Джоуи Келли и Тилль Линдеманн: «Не связывайся с русскими!»

И акула может плакать, Соль искрится на лице. Но акуле только плавать, И не видно слез в воде (Rammstein, «Акула») Frankfurter Allgemeine Zeitung: Три недели одиночества, три недели на Юконе. Что вы там искали? Что нашли? Тилль Линдеманн: Мы совершенно ничего не искали. Мы хотели хорошо провести время. Может, это мы и искали: хорошее времяпрепровождение. Джоуи Келли: Это был увлекательный отпуск в одном из самых невероятных и захватывающих мест в этом мире. — Что для вас значит природа? Келли: Для меня природа вкупе с приключениями и спортом — абсолютно настоящая страсть. Линдеманн: Джоуи как-то сказал, что он никогда не сможет сидеть в джипе, ехать мимо природы и просто наслаждаться зрелищем. Визуальный ряд стимулирует для него физические вызовы. Я, напротив, занимаясь экстремальными видами спорта, не могу, как он, обращать внимание на природу или визуальные события, потому что я такой тип, который едет по панамериканскому шоссе из Коста-Рики в направлении Панамы и рассматривает все из машины. Поэтому для меня это путешествие на Юкон было необычным. За исключением нескольких медведей и волков, там трудно еще кого-то встретить, это будоражит. По дороге мы видели двоих охотников, которые расставляли капканы. И больше ни души. — Трудности делают жизнь интереснее, г-н Келли? Созерцание природы становится интенсивнее в состоянии изнеможения? Келли: Безусловно. Именно в тех местах, в которые не пробраться и на джипе, ощущения совершенно иные. Намного интенсивнее. Если в эту поездку, которую мы недавно совершили по сотням миль Юкона, мы бы отправились на моторном судне, впечатления были бы намного слабее. Когда вечерами в очень напряженном физическом состоянии разбиваешь палатку в дикой местности и разжигаешь костер, это невероятное чувство. Я считаю это прекрасным способом насладиться природой, действительно стать ее частью. Линдеманн: Для меня напряжение сильнее на лодке. Это физическая работа, которую надо выполнить. Плыть там действительно не просто, даже иногда опасно для жизни. Если перевернешься, будет крайне тяжело вернуться на берег, если до этого ты не успел уже переохладиться, замерзнуть или просто утонуть. — О Вас рассказывают, что вы регулярно выезжаете из Берлина за город, чтобы обрести покой. Линдеманн: Я вырос за городом, и у меня очень сильная связь с природой. Я люблю рыбачить, охотиться. Это архаический опыт, к которому мне нравится обращаться снова и снова. Когда я слишком долго нахожусь в городе, мне начинает этого не хватать. — Вы привезли новые тексты с Юкона? Меняется ли ход мыслей в такой обстановке? Линдеманн: Да, конечно. На лодке у меня постоянно приходили в голову различные мысли, но по глупости я не взял с собой диктофон, автоматически переходящий на голосовой режим. Потом я пробовал по вечерам записать все, что еще мог вспомнить. Иногда мы проводили в пути от восьми до десяти часов. — Как распределялась работа на лодке? Линдеманн: Джоуи сидел впереди и все время вкалывал. Я — сзади и лишь иногда подруливал. Джоуи был машиной. И в основном в это время осматривал окрестности. Бывало, что мы часами не произносили ни слова, но потом: взгляни туда, посмотри сюда! Но чем меньше у меня оставалось сил, тем сильнее я был занят собой. Однако это было потрясающе прекрасно. Эти относительно быстро меняющиеся панорамы и небо, слои облаков, краски. Келли: То, что в отличие от Тилля я был главным тружеником на лодке, неправда. Он вкалывал больше меня и параллельно еще и рулил. Я слегка шлепал по воде спереди, и когда Тилль сзади задавал ход движения, тогда сразу было заметно, как байдарка меняет ход. Тилль, как бывший профессиональный пловец, сильнее меня в верхней части тела. И рулить сзади на канадской байдарке очень, очень тяжело. Если человек, который находится сзади, этого не может, путешествие становится опасным. — Вы тренировались перед большим плаванием? Келли: Да, с профессиональными тренерами на Рейне. Там мы на 80% смогли воссоздать ситуацию на Юконе. Линдеманн: Мы начали готовиться почти за девять месяцев до путешествия. Перед первой тренировкой я навестил Джоуи в Эйфеле. Ему пришла в голову идея, что мы можем по-настоящему натренироваться и пойти на греблю. Тогда мы это и сделали. Мы спустились по Рейну туда, где транспортные суда создают огромные носовые волны. Если бы с нами не было тренера, то, наверное, уже во время этой первой попытки мы бы затонули