Солнцеворот — это по-нашему

В прокате один из самых дорогих русских фильмов года — комиксный боевик о спасении Руси от разукрашенных оккупантов «Легенда о Коловрате». Кроме того: Маттиас Шонартс застрял между грабежом и любовью, а ученица Сокурова экранизировала Искандера. Плюс смертельный номер: Александр Невский флексит. Красива земля рязанская до умопомрачения: как блестит этот зимний снежок, как полыхают алым на его фоне цветущие в фантазиях местных молодцев деревья, а как ладны рязанские девушки — как на подбор светловолосые, стройные, улыбчивые. Но невелика земля рязанская, отступать некуда в случае, если придет на нее супостат — таковы реалии русской феодальной раздробленности. А ведь идет XIII век, и русские княжества стремительно сдаются на милость орды хана Батыя (Александр Цой) — та, во-первых, огромна, а во-вторых, страшна: где же в этих палестинах видано, чтобы мужики наносили себе на лицо такой обильный и разнообразный макияж! Теперь пришла очередь Рязани — и правящий князь, понимая обреченность своего положения, отправляет навстречу оккупантам переговорную миссию во главе с сыном, охранять которого поручено десятнику княжьей дружины Евпатию Коловрату (Илья Малаков). Тот парень хоть на вид и щуплый, но в бою лютый — да и не только в бою: страдает воин от приступов амнезии, так что когда просыпается, не помня ничего и никого, крушит все в округе. Спасти княжича, предательски убитого в ставке Орды, это ему, конечно, не поможет — да еще и по возвращении в Рязань та окажется спаленной врагом дотла. Соратников выжило немного — всего-то пара десятков, но надо мстить. Иначе русский мужик не может. Особенно если кто-то разглядел наш ответ царю Леониду в фигуре этого мужика, Коловрата, память о котором хранится усилиями не столько промоутеров древнерусской литературы (а конкретно «Повести о разорении Рязани Батыем»), сколько таких маргиналов, как русские крайне правые («Коловратом» зовется и культовый в этой деградантской среде музыкальный ансамбль). Идеологу и худруку «Легенды о Коловрате» Джанику Файзиеву, впрочем, такие коннотации выбранного в герои персонажа малоинтересны — все его силы, похоже, ушли на наведение на русский патриотический фольклор непатриотично комиксного марафета. Подражание «300 спартанцам» Зака Снайдера столь откровенно, что даже раздражение перестает генерировать быстро — ну разве что пробьется смехотворность, когда актер Малаков на очередном разрывающем комиксную атмосферу крупном плане попробует дать бушующего Джерарда Батлера. Вот только снайдеровский фильм все-таки строился на отточенном в плане нарратива графическом романе Фрэнка Миллера — сценарий же файзиевского детища писался явно в такой же лютой, как его герой, спешке: а вдруг субсидии Фонда кино ушли бы кому-то из многочисленных конкурентов на поле русского блокбастера? Поэтому «Легенда о Коловрате» карикатурна в деталях (что добавляет истории та же амнезия персонажа? а как вписавшийся в одно из сражений с ордынцами медведь-великан понял, на чьей он стороне? по макияжу?) и растерянна в вопросах идеологии — вместо объединения и спасения земель русских гибнут Коловрат с товарищами, исключительно чтобы врагу, знающему толк в батальной удали Батыю, впилить занозу во впечатлительное сердце. Гравий гоночного трека рассекают яркие, всех цветов радуги спорткары — из ВИП-ложи автодрома за ними завороженно наблюдает брутальный, привлекательный плейбой по имени Джино (Матиас Шонартс), которого друзья предпочитают звать Джиджи. Когда по окончании заезда из одного авто вылезет не гонщик, но гонщица, совсем юная наследница богатой семьи застройщиков Биби (Адель Экзаркопулос), сердце парня будет покорено — и навеки завоевано. В первом же разговоре девушка проявит впечатляющую дерзость. Сойдутся Джиджи и Биби, тем не менее, быстро — он будет брать ее на грандиозные попойки с пацанами, признается, как после детской травмы до сих пор боится собак и в конце концов поселится в ее просторном лофте. Но однажды бойфренд укатит куда-то на выходные с сомнительной отговоркой — и Биби заподозрит неладное. Не зря: ее возлюбленный зарабатывает на красивую жизнь не чем-нибудь, а профессиональным грабежом европейских банков. Бельгийский режиссер Михаэль Роскам свой репутационный капитал заработал небанальной историей гоп-воспитания «Бычара» — небезынтересно, хотя и с меньшим эффектом, пыталась осовременить жанр нуара его следующая, снятая в Америке криминальная драма «Общак». «Страсть и верность» на фоне такого послужного списка неизбежно разочаровывает прямолинейностью конструкции — это классическая по структуре и развитию, беззаветно романтически настроенная лав-стори, разве что с поправкой на адреналиновые профессии своих Ромео и Джульетты. Ход фильма предсказуем настолько, что когда Роскам осмелится вывести свое кино из колеи, насылая на героев не только тюрьму с сумой, но и совсем фатальные напасти, этот поворот не столько ошарашит, сколько вызовет недоумение. Явление албанской преступной диаспоры, заготовленное на третий акт, и вовсе обставлено так, что неприятно вспоминаются даже не «Заложница», а комичные выходы в сюжет больших боссов криминала из постперестроечных боевиков вроде «Тридцатого уничтожить». И все же все эти прискорбные шероховатости «Страсти и верности» почти полностью искупаются, во-первых, умением Роскама взвинчивать напряжение, пока оно не вспыхнет приступом