Хирург на драйве. О философии в детской оперативной ортопедии

Несколько тяжелейших травм, среди них – перелом таза, бёдер, пяточных костей, раздробленные лицевые кости. Но врачи не просто спасли ребёнку жизнь. Ортопеды Краевой дет­ской клинической больницы (КДКБ) буквально собрали из кусочков всё, что было сломано. Школьница сейчас не только ходит, но и бегает. Подобных происшествий с детьми происходит немало. И во всех тяжёлых случаях пациента, если можно транспортировать, везут санавиацией в КДКБ. О том, как колдуют над позвоночниками, тазами и конечностями, почему повреждённые суставы у детей редко заменяют протезами и чем ортопед-травматолог из стационара отличается от работающего в поликлинике, рассказал зав. отделением травматологии и ортопедии КДКБ Николай Белокрылов. Умеют почти всё Лариса Садыкова, «АиФ-Прикамье»: Вы очень часто оперируете, и слышала, что вы – настоящий волшебник. Это так? Николай Белокрылов: Волшебство имеет отношение к чему-то сверхъестественному, а в нашем деле нужен профессионализм. Мы ориентируемся на самые лучшие медицинские учреждения – к примеру, институт им. Г. И. Турнера в Санкт-Петербурге и им. академика Г. А. Илизарова в Кургане. Стараемся всё новое, что есть у них, перенимать и применять. В нашем отделении мы делаем на высочайшем уровне почти всё, что только возможно сегодня в травматологии и ортопедии. – То есть вы и ваши коллеги всё-таки не всё умеете делать? – Из всего возможного в дет­ской ортопедии мы не лезли пока только в операции с использованием микроскопа – пересадка пальцев со стопы на кисть. Эта область требует больших финансовых вложений и подготовки специалистов. И заниматься этим нет смысла, потому что в месяц в крае такие операции необходимы одному-двум ребятишкам. Словом, заниматься этой специализацией нерационально, и таких пациентов мы отправляем в Санкт-Петербург. Ну и после переезда мы ещё не возобновили работу по коррекции деформаций позвоночника. За три года сделали только несколько таких операций, и планируем возобновить лечение идиопатического сколиоза (причина этой формы сколиоза неизвестна. – Ред.), если в ближайшее время сможем технически организовать процесс. Проблема в том, что конструкции для операций позвоночника очень дорогостоящие. Даже одна отечественная стоит, как легковой автомобиль. В кон­струкцию входят крючки, стержни, крепежи, дополнительные соединения, и если во время операции не хватит чего-то, можем не добиться нужного результата. Надо, чтобы был запас самых разных составляющих, ведь не бывает универсальных конструкций для всех детей. Каждый случай уникален, и под конкретного ребёнка приходится придумывать и собирать свою конструкцию. Хотя оперировать позвоночники от нас не требуют, рекомендуют направлять пациентов в федеральные центры. Протез – крайний вариант – Высокие технологии, при которых оперируют без разрезов, а через отверстия, до вас уже добрались? – Мы начали их активно применять три года назад, когда вместе с новым зданием у нас появились и новые возможности. Много делаем таких высокотехнологических операций. К примеру, в 2017 г. провели 365, двадцать из которых – по федеральным квотам. Но вместе с тем мы делаем много ещё чего. Например, применяем все технологии, в которых используют аппарат Илизарова. С его помощью мы соединяем сломанные кости различными фиксаторами. В нашем отделении всего 60 коек, но мы умудряемся решать проблемы всех детей, которые к нам обращаются, не отказываем никому. И здесь замечу: в федеральных центрах ортопедии есть специальные отделения стопы, тазобедренных суставов и т. д., и врачи работают по узким специализациям. У нас же все универсалы. – К вам привозят детей после разных ЧП. Серьёзная травма – это значит, что ребёнку установят протез? – Протез – это крайний метод в детской ортопедии. Их устанавливают только тогда, когда другие варианты исключены. Ведь протез – это искусственный заменитель, металлическая основа с трущимися полимерными поверхностями. И всё это чужеродное организму ребёнка, искусственное. Протез может расшатываться, вызывать инфекции. Один раз поставишь его, и потом необходимо периодически менять. Других вариантов просто нет. Как ребёнку всё это перенести? Современная философия дет­ской ортопедии заключается совсем не в протезировании. Это прежде всего органосохраняющие технологии. Мы стараемся вмешиваться в работу организма ребёнка очень деликатно. Делаем так, чтобы и сохранить функции повреждённой части тела, и сделать это, не используя массивных чужеродных материалов (если речь идёт о суставе). 36 лет в стационарах – Складывается впечатление, что вы с детства мечтали стать хирургом. – Нет, не хотел (смеется). До последнего раздумывал, не стать ли мне журналистом. Мне было интересно ваше ремесло, и я всерьёз хотел этим заниматься. А мама мечтала, чтобы я пошёл в медицину и стал не просто врачом, а хирургом. Поразмыслил тогда и поступил в медицинский институт. – Жалели когда-нибудь об этом выборе? – Нет. Я сам выбрал профессию, и ни разу в жизни не было мысли с этого пути свернуть. Никогда не работал в поликлинике или травмпункте, всю жизнь только в стационарах (16 лет в Соликамске и 20 в Перми). Когда ты каждый день у хирургического стола – это совсем другой уровень ответственности. Здесь ты сам думаешь, как сделать, и сам за это отвечаешь. Порой делаешь что-то и только потом понимаешь, что никто раньше этого не делал. Каждая твоя операция уникальна, и от этого ты испытываешь особый драйв.