Шепоты и крики
В Петербурге прошел XXI фестиваль SKIF В 2016 году фестиваль SKIF переехал на современную и в чем-то технологично-стерильную Новую сцену Александринского театра в самый центр Петербурга. Тогда первый блин, по мнению зрителей, вышел комом, так что в этом году возникал вопрос, удастся ли выучить "домашнее задание" и приподнять уровень. В прошлую субботу труды ЦСИ им. Сергея Курехина и "нашего агента в Берлине" Наташи Подабед грамотно совпали, хотя и перевели SKIF в измерение аккуратного музыкального мероприятия. Макс Хаген слушал Малера и предавался ритуалам. "Это сочетание несочетаемого",-- заявил московский коллега, оглядевшись в стенах Новой сцены Александринского театра. На фестиваль SKIF, одну из музыкальных достопримечательностей Петербурга, он попал впервые, но в паре слов вполне смог описать его дух и заодно концепции еще "Поп-механики" Сергея Курехина. SKIF XXI с программой из полутора десятка артистов получился мероприятием компактным, аккуратным и в чем-то даже чинным и благородным. Здесь, правда, старожилы, некогда в спартанских условиях мозолившие уши по три ночи подряд, озадачивались: буква вроде бы выдержана, но что касается подвижности и даже некоторого культурного бардака, то они в модерновых стенах куда-то подевались. Даже пара перформансов, должных напомнить о "Поп-механике", скорее подчеркивали различие. Так что в рабочем остатке у фестиваля остались неплохая площадка и отличные концерты. Впрочем, как шутили ветераны, карма все-таки догнала SKIF: первое же выступление на главной сцене съехало минут на сорок из-за задержек на саундчеке -- а за ним и вся программа здесь. Как было не вспомнить, что перекошенное расписание в прежние годы чудесные оказывалось одной из специфических особенностей мероприятия. Из-за косяков с расписанием фестиваль открылся сразу с хедлайнеров, да еще каких. Австрийский электронщик Кристиан Феннеш с ирландско-немецким видеохудожником Лиллеваном показывали свой проект Mahler Remixed. Штучная программа с 2011 года исполнялась буквально три раза и, в самом деле, достойна реального театрального зала. Сэмплы из произведений Густава Малера в ней становятся тонко размазанной основой для шершавого, но мелодичного эмбиента. Зрители окутываются электронным облаком, из которого проглядывают и всплескивают то оркестровые прогоны, то разряды электрогитары. Абстракции на экране, вживую микшировавшиеся Лиллеваном, только усиливали гипнотический эффект. На главной сцене, где, наконец, появились петрозаводские ерники "Громыка", тоже давали "классику". Песни группы, нахально проворачивающей советские каноны через "тяжелый твист", оказались дополнены уморительными вокализами проекта "Опера Ыть". Паустовский, Пушкин и прочее наше все добивались подобием самопальной китчевой барочной оперы. Икаться здесь должно было и Генри Перселлу, и Клаусу Номи. Андрей Андреевич Громыко взирал на этот шабаш с аршинного портрета над сценой и грустно улыбался, а может, испытывал нервный тик. Как выяснилось в процессе, с двумя залами ориентироваться в артистах оказалось довольно легко. Так, на главную сцену отправлялись музыканты погромче и помасштабнее. Разукрашенные ветераны венгерского шаманского рока VHK камлали и приплясывали под подсвеченным черепом какого-то козла. Будто прилетевшее на машине времени из 1970-х, голландское трио Dollkraut валило в одну кучу и тот самый краут, и постпанк, а если бы барабанщик дал чуть оттяжки, то могло бы получиться и диско. Народ растанцевался, голландские гости тоже не скучали и, не отрываясь от работы, прихлебывали водку из горла. "Na zdorovje!" -- отсалютовал бутылкой лидер Dollkraut Паскаль Пикерт. "Не то пьешь!" -- ответствовал бас из толпы. На малой сцене выступали артисты, как правило, "заточенные" на электронику. Даже сумрачный электроджаз москвичей Fogh Depot здесь прозвучал скорее в духе решительно заторможенного эйсид-джаза, а акустические инструменты, если и слышались, то все больше в виде треков в компьютере. Юные петербургские девицы "Тема креста", кроме довольно острых речитативов, отличились таким же острым и вполне оригинальным видеорядом, кажется, подбиравшимся тут же из интернета или просто печатавшимися комментариями. Зрителям, среди прочего, показали трейлер фильма "Матильда" и сайт знакомств. Главным и никем не превзойденным в этом году на SKIF стало первое явление в России шведской артистки Анны фон Хаусвольфф. На скандинавской и европейской сцене она уже вполне состоявшаяся независимая звезда, выпустившая три альбома. Их названия говорят сами за себя: "Singing from the Grave", "Ceremony", "The Miraculous". Описывать музыку Анны занятие тяжелое и даже страшное. Хрупкая и, как позже выяснилось, милейшая в общении девушка не столько играет концерты, сколько проводит ритуалы. Мрачная романтика в песнях доходит до абсолютной хтони. В вокале шведской златовласки можно расслышать интонации Кейт Буш или песнопения Лизы Джеррард, которые через какие-то пять минут могут превратиться в отчаянные кличи-вопли. Здесь и страдания, и вызовы не то каких-нибудь пещерных духов, не то ангелов смерти. Звуки церковного органа сменяются подобием готического блюза, а потом и нойз-роком такого накала, что, кажется, слушателей и зал вот-вот разнесет на атомы. Выступление, экзорцизм или еще черт знает что -- лишь разлетаются над микрофоном локоны нордической ведьмочки да гитаристы как зомби кланяются в такт. Но посреди всей этой жути ощущения возникают почти катарсические: тебе как будто показывают потусторонний мир -- и возвращают обратно. На SKIF зрителям повезло и с гостем этого выступления: Кристоф Хан из Swans, с которыми Анна чуть раньше отъездила тур, добавил звуков и стонов на слайд-гитаре с электронным смычком. Здесь снова не обошлось без парадоксов и совпадений. Натурально ошалевающие от Анны фон Хаусвольфф зрители могли спрятаться на малой сцене с эстонским электронным фолком Марьи Нуут и Хендрика Кальюярва. Это было как из древлепущ попасть в уютную избушку. Негромкие наигрыши на скрипке, вокальные мотивы и мелодекламация наслаивались друг на друга, смешивались с микроэлектронными партиями и превращались почти в колыбельные -- иногда довольно ритмичные. И сочетание несочетаемого в этом случае вдруг оказывалось очень к месту.
