Арт-кабаки Серебряного века: как снимал стресс цвет русской культуры

Когда великий итальянец Томмазо Маринетти в 1914 году приехал в Россию, его отвели в подвальное кафе «Бродячая собака». Он сидел за столиком, осушая бокал за бокалом, не обращал внимания на то, что творилось на эстраде и, периодически стряхивая сонливость, разражался громовой тирадой: «Обладать женщиной — не значит тереться об нее, а проникать телом в тело! Вставлять одно колено между ляжек? Какая наивность! А что будет делать второе?» Русские посетители кафе от возгласов трепетали — а речь шла о том, как правильно танцевать танго: яростный футурист Маринетти только что опубликовал манифест «Долой танго и Парсифаля!» и шпарил кусками из него. Тема была актуальной — в «Бродячей собаке» как раз этот танец считался самым модным, в пику «устарелым» ужимкам босоногой позерки Айседоры Дункан. Петербургская «Бродячая собака» — прославленное арт-кабаре Серебряного века. Но не единственное — в ту эпоху их было множество по всей России. Другое знаменитое питерское заведение — «Привал комедиантов»; еще в столице существовали театральные «Лукоморье», «Кривое зеркало» (где придумали пародийную оперу «Вампука»). В Москве были «Летучая мышь» (там отдыхали мхатовцы) и «Алатр», в котором начинал петь Вертинский, а Вера Холодная познакомилась с Ханжонковым. В Киеве работал «Х.Л.А.М.», а в Ростове-на-Дону «Подвал поэтов» — приют ничевоков, великих русских абсурдистов. Эти кафе, где представители богемы чувствовали себя как дома, появлялись и в 1900-х годах, и после революции, причем некоторые просуществовали до 20-х. В «Летучей мыши» после напряженного трудового дня Станиславский отплясывал канкан, а величественная Книппер-Чехова исполняла легкомысленные песенки. Будущий балетмейстер Метрополитен-оперы Борис Романов скакал верхом на стульях. Дело в том, что в начале ХХ века уже образовалась критически большая масса «профессиональных бездельников» — простите, работников умственного труда (артистов, художников, поэтов, журналистов). Именно поэтому в Серебряном веке и случился такой всплеск культуры. Богема, в особенности практичные директора этих кафе, относилась к буржуазии с презрением, как к кормовой базе: например, в «Бродячей собаке» посетителей делили на представителей искусства и так называемых «фармацевтов». «Затянутая в черный шелк, с крупным овалом камеи у пояса, вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы по настоянию кидавшегося ей навстречу Пронина вписать в „свиную“ книгу свои последние стихи, по которым простодушные „фармацевты“ строили догадки, щекотавшие только их любопытство» (Б. Лившиц). «Лица, которые мы привыкли видеть важными и деловитыми, стонали от спазм неудержимого хохота. Всех охватило какое-то беззаботное безумие смеха: профессор живописи кричал петухом, художественный критик хрюкал свиньей» (Н. Эфрос). На атмосферу, конечно, влияло оформление: им по дружбе занимались приятели содержателей этих подвальчиков — те самые живописцы, которые сейчас входят в топ-100 самых дорогих русских художников по результатам аукционов. Например, буфетную и еще одну комнату в петербургском «Привале комедиантов» процессиями итальянских актеров расписывали Борис Григорьев (сегодня аукционный рекорд на его картину составляет 3,7 млн долларов) и Александр Яковлев (4,6 млн). Ставни, разрисованные Судейкиным, закрывали окошки — на них был изображен венецианский карнавал. Стены одного из залов «Бродячей собаки» он же украсил фигурами изогнувшихся женщин и арапчат, невиданными птицами и цветами ядовито-зеленого и лихорадочно-красного цветов, а Николай Кульбин оформил вторую комнату вырвиглазной кубистической живописью. Вместо скатертей порой стелили яркие платки. Некоторые дизайнерские тренды таких подвальных кафе самовоспроизводятся и в XXI веке: столы из некрашеного дерева, кирпичные стены без штукатурки… И наконец, когда вечер уже перетекал в ночь и атмосфера становилась полна алкоголя, начиналась самая интересная часть «программы» — полупьяная «повальная лирика, то печальная, то радостная, то злобная». Это стало образом жизни — такой способ людей Серебряного века, которые фонтанировали талантом, явить свои свежие произведения понимающей аудитории, друзьям. Привычка оказалась настолько сильной, что на нее не повлияли даже Гражданская война и революция. Например, киевский «Х.Л.А.М.» (аббревиатура от «Художники, литераторы, артисты, музыканты»), тот самый, где Осип Мандельштам познакомится со своей Надеждой, был основан, видимо, в 1918 году. Подавали там, как вспоминал Леонид Утесов, только морковный чай. А такой деликатес, как черный хлеб, посетители приносили с собой. Но зал всегда был переполнен, потому что главное не еда или алкоголь, а встречи. Ну а потом советская власть положила конец этим бесконтрольным тусовкам… Любопытно сравнить историю арт-кабаре с теми процессами, которые происходят в сфере общепита и развлечений сейчас. Ведь в начале XXI века, как и сто лет назад, прослойка людей творческих профессий опять чрезвычайно разрослась, идеологически никем особо не контролируется — и приобрела достаточную экономическую независимость. Логично, что в крупных городах тоже стали появляться «свои» места для определенных типов публики, где постороннему будет некомфортно и где многое (если не всё) окажется для него непонятным. Но увы, такого же количества гениев у нас нет, и тот бесконечный фейерверк талантливого творчества, который громыхал на небольших эстрадах тогдашних арт-кабаре, уже не повторить. А традиция «себя показать» почти полностью переместилась в интернет: там творчества теперь намного-намного больше — даст бог, когда-нибудь количество перерастет в качество.