насилия. А во-вторых, природной харизмой Шонартса и Экзаркопулос — оба киногеничны настолько, что смотреть на них не надоедает, даже когда окружающее их кино начинает заметно подтормаживать, опасаясь не вписаться в очередной поворот. Рубеж 1940-х. В абхазском селении сажают на коня укутанную в черную вуаль юную девушку. Это не траур — дань определяющей многое в этих краях традиции: Софичка (Лана Басария) выходит замуж, а женятся здесь по строго установленному обычаю, даже подолгу смотреть друг на друга, пока идет празднество, невесте и ее жениху Рауфу правила приличий запрещают. Дела молодых — но почему в следующем кадре появляется уже зрелая, почти пожилая, и при этом говорящая от того же лица женщина (Циала Инапшба)? Это та же Софичка, но спустя два с половиной десятилетия — она вернулась в родное село после двадцатилетней сибирской ссылки, в которую она отправилась в 1945-м вместе с семьей мужа: его брат дезертировал с фронта. Сам Рауф к тому моменту давно будет мертв — убит родным братом Софички, испытывающим к сестре явно не только братские чувства. Дальше поставленный по повести Фазиля Искандера дебют выпускницы мастерской Александра Сокурова Киры Коваленко (вместе с ней учился еще и снявший лучший русский фильм этого года «Теснота» Кантемир Балагов, здесь он выступил соавтором сценария) будет переключаться между воспоминаниями и явью, между 1940-ми и 1960-ми, между Софичкой молодой и постаревшей с такой легкостью, словно они сосуществуют в одном, едином пространстве. Так, конечно же, и есть — речь о пространстве кинематографическом, и надо отдать должное молодому режиссеру: она выстраивает мир фильма с тонкостью и мудростью, обычно характерными для куда более опытных коллег. Ее подход к материи внутри кадра — старым абхазским деревянным домам, элементам величественного природного пейзажа, телам персонажей — почти тактилен: она приближается к ним на такое расстояние, что эта почти интимная близость генерирует повышение эмоциональной температуры и у зрителя. У того практически нет шансов не расчувствоваться, не начать воспринимать родным, узнаваемым ход истории и одной конкретной семьи, и всего абхазского народа. Возможно, секрет этого сближения еще и в том, как именно Коваленко встраивает зрелую Софичку в мир ее детства, юности и главной в жизни трагедии — та наблюдает за воскрешением в кадре ее воспоминаний словно не их участник, но зритель, точно такой же, как те, кто находятся по эту сторону киноэкрана. Это органичное, естественное стирание границы между персонажем и зрителем генерирует удивительное тепло — ведь так воспоминания каждого, кто смотрит фильм, становятся такими же важными, такими же достойными внимания и интереса, как пространство памяти самой Софички. Мы смотрим на нее, она смотрит на нас. Постаревший, но все еще рельефный дон Санчес (Денни Трехо) закидывается «Сеалексом» и запивает его шампанским, рядом с бутылкой из-под которого сиротливо разбросаны презервативы. Как понимать эту картину? Все просто: мир снова в опасности, и спасать его будут матерые чекисты в исполнении Александра Невского и Евгения Стычкина при поддержке коллег прямо из Америки. Разборка с мировым злом на этот раз происходит не в далекой Маниле, а прямо в Москве, куда на важные переговоры приехал вместе со своей русской внучкой (Полина Буторина) выбравшийся из недр Голливуда Эрик Робертс в роли американского госсекретаря. Противостоит «хорошим парням» Марк Дакаскос — он оправился от своего режиссерского дебюта и выкроил время для съемок между сезонами кулинарного шоу Iron Chef America. Вместе с ним Маттиас Хьюз, готовящийся вернуться в большое кино в сиквеле боевика «Ангел тьмы», — в первом фильме он выступил в роли накачивавшего людей наркотиками инопланетянина и портил жизнь честному копу в исполнении Дольфа Лундгрена. Здесь он преимущественно молчит, что говорит прежде всего о благоразумии постановщиков. Вышедший в тираж Дакаскос, напротив, с заметной рефлексией осваивает роль вышедшего в тираж актера боевиков, который из-за низкого спроса вынужден теперь переквалифицироваться в злодеи. Наиболее ответственно к своей роли подошел Александр Невский, впервые попробовавший себя в комедийном амплуа: перед съемками он изучал актерскую игру по системе Станиславского, ориентировался на Марлона Брандо и вспоминал Кэри Гранта, не демонстрировавшего мускулатуру и не снимавшего пиджак. Нашлось место даже романтической линии с полноценным заделом на сиквел, который, правда, появится нескоро — дело в том, что сейчас Невский погружен в работу над фильмом «Яростная атака» (Savage Atack), который сам актер, продюсер и писатель предпочитает переводить как «Безжалостная атака». Многочисленным поклонникам русского Шварценеггера не стоит бояться перемен в образе артиста: «Максимальный удар» ни в чем не уступает другим работам Невского в его зрелый период — «Черной розе» и «Московской жаре». Здесь есть место самоиронии и пафосу, ветеранам Голливуда 80-х и звездам «Шести кадров» и «Кадетства», абсолютно безбашенным (в значении «безголовым») дракам и упоительным философским беседам, башне Трампа на букву «Г» и торговому центру «Вегас». Постановка Анджея Бартковяка укладывается почти в два часа экранного времени, успевая превратиться из комедии в боевик (и обратно) с такой легкостью, что могли бы позавидовать многие куда более престижные образцы обоих жанров. Уотакоут!