Фантастический квир: ЛГБТ в произведениях мастеров жанра sci-fi

Фантастика традиционно считалась литературой идей. Ни один другой жанр не дает возможности смоделировать любое общество, обдумать любую технологию или развитие всего человечества — писатель ограничен исключительно своим талантом и воображением. Однако именно социальная фантастика всегда служила отражением эпохи, в которую она была написана, послушно следуя каждому предубеждению, существующему в обществе. А значит, долгое время идея сексуальности в этом жанре развивалась в строго пуританском русле. «Правдивую историю» античного автора Лукиана из Самосаты иногда называют первым научно-фантастическим романом в истории человечества, который, что интересно, также является первым произведением жанра, где гомосексуалы изображаются пусть не с симпатией, но нейтрально. В следующий раз автор фантастической книги отважится на подобное только через 2000 лет. Вплоть до 60-х годов XX века сексуальные сцены практически не появлялись в фантастической литературе. Читатель, скорее, предполагал их наличие. В те годы лесбиянок изображали амазонками-мужененавистницами, а геев — декаденствующими женоподобными злодеями или вампирами, которые с не вполне понятными намерениями подстерегают героев. Несколько проще смотрели на межвидовые связи, и обложки, где прекрасная инопланетянка игриво бежит от мужественного героя, не были редкостью. Встречались, впрочем, и довольно пугающие вариации на эту тему, например раса, произошедшая от людей и кенгуру, в романе The Fallen Race известного своим расизмом и мизогинизмом, но не слишком популярного писателя Остина Гранвилля. Переломным для жанра стал рассказ одного из самых заметных фантастов того периода, обладателя многих премий Теодора Старджона «Благая потеря», вышедший в 1953 году. Это первое фантастическое произведение, где гомосексуалов не изображали мировым злом. Даже несмотря на видимый успех Старджона, отношение к гомосексуальности оставалось негативным (хотя пикантные эпизоды, причем всё более явные, и начинают чаще появляться на страницах книг). Для этого, впрочем, помимо общего консерватизма фантастического жанра, имелись и другие причины. 50-е в Америке были эпохой маккартизма, пропаганда уверяла граждан в тайном заговоре гомосексуалов и коммунистов. Писатели, таким образом, справедливо полагали: изобразив в позитивном ключе один из страшных грехов, они будут обвинены во втором. В одно время со Старджоном в фантастике появляется скандальный Филип Фармер, второй писатель той поры. Он считал, что для жанра, который «по определению» открыт для всего нового и выгодно отличается этим от других, в нем слишком много анахроничных сексуальных табу. В 1953 году выходит его рассказ «Мать» — пожалуй, самое фрейдистское произведение в фантастике, если не в литературе вообще. Главный герой буквально живет в гигантской матке инопланетной великанши. Книги Фармера могут служить своеобразной энциклопедией сексуальных отношений в фантастике: от гомоэротических сцен с участием Тарзана и Дока Сэвиджа и сношений первого с верной пантерой в его полупорнографическом цикле «Семья из Ньютоновой Пустоши» — до опять же буквально инопланетной вагины на лапках в «Экзорцизме». И снова до конца 1960-х наступило затишье. Помимо Старджона и Фармера, в «большой» фантастике писать о сексе, тем более нестандартном, никто не решался. Так продолжалось до наступления эпохи New Wave, в которую не только переменился облик жанра, но и тема сексуальности во всем ее многообразии стала одной из приемлемых и допустимых. Под влиянием авторов Новой волны позитивное и нейтральное изображение альтернативных сексуальных предпочтений сделалось общим для всей фантастики. Но только в 70-е на сцену открыто выходят писатели-геи. Самыми заметными среди них были Джоанна Расс, Томас Диш, Элизабет Линн и Сэмюэль Дилэни (про него любили шутить, что ему мало быть черным геем — он еще и в фантастику подался). Работы Расс The Female Man и When It Changed изображали женское общество, процветающее без мужчин. Эти книги и сейчас являются настольными для радикальных феминисток и пользуются популярностью в лесбийской среде. Похожую тему, но мягче исследует Джеймс Типтри-младший (женщина, скрывавшаяся под этим псевдонимом, назвала свое настоящее имя только через десять лет успешных публикаций). В рассказе «Хьюстон, Хьюстон, вы нас слышите?» мужчины вымерли в результате пандемии, Земля избавилась от войн и насилия, но общество остановилось в развитии и стагнирует. Сэмюэль Дилэни, прозой которого не без зависти восхищался Умберто Эко, был первым фантастом, открыто объявившим себя