Как изменится старейший музей России — Кунсткамера?

Летом директором Кунсткамеры стал екатеринбургский ученый и режиссер-документалист, и вскоре в старейшем музее России началась перестройка: запущен новый сайт, на очереди — ремонт и полная реэкспозиция. Как вышло, что вы оказались среди претендентов на пост директора Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого? Я думаю, что это связано с моей известностью как ученого-этнографа и режиссера-документалиста. В Петербурге у меня много знакомых исследователей, с которыми я встретился во время арктических экспедиций, а предложил мою кандидатуру предыдущий директор и мой друг Юрий Чистов. Кунсткамера славится тем, что здесь неоднократно призывали варягов, эффективных вождей. В XVIII веке ею руководили немцы, а до Юрия Чистова эту должность занимал Чунер Таксами, представитель малого народа нивхов из Приамурья. Обновление представляется мне здоровой гигиеной науки — я, как теоретик антропологии движения, сторонник того, чтобы люди и институции не превращались в лежачий камень, под который ничего не течет. Но зачем вам, успешному ученому, было ввязываться в этот сложный проект? Вы же понимаете, что на фоне других петербургских музеев Кунсткамера — лежачий камень? Да. В какой-то период это даже стало идеей: сохранить Кунсткамеру как вещь в себе, закапсулировать ее, чтобы лет через сто она сама стала уникальным экспонатом. Позиция отчасти верна, и я бы не хотел радикально от нее отказываться, но переосмыслить ее нужно. Честно говоря, до того, как приступить к работе, думал, что я, усталый путник после многих экспедиций, просто отдохну в этом этнографическом раю. Ведь антрополог — редкий зверь, он часто бродит в одиночку. На Земле немного таких мест, где существуют общины этнографов, и здесь я чувствую себя очень уютно в своей среде. Но вскоре стало понятно, что в Кунсткамере многое придется менять. И раз уж меня выбрали руководить музеем, я должен эту работу сделать. Конечно, было бы хорошо, если бы задача была попроще. Я новый человек в Петербурге, у меня нет твердой опоры, я во многом играю ва-банк, поставил свое имя в залог этих преобразований. Даже мои близкие друзья качают головами и говорят, что риск неадекватный. Но я думаю, что менее решительными шагами мы просто никуда не придем. К тому же в Кунсткамере и так был запланирован ремонт, а я решил воспользоваться этим попутным ветром. Музей должен остаться машиной времени, переносящей нас в другие эпохи. Но сегодняшняя экспозиция создавалась в советские годы по мере поступления новых коллекций, и наша задача сейчас — изменить ее, продумав стройную и логичную сюжетную последовательность. Чтобы посетитель, входя в музей, не утыкался в невесть откуда взявшуюся Америку, а начинал кругосветное путешествие с момента заселения человеком планеты. Мы поменяем свет, антураж, выстроим мизансцены. И все это для того, чтобы экспонаты, в которых и так много жизни, заиграли, стали динамичными. В залах появятся главные герои, акценты, включится психологизм. Мы будем воздействовать на разные чувства зрителей с помощью видео, звуков, запахов, но очень умеренно, чтобы ни в коем случае не возникало китча. Воздействие будет незаметным, как 25-й кадр. Антрополог — редкий зверь, он часто бродит в одиночку Вы рассуждаете об этих переменах как кинематографист. Много лет я путешествовал, изучая яркие культуры кочевников Арктики и испытывая жгучую неудовлетворенность от того, что не могу передать реальность в своих текстах. И я стал делать фильмы, а со временем пришло осознание, что антропологическое кино и есть мой научный метод. Мы собираемся восстановить большой конференц-зал, в котором будут проходить лекции и показы фильмов. Ведь Кунсткамера участвовала в фото- и киносъемках чуть ли не со времен братьев Люмьер. Будем проводить здесь российский кинофестиваль антропологических фильмов. Я, так уж вышло, являюсь его президентом — считайте, прибыл сюда с приданым. Как отнесся коллектив к преобразованиям? Как всегда в Петербурге — интеллигентно-сдержанно. Здесь люди вообще церемонны, обаятельны, многомысленны. Но большинство понимает, что изменения необходимы. В частностях, конечно, много споров, но в целом на обновление настроены все. И, судя по отзывам, посетители с этим тоже согласны. Вы хотите поменять аудиторию музея? Мы хотим, чтобы к нам потянулась молодежь и люди среднего возраста. Сегодня в Кунсткамеру приходят дети, во взрослом возрасте они про нас забывают, а в старости снова возвращаются, приводя за руку внуков, и история повторяется. Я призвал своих коллег не смотреть как на обузу на студентов разных университетов, которые стремятся сюда на практику. Их идеи позволят омолодить аудиторию. Вам сейчас предстоит много бюрократической работы. Как к этому относитесь? Мне приходится преодолевать себя. Но в этом есть что-то этнографическое. Задача этнографа — влезть в шкуру туземца, он — человек превращающийся в другого, как актер. И когда я занял должность директора, понял, что мне для начала нужно выучить бюрократический язык. Терпеть его не мог, но заставил себя понимать его. Хороший этнограф обладает искусством погружения в чужую культуру, умеет не только говорить на разных языках, но и вести себя и даже думать по-разному. Тут мне эти навыки пригодились. Доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН Андрей Головнев опубликовал три сотни научных статей, побывал в экспедициях на Ямале, Таймыре, Гыдане, Урале, Чукотке, в Югре, Якутии, Скандинавии и на Аляске. Является основоположником научной школы антропологии движения. Преподавал в нескольких российских университетах, а также в Германии, США, Финляндии и Норвегии. Снял десять антропологических фильмов, отмеченных призами кинофестивалей. Текст: Ксения Морозова Фото: Алексей Костромин