«Довлатов» Германа-младшего: грезы о лучшем будущем
Сегодня в российский прокат выходит фильм режиссера Алексея Германа-младшего «Довлатов», призер завершившегося на прошлой неделе Берлинского кинофестиваля. Playboy (без спойлеров!) рассказывает о том, каким Герман видит поколение семидесятых и много ли мы узнаем о самом Довлатове и его борьбе с советской системой. SAGa Films Картина запечатлевает несколько дней из жизни Сергея Довлатова в самом начале семидесятых. Он пытается выполнять скучные редакционные задания, ходит в своем квадратном пальто по посиделкам таких же непризнанных художников, как он, печально иронизирует по поводу абсурдности происходящего и отчаянно хочет, чтобы его напечатали. В плане сюжета Герман выбирает непростой путь — в фильме практически нет ничего из рассказов Довлатова, все диалоги оригинальны, и даже фирменный довлатовский юмор приглушен и заменен сосредоточенной задумчивостью. В «Довлатове» все, что может показаться нарочитым в предыдущих картинах Германа, выглядит более органично. Визуально режиссер не далеко уходит от своего фильма «Под электрическими облаками», и хотя действие и происходит в Ленинграде накануне празднования годовщины Октябрьской революции, город как будто существует в пустоте. Кадры с приглушенными цветами заполнены молочным туманом, который стирает грань между реальностью и сном. Герман по традиции намеренно лишает диалоги интонаций, что придает им излишнюю театральность и делает героев отстраненными и безэмоциональными. Они случайно сталкиваются друг с другом и уходят в никуда. Несмотря на то, что картина без обиняков названа «Довлатов», про писателя из нее мы узнаем мало, кроме того, что у него были жена и дочь, а еще его не печатали. Скорее, это попытка написать портрет эпохи, а Довлатов — одно из ее лиц. Красивый серб Милан Марич в озвучке Александра Хошабаева играет писателя одними задумчивыми глазами. Хотя Довлатов, диссидент поневоле, в самом начале и говорит, что раз тебя не публикуют, значит, тебя не существует, борьба художника с системой ведется на невидимых фронтах. Вроде как редактор и не просит ничего страшного — ну, напиши духоподъемное стихотворение про нефтяников, но от этого с души воротит. Да и как не подшутить над ненастоящим, но идеологически правильным Львом Толстым, который разносит в пух и прах своих неугодных коллег из Серебряного века. Однако система не терпит иронии и настоятельно предлагает компромисс. Герману хорошо удалось передать чувство абсурдности происходящего и вялотекущей паранойи, которая превратилась в постоянного спутника жизни. Вопрос сделки с совестью стоит и по сей день, а светлого будущего, о котором грезил Довлатов, так и не случилось Западные журналисты, конечно же, поспешили экстраполировать эту ситуацию на современную Россию. Большинство вопросов, адресованных Герману на «Берлинале», где «Довлатов» взял «Серебряного медведя» за выдающийся художественный вклад, были не про его творческий метод, а про цензуру. Но, видимо, у российских режиссеров на роду написано открещиваться от вопросов про Россию (этим же спортом на международных фестивалях занимается Звягинцев). По сути, Довлатов и иже с ним не вели борьбы против системы, а просто хотели быть сами собой, что в условиях советской власти оказывалось делом почти невыполнимым. Единственные моменты, когда писатель по-настоящему счастлив — во снах, где Брежнев ободряюще хлопает его по спине и хвалит его работы. И хотя Герман и подчеркивает, что создал портрет ушедшей эпохи, когда люди были чище, умнее и бескорыстнее, вопрос сделки с совестью стоит и по сей день, а светлого будущего, о котором грезил Довлатов, так и не случилось.