геем. И в каждый из своих романов он вводит тему гомосексуальности (и осмысляет ее). Естественно, в разных произведениях ей отводится неодинаковое место. Если в «Вавилоне-17» она только предполагается (семья из трех человек, очень любящих друг друга, двое из них — мужчины), то в выведшем Дилэни в большую литературу «Дальгрене» различные виды сексуальности описываются довольно подробно. Не остался в стороне и Роберт Хайнлайн, один из «большой тройки золотого века фантастики», изобразивший бисексуальность в романе «Чужак в чужой стране». Правда, сделал он это с оговорками: если на женщин Хайнлайн смотрел сквозь пальцы, то однополые отношения между мужчинами считал заслуживающими жалости. В другой своей книге, «Не убоюсь я зла», за которую критик и писатель Даррелл Швейцер вполне справедливо называл его «болваном», Хайнлайн описывает пожилого мужчину, начавшего новую жизнь в теле юной секретарши, и продолжает эту тему в «Достаточно времени для любви» и «Уроборос. Все вы, зомби». Все-таки основными темами для классика научной фантастики были полиамория и нудизм. Начиная с «Чужака…» они так или иначе всплывают в большей части его произведений. Томас Диш, открытый гей с 1968 года, в сюжет многих своих книг вводил бисексуальных персонажей. Известный своей желчностью и склочным характером, он больше фокусировался на социальных аспектах и предубеждениях общества (так, в его романе «334» гомосексуалов назвали «республиканцами», а гетеросексуалов — «демократами»). В 1973 году выходит роман еще одного будущего мэтра Джеймса Балларда «Автокатастрофа». В нем секс и технологии переплетаются, создавая образ «механистического» общества, в котором между людьми царит отчужденность. Сразу после появления книга вызвала немалый скандал. Центральными темами «Автокатастрофы» были авария и оргазм, причем одно вело к другому. Многие критики считают эту книгу самой яркой «порнографической научной фантастикой» того времени. В 1996 году ее экранизировал Дэвид Кроненберг, получив свою порцию скандалов и наград. В те же 70-е расцветают порно-фантастические издательства, где выходят книги с названиями вроде «Анальной планеты» (Алекс Форбс) и соответствующие журналы, от легкой космической эротики до полновесного порно. Начиная с 80-х запретных тем в фантастике почти не осталось. Такие авторы, как Лоис Буджолд, Мерседес Лэки, Линн Флевелинг, делают геев главными героями и не слышат в свой адрес резких негативных откликов от sci-fi-сообщества. В 90-е квир-фантастика начинает отделяться от «большой», занимая собственную нишу. Появляются издательства, специализирующиеся на книгах подобного рода, и все это парадоксальным образом приводит к тому, что жанр практически возвращается в 50-е, с той разницей, что квир-литература существует. Но существует она вне основного сообщества, в своего рода гетто. На этот раз против нее сыграл рынок — издатели обнаружили, что книги, в которых главные герои нетрадиционной ориентации, значительно хуже продаются, за исключением работ признанных мастеров. Ситуация начала меняться буквально несколько лет назад. Как всегда, фантастика отражает текущее положение дел в обществе, и в ней все чаще появляются персонажи разной ориентации и подчас с весьма неожиданными склонностями. Ярким примером может послужить «2312» Кима Стенли Робинсона, где описывается мир, в котором в сфере интимных отношений человек руководствуется исключительно собственным желанием. Забавным «побочным эффектом» стало почти полное исчезновение ранее популярного тропа крепкой мужской дружбы. Спекуляции на тему отношений Фродо и Сэма, размышления о героях «Гарри Поттера», теории о настоящих чувствах Холмса и Уотсона… Короткая сцена в фэнтезийном романе Патрика Ротфусса «Имя ветра», где приятель главного героя Баст пробирается в спальню, чтобы проверить его сон, вызвала в интернете такой шквал теорий и догадок, что автору пришлось сообщить, что никаких отношений, помимо дружбы, у этих персонажей нет. Однако даже в таком традиционно консервативном жанре, как героическое фэнтези, начинают появляться персонажи других гендеров и с нетрадиционными сексуальными предпочтениями. Так, например, в цикле «Легенды красного солнца» Марка Ньютона одно из действующих лиц— транссексуал, поначалу просто переодевающийся в женские вещи, а позже в результате магического ритуала меняющий пол. В книге «Сталь остается» Ричарда Моргана (автора знаменитого sci-fi-цикла про Такеси Ковача) главный герой, брутальный мечник, почти идеально совпадающий с популярным сейчас образом «уставшего воина», — открытый гей, что принесло ему немало горя и во многом сформировало его личность.