Вчистую обыгранный миф

Андрей Архангельский увидел в фильме «Легенда о Коловрате» победу — над жанровым каноном 30 ноября в прокат вышел фильм "Легенда о Коловрате" режиссера Джаника Файзиева. Несмотря на внешнее соблюдение патриотического кода, автору кое-где удалось нарушить законы жанра -- этим картина и интересна, считает обозреватель "Огонька" Андрей Архангельский XIII век. Русь раздроблена. В битве с Батыем в 1237 году полегло почти все рязанское войско во главе с князем Юрием Игоревичем. Рязанский воевода Евпатий Коловрат, узнав о нападении монголов, с "малою дружиною" спешно двинулся в Рязань -- его отвага поразит даже хана Батыя... Российское кино сегодня есть один большой миф -- что про прошлое, что про современность. "Легенда о Коловрате" -- когда ты слышишь одно только название, хочется воскликнуть: "Евпатия нам только не хватало!" Но -- парадокс -- здесь как раз все честно. Авторы же говорят -- легенда, какие претензии; никто, в отличие от истории про 28 панфиловцев или, допустим, Колчака, не претендует на достоверность. Как говорится, пробуй, выдумывай, твори, и никто не упрекнет -- так, вероятно, размышляли и авторы картины, видя в этом определенную творческую и идеологическую свободу. К их чести скажем, что, взявшись за эту тему, целиком предсказуемую, они прежде подумали о том, как воспринимает фильмы такого рода массовый зритель. В отличие от других режиссеров, снимающих в полной уверенности, что они несут свет и добро, авторы приступали к работе с пониманием, что жанр уже поднадоел и у меньшинства он вызывает раздражение, а у большинства -- равнодушие. Авторы постарались сделать так, по крайней мере, чтобы человек, случайно попавший на этот фильм, увидел нечто непривычное. В этом и фишка -- Файзиев снимал для случайно зашедшего зрителя, а не для "своего". По форме это типичный патриотический набор -- и крестятся тут истово, и молятся, и изображают пейзан, как в анекдоте; но одновременно нам дают понять, что герои сложнее, чем кажутся Джанику Файзиеву и его соавтору Ивану Шурховецкому удалось избежать упрощения и однозначности в трактовках. "Наши" тут не представлены исключительно орущими "умрем за Русь святую": посланный из Рязани для переговоров о помощи в соседние земли гонец слышит: мол, извини, своих дел по горло, вы уж как-нибудь сами. Есть, например, деловые люди, которые предлагают рязанскому князю откупиться от Батыя (и эти герои не маркированы в фильме как предатели). Князь Юрий (Алексей Серебряков) показан как прагматичный правитель: он хочет избежать кровопролития там, где это возможно, пытается искать компромиссы. И отношения с ордой складываются не по формуле "боем единым" -- были и переговоры, были и дары, все было. С другой стороны, и зло -- войско Батыя -- вовсе не выглядит безликой, безъязыкой, бездумной массой: там тоже есть и идеи, и амбиции, и ценности, свои индивидуумы и характеры. Так орду, кажется, еще не показывали в нашем кино. Правда, несколько экстравагантно выглядит хан Батый (Александр Цой): он представлен в гомоэротической эстетике, вдобавок его почему-то еще и озвучивают женским голосом. Наделять врага женственными чертами -- прием, конечно, несколько лобовой и рассчитанный на солидарность мужской части аудитории; но в данном случае этот ход смотрится скорее усложнением повествования, поскольку гомоэротизм в наших условиях выглядит почти как эстетический вызов. Сам Евпатий Коловрат (Илья Малаков) -- обычный, не отличающийся внешне выдающимися физическими данными воевода; к тому же страдает "короткой памятью" -- после сна все забывает. Но в критической ситуации проявляет лучшие качества, свойственные русскому солдату,-- изобретательность и выносливость; из любой мелочи, валяющейся под ногами, может соорудить, что называется, долговременную оборонительную линию. Все это показано еще и с самоиронией, без претензии на откровение, добротно и технически совершенно. Джаник Файзиев, в отличие от других режиссеров, уважает смерть, и это тоже не выглядит вульгарно; смерть как бы уравнивает своих и врагов, поднимает тему героизма на более универсальную, экзистенциальную высоту, а не так, что только наши гибнут красиво, а враги -- как попало. То есть уважение к смерти также способствует усложнению повествования. При этом кино лишено какой-то привычной уже составляющей -- отсутствие прямо-таки бросается в глаза -- в фильме совершенно не отражена центральная роль спецслужб в жизни страны. Рассказ о спецслужбах XVII, XIX или XX века в современном кино является символической данью государству, демонстрацией лояльности; но в XIII веке при всем желании никаких аналогов не сыщешь. Если, конечно, не считать первыми чекистами бойцов отряда Евпатия, который зашел в тыл к Батыю и занимался подрывной деятельностью (в прямом смысле)... Когда смотришь отдельные эпизоды "Коловрата", ловишь себя на мысли, что где-то все это уже видел; речь, конечно, не о фильме "300 спартанцев", который вдохновляет, как когда-то "Спасти рядового Райана", целое поколение кинематографистов-государственников. Но тут, кажется, вполне сознательно сделан оммаж еще и недавнему фильму "28 панфиловцев". Соратников Коловрата почти столько же; они точно так же тренируются перед боем, и держат оборону на безымянной высоте, и даже шутят ("потомки скажут, что нас тысячи были"). А когда Коловрат стоит на холме и над ним полощется пробитый и потрепанный красный флажок, тут уж все сомнения отпадают окончательно. Однако Файзиев, который не так уж и много снимает, превратил все недостатки и табу современной российской патриотики в достоинства. Это и есть, можно сказать, новый этап кинематографа -- когда режиссер начинает играть с мифами и контекстами современного кино, потихоньку их деконструируя. По форме это типичный патриотический набор, все параграфы соблюдены -- и крестятся тут истово, и молятся, и изображают пейзан и горожан, как в анекдоте, и даже появляется под конец патриотически настроенный бурый медведь, который рвет врагов. Но одновременно все это выглядит и самоиронично; нам дают понять, что герои сложнее, чем кажутся. Таким образом, в российском кино происходит то же, что когда-то происходило в советском кино 1960-1970-х годов: при формальном соблюдении правил и кодов лояльности авторы стремились протащить от себя контрабандой какую-то сложность, прикрываясь лобовыми штампами (хочешь показать противоречивый характер героя -- обязательно имей для баланса образцового комсомольца/коммуниста из второстепенных). Так и сегодня -- можно усложнять повествование, обвешавшись предварительно патриотическими ленточками -- в качестве защиты и для соблюдения дресс-кода. О чем это говорит?.. Не о фильме, конечно, с ним, в общем, все понятно. А о том, что сама система госкино, выстроенная окончательно лет пять назад именно для продвижения патриотизма, сегодня своими запретами и табу только мешает делать нечто художественно убедительное -- и авторам приходится прибегать к разного рода уловкам. Система очень быстро дошла до такого состояния, когда в ее рамках невозможно уже выразить никакой мысли, там не осталось никакого воздуха -- и его приходится добывать на стороне, включая иносказания, скрытые цитаты и двойные смыслы. Все это подтверждает в общем-то банальную мысль: нельзя быть патриотом на зарплате, нельзя художника обязать любить родину; а те, кто действительно испытывают подобные чувства, вынуждены отбиваться не столько от врагов, сколько от своих. Чтобы сделать сегодня более или менее убедительное и кассовое патриотическое кино, нужно это желание тщательно скрывать, тогда, может быть, зритель тебе поверит.