от удара боковой волны. — Как у бывшего профессионального пловца у Вас было больше шансов добраться до берега. Когда Вы начали вашу карьеру пловца в ГДР? Линдеманн: С семи-восьми лет в тренировочном центре в Нойбранденбурге. Были скауты, из них отбирали спортсменов для включения в сборную. Этих спортсменов устраивали в спортивную школу и готовили их к чемпионатам ГДР, Европы и мира. Спортсмены отсеивались, оставались только лучшие, они потом попадали в олимпийскую сборную. — Вы плавали на сложнейшую дистанцию. Возможно, по одной из труднейших дисциплин в спорте вообще: 1,5 тысячи метров в вольном стиле. Линдеманн: Да, мне не повезло. — Является такая спортивная карьера чем-то, что следует советовать сыну? Линдеманн: Категорически нет. — Какие воспоминания остались у Вас о том времени в спортивной школе? Линдеманн: Я не хотел бы об этом говорить. Хороших не осталось. — Каким типом спортсмена Вы были на соревнованиях? Акулой? Линдеманн: Я был относительно мал и мог укусить. Но были советские пловцы, которые были крупнее, здоровее, а главное, более жесткими, чем мы. — Вас планировали отправить в 1980 году на Олимпийские игры в Москву, из-за контактов с Западом Вы были исключены из сборной на чемпионате Европы в Риме. Вы, собственно, соревновались с Владимиром Сальниковым, который потом в Москве проплыл дистанцию 1500 метров менее чем за 15 минут и стал первым? Линдеманн: Нет, он был другого года рождения, на три года старше. Мне в Москве было бы только 17 лет. Сальников был в то время королем. Русских тогда было не победить. Они тренировались в воде с температурой 18-19 градусов. Это самые жесткие типы в мире. Они не чувствуют боли, выносливы, очень душевны, в них очень много трагизма, у них много потрясений и огромное сердце. Они нас всегда «уничтожали». Не связывайся с русскими! — В 16 лет вы прекратили занятия плаванием. Было ли это драмой? Разочарованием? Линдеманн: Совсем нет. Я был рад, что это закончилось. — Господин Келли, у Вас совершенно другой подход к спорту. Как из музыканта получился спортсмен-экстремал, для которого соревнование по триатлону Ironman почти уже стало короткой дистанцией? Келли: Это совершенно разные миры: спортсмены-любители, как я, и профессионалы, как Тилль, который на предельном уровне в свое время на тренировках проплывал 35 километров в неделю. Я пришел к силовому спорту в 1996 году, скорее случайно, после того, как я поспорил со своей сестрой, что смогу пройти народный триатлон. Я начал с триатлона Rothsee и чуть не утонул, через 100 метров я повис на буе и больше не мог дышать. Тогда я попробовал стиль баттерфляй, я думал, что я же супер, я вам покажу, про меня в заголовках пишут «браво», я смогу это! Я плавал, ездил на велосипеде и на 10 километровом забеге совсем в конце я обогнал двоих пожилых человек, которые просто развлекались. Я поклялся себе тогда, что таким дерьмом больше заниматься не буду. Восемь недель спустя я участвовал во втором своем триатлоне, тогда я был последним. И я начал тренироваться. Линдеманн: Никто не знает, что после концертов с группой Kelly Family, которые длятся до трех часов, что уже является безумием, Джоуи в кепке и очках проходит сквозь своих фанатов, чтобы заняться бегом после шоу. 10, 12, иногда 20 километров. Только после этого он ложится спать в гастрольном автобусе. Это нужно еще осилить. — А Вы сами в каком состоянии заходите в гастрольный автобус? Концерт группы Rammstein — это чрезвычайно впечатляющая демонстрация физического присутствия и самоотдачи. Линдеманн: Голодным. И счастливым. Концерты хорошо сравнивать со спортом. И то и другое сначала не хочется. Не хочется на сцену. Не хочется в бассейн. Не хочется на боксерский ринг. Все это происходит с неохотой. Это нужно как-то принять, такова жизнь: весна, лето, осень, зима. Когда это сделал, зима прошла, начинается цветение, появляется зелень, становится светло, и начинаешь входить во вкус. Когда все заканчивается, чувствуешь себя счастливым. Тогда в организме вырабатывается море химии, множество гормонов счастья. Я думаю, что организм вознаграждает себя сам. Келли: В отличие от меня, Тилль в Rammstein фронтмен, он два часа поет в одиночку. А о самом шоу и говорить не приходится, это безумие, каждый раз — марафон. — Есть ли продолжение истории про Юкон? Во время следующего путешествия вы будете покорять горы? Линдеманн: Это совсем не моя тема. Но я этого еще ни разу и не пробовал. Когда мы были на Юконе, Джоуи