сахалин. Меня всегда привлекали тамошние красоты. Смотрел фотографии гор, источников и пещер, и мне казалось, что это какая-то волшебная страна. Моя вторая жена меня поддержала. Работа для меня нашлась быстро: в местном ДК нужен был музыкальный руководитель. Из одного окна нашей квартиры был виден океан, из другого - горы. - Роскошная природа Сахалина оправдала ваши ожидания? - А иначе и быть не могло! На её фоне человек кажется лишь маленьким винтиком в грандиозной картине мироздания. Но, к сожалению, прожили мы там всего два года. Жена не могла найти работу по специальности, скучала по дому, да и со здоровьем у неё начались проблемы. Вернулись домой, в Азов, а потом развалился брак. Как оказалось, я по натуре кочевник, поэтому судьба занесла меня в Ленинград. - Этот город считали музыкальной столицей... - Пожалуй, так было тогда. Я попал в Ленинградский рок-клуб. Это что-то среднее между Домом культуры с залом на 200 мест и Союзом композиторов со своей системой членства. В марте 1984 года мне фантастически повезло оказаться на концерте Питерского рок-клуба, где выступали группы «Кино» и «Аквариум». Песни Цоя необыкновенно подействовали на меня, проникая в самое сердце, затрагивая струны души. Мистика какая-то! Потом много лет я работал и даже жил в рок-клубе «Там-Там», который открыл мой хороший друг, бывший виолончелист группы «Аквариум» Всеволод Гаккель. Здесь на сцене «родилось» множество музыкальных коллективов разных жанров: «Король и Шут», «Югендштиль», «Сказы леса», сюда стекались все неприкаянные музыканты страны.Для меня «Там-Там» - это «космическое» пространство, заполненное совершенно разными людьми. Причём, у каждого свои тараканы, свои идеи, кардинально отличающиеся друг от друга. И при этом мы существовали в атмосфере дружбы, общения, творческого единения. Гаккель исповедовал полную свободу самовыражения. Никого не интересовали ни музыкальные стили, ни внешний вид, ни социальное происхождение музыкантов. Главное - энергетика, исходящая от группы. Клуб находился в довольно глухой части Васильевского острова. Рядом Эскалаторный завод, какие-то индустриальные объекты и Смоленское кладбище. Но народу всегда было очень много, несмотря на то, что о концертах узнавали по «сарафанному радио». Что только не звучало у нас: рокабилли, реггей, хардкор, металл, была какая-то нейтральная музыка. Про годы, проведённые в Питере, могу говорить бесконечно... Рама из палок - Но, тем не менее, вы вернулись в Азов. - Пришлось по семейным обстоятельствам. В Азове я женился в третий раз и устроился работать в Кагальницкую детскую музыкальную школу, где проработал до 2016 года, до пенсии. - Вернёмся к живописи. Как получилось, что вы стали писать? - Рисовать любил ещё с детства. Недолго ходил в художественную школу, но как-то не сложились отношения с преподавателем. Став уже взрослым, я в любом городе сразу шёл в музей изобразительных искусств, покупал альбомы с репродукциями известных художников. В Новосибирске был на выставке Рериха - впечатления на всю жизнь! Не помню, когда сам взял в руки кисть. Сначала рисовал маленькие картины, показал их своему хорошему другу - азовскому художнику Олегу Донцову. Он долго смотрел, а потом сказал: «Давай, рисуй дальше!» А через год первый раз участвовал в выставке. У меня сразу купили там картину, на которой маслом был написан домик бабушки. Самое смешное, что холст я натянул на какие-то старые палки, что нашлись в огороде. Ведь я и предположить не мог, что кто-то заинтересуется моими полотнами. Так вот покупатель перевернул картину и говорит: «О, отличная идея! Китч!» - Посетители выставки говорят, что если долго вглядываться в хитросплетение линий и цветовых пятен на полотне, возникает эффект «проваливания» в картину. В ваших работах, действительно, есть что-то мистическое. Это какая-то особая техника? - Не знаю, как объяснить...Название для последней выставки родилось неслучайно: Mental expression, то есть ментальные чувства, воображение. Я не делаю эскизов, мне всё подскажет холст. Когда начинаю работать, происходит взаимодействие, я будто сливаюсь с полотном. Сотни мелких деталей и фрагментов сплетаются в кружево сюжета. Порой и сам я не всегда знаю, как будет выглядеть картина в окончательном варианте. Если я вынужден прервать работу, то в следующий раз могу не настроиться на волну неоконченной картины. Тогда приходится начинать всё с начала. И реальность я не рисую, мне в ней тесно (смеётся), всё выдумываю. Перед тем, как сесть за работу, долго смотрю альбомы любимых художников: Моне, Дали. Не для того, чтобы скопировать что-то, а для того, чтобы настроиться, поймать вдохновение. Внутренний голос - Владимир Викторович, получается, что вы полагаетесь на внутреннее чутьё, на то, что шепнёт вам подсознание? - И это не случайно. В начале 90-х, я серьёзно заболел артритом. Боли были такие, что съедал каждый день горсть таблеток. А лучше не становилось. Не мог ни играть, ни рисовать. Казалось, что жизнь кончена. Но потом я подумал, раз мне не помогают лекарства, значит, надо прибегнуть к помощи альтернативной медицины. Знаете, не зря же говорят: «все болезни от нервов». «Копался» в себе, анализировал свои поступки, читал специальную литературу и постепенно стал замечать, что мне становится легче. - Смогли играть и писать картины? - Не сразу. Только через 10 лет я пошёл работать преподавателем в школу искусств. Обучал ребят игре на гитаре и ударных, даже свою методику разработал. Общение с учениками мне помогло вернуть веру в себя. Многие выпускники сейчас играют в известных коллективах, кто-то продолжил обучение в Ростовском музыкальном колледже на джазовом отделении. И я рад, что смог поделиться с ними любовью к музыке, к инструменту. Потихоньку стал играть сам, пальцы вначале не слушались, но я не сдавался, репетировал подолгу. Кисть и карандаш тоже выскальзывали из рук, но потом линии получались всё ровнее, и вскоре я сел за очередную картину. Я не вылечил себя, но разобрался в проблемах. И мне стало намного легче. Смог вновь заниматься творчеством. Поэтому очень чутко с тех пор слушаю свой внутренний голос, следую его подсказкам и в творчестве, и в жизни. - А как сложилась дальше ваша личная жизнь? - Как вы уже поняли, несколько раз был женат. Потому что далеко не каждая женщина может вынести моё постоянное отсутствие: то я в репетиционном зале, то в художественной мастерской. Но зато я отец шестерых детей. Моя четвёртая жена принимает меня таким, какой я есть. Поддерживает все начинания. Только что закончилась персональная выставка в Азове, а сейчас я готовлюсь к участию в выставке «АртРоссия», которая пройдёт в Нижнем Новгороде. Обдумываю новый музыкальный проект. Думаю, что я счастливый человек!
