Медвежья услуга
«Прощай, Кристофер Робин» Саймона Кёртиса В прокат вышел фильм Саймона Кёртиса «Прощай, Кристофер Робин». В этом байопике писателя Алана Милна нестандартный «любовный треугольник» — между Милном (Доналл Глисон), его единственным сыном Кристофером Робином (Уилл Тилстон) и его самым известным литературным созданием Винни-Пухом — рассмотрел Михаил Трофименков. К чести Кёртиса, он избежал искушения, которому не в силах сопротивляться авторы кинобиографий писателей-визионеров, а уж тем более сказочников. Даже «Волшебная страна» Марка Фостера (2004), фильм об авторе «Питера Пэна» Джеймсе Барри, завершался невыносимо слащавым явлением его покойной жены, обнимающей сына перед тем, как перенестись в Волшебную страну. Здесь же Винни-Пух и прочие Пятачки не оживают на экране, оставаясь любимыми куклами Кристофера Робина, ну и персонажами книги, начисто вычеркнувшей из памяти потомков все прочие опусы плодовитого и популярного драматурга Милна. Писательство в фильме Кёртиса — никакое не волшебство, а ремесло, способное скорее разрушить магию повседневности, чем ее сотворить. Да и вообще сказочники, как известно, не самые приятные люди на земле. Бесспорное достоинство фильма и то, что рождение книг о Винни-Пухе, увидевших свет в 1926 и 1928 годах, детерминировано ужасами ХХ века. Милну возвращено звание одного из главных писателей «потерянного поколения» — наравне с Хемингуэем или Ремарком. С Первой мировой Милн, участник битвы на Сомме, которую, как и все сражения той войны, точнее было бы назвать бойней на Сомме, вернулся издерганным неврастеником. От звука лопнувшего воздушного шарика он разве что не бросается на землю, прикрыв голову руками. А жужжание пчел кажется ему жужжанием мясных мух, тучами носившихся над траншеями. Мирная жизнь была столь невыносима, что Милн с женой Дафной (Марго Робби), лощеной светской дрянью, и сыном буквально сбежал в сельский особняк, чтобы не смущать светскую чернь почти что революционными речами и засесть за пацифистский роман «Мир с честью». Напиши он его, стал бы в лучшем случае вторым Олдингтоном, автором «Смерти героя». Но, придумав — в процессе игр с шестилетним Кристофером Робином — своих чудесных зверушек, одновременно вылечился от посттравматического синдрома, стал тем самым Милном, единственным и неповторимым, и испортил жизнь сыну до такой степени, что тот возненавидел собственное имя. На волне вселенской моды на Винни-Пуха Кристофер Робин стал поп-звездой. И, как любая юная звезда, преждевременно лишился детства. Сеансы раздачи автографов в книжных магазинах, чаепитие в Палате лордов или с ордой омерзительных, визжащих, как будут визжать разве что битломанки 35 лет спустя, ровесников фотосессии. Ни тебе в зоопарк спокойно сходить, ни даже в любимом — том самом, волшебном,— лесу погулять. Из кустов в любой момент может выскочить корреспондентка Times с плотоядными губами. Даже звонок отца, представляющего книгу в Америке, в день рождения Кристофера Робина превращается из сугубо интимного дела в часть рекламной радиопередачи. И как бонус — издевательства «дедов» в лучших традициях английских закрытых учебных заведений для мальчиков. Родители при этом проявляли образцовую бесчувственность к страданиям сына. И только верная няня Оливия (Келли Макдональд) осмелилась резануть им в лицо правду-матку, за что и лишилась работы. Понятно, что от такой славы Кристофер Робин бежит сломя голову на Вторую мировую. Правда, медкомиссию он не прошел, но, буквально эмоционально шантажируя отца, добился его протекции в отправке на фронт. Круг истории замкнулся, диалектика взяла верх. Родители получили извещение о пропаже сына без вести, зато выживший Кристофер Робин примирился с отцом, услышав от фронтовых товарищей переделанные на матерный лад пыхтелки Винни-Пуха. Единственный, зато фундаментальный упрек, который можно предъявить конспективному изложению Кёртисом этой реальной драмы, это ее визуальное качество. Картинка столь вылизана, столь — до самолюбования — хороша собой, что фильм порой кажется рекламным роликом загородной жизни в поствикторианской Англии. Впрочем, речь в нем и идет о губительной силе рекламы. Но если Кёртис ставил перед собой цель вызвать ужас у зрителей, с детства хранящих в заветном уголке сердца персонажей Милна, то он ее вполне достиг. Отныне перечитывать книги о Винни-Пухе без содрогания невозможно.