хотел еще взойти на гору Мак-Кинли. Я отказался. Келли: Я мечтаю покорить семь вершин, высочайшие вершины всех континентов. Но я еще не могу оценить, как я справлюсь с экстремальной высотой. Я как-то поднимался на пять тысяч метров в Южной Америке, но у меня началась легочная эмболия, и мне пришлось снова спускаться вниз на вертолете. Позже я снова взбирался на несколько других гор, и на высоту шесть тысяч метров, тогда все прошло хорошо. — Мы когда-нибудь увидим вас на Эвересте? Келли: Возможно. — В ставшей классикой песне Rammstein «Ich will» («Я хочу») есть такие строчки: «Я хочу вашу фантазию/Я хочу вашу энергию/Я хочу видеть ваши руки/Уйти под аплодисменты». Проявляется ли родство живого исполнения на концертах со спортивными мероприятиями в обмене энергией с фанатами? Линдеманн: Если это срабатывает, то это непередаваемо. В самом начале ты сидишь где-нибудь в темном помещении, открываешь бутылку вина и придумываешь, как сделать текст с музыкой популярными. Сначала имеешь только неясное представление, что бы это могло быть. А когда через три года после записи, микширования, сведения, художественной работы, всех этих глупостей, стоишь на сцене, и то, что ты тогда придумал, действительно работает, когда получается заставить 20 тысяч человек поднять руки, тогда испытываешь непередаваемые ощущения. — И когда 20 тысяч человек, неважно где в мире, еще и подпевают на немецком… Линдеманн: Я не настаиваю на получении каких-нибудь премий, но на самом деле мы давно должны были бы получить за это награду. Никто не говорит о том, что мы знакомим мир с немецким языком, это просто игнорируют. Все болтают об институте Гете, как здорово и то, и се, но неважно, куда мы приезжаем — в Японию, Россию, Мексику, Америку — люди из-за нас учат немецкий. Я этим горжусь. Даже французы это делают, а они с немецким не в ладах. Если попытаешься на немецком заказать круассан, то услышишь le prochain!, «следующий, пожалуйста». — Что впечатляет вас в творчестве Rammstein, г-н Келли, музыка, стихи? Келли: Все. Я — фанат Rammstein с самой первой пластинки. Меня завораживает личность Тилля. В музыкальном плане нет ни одной другой немецкой группы, которой бы, как Rammstein, удавалось бы восхищать людей по всему миру, это связано со многими факторами: с музыкой, текстами, уникальной энергетикой шоу. — Откуда появляется эта кажущаяся неисчерпаемой энергия? Линдеманн: Мы — остатки от многих групп ГДР, которые после падения стены, хотели продолжать заниматься музыкой. Работа, которую мы выполняли в ГДР, была так налажена, что в оставшееся время мы могли заниматься музыкой. Многие мои друзья называли себя «ювелирами». В итоге мы ездили в Польшу, покупали там какую-то ерунду, потом ее здесь немного модифицировали, загибали или приклеивали какой-нибудь камень, а затем продавали в ГДР, тогда можно было все продать. Тогда я был корзинщиком, я работал три дня в неделю, остальное время развлекался. Деньги роли не играли, на них все равно нечего было купить, нужно было изготовить что-то особенное или предложить что-то особенное на обмен. Когда речь шла о музыкальных инструментах, об усилителях, устройствах с мульти-эффектами, колонках, тогда помочь могли только немецкие марки или что-то на обмен. — Падение стены все изменило? Линдеманн: Да, мы все были безработными и должны были искать себе работу. Но мы хотели продолжать заниматься музыкой и сказали себе: мы сделаем это! Через друзей мы нашли дешевое помещение для репетиций. Украли инструменты. В то время все пытались копировать американские группы и подражать в металле зачаткам хип-хопа, жесткой гитаре с рэп-вокалом. Мы сказали себе, мы просто возьмем три грифа и будем петь на немецком, или мы с этим пробьемся, или нет. У нас не было фундамента и базы, никаких перспектив на обеспеченное будущее. У нас не было выбора. Или нам это удастся, или нет. О персонах Тилль Линдеманн, 54 года, певец и автор текстов берлинской рок-группы Rammstein, которая с 1995 года продала более 18 миллионов пластинок. В юности Линдеманн был профессиональным пловцом в ГДР, потом он работал столяром, корзинщиком и плотником. По образованию он — пиротехник. Джоуи Келли, 44 года, стал известен как участник группы Kelly Family. С середины 90-х годов он заставил говорить о себе как о спортсмене-экстремале. Участвовал в самом изнуряющем триатлоне Ultraman Hawaii, в который входит плавание на 10 километров, 421 километр езды на велосипеде и 84 километра бега.