Разбитое зеркало

По государственным (или приравненным к таковым) литературным премиям можно изучать эпоху и делать выводы о состоянии общества – определять крепость его мускулов, живость воображения, степень готовности защищать свои идеалы и свое понимание будущего. Уникальным явлением в русской (советской) культуре были Сталинские премии в области литературы и искусства, просуществовавшие с марта 1941 по 1956 год. Усатая тень с трубкой склонялась не только над расстрельными списками, планами индустриализации и военными картами, но и над страницами книг, литературных журналов, пьес и сценариев, репродукциями картин, архитектурными проектами, изображениями памятников и монументов. По свидетельству Константина Симонова, входившего в комиссию по присуждению Сталинских премий и многократного их лауреата, Сталин читал выдвинутые произведения и лично определял, кому какую степень присудить. Из Кремля как будто протягивалась божественная нить, преображавшая душу и сознание художника, наполнявшая его ощущением сопричастности великой эпохи, желанием ещё выше взметнуть творческую планку. И эта схема работала. Внутри нее творили Михаил Шолохов, Леонид Леонов, Константин Паустовский, Александр Твардовский, Василий Гроссман, Илья Эренбург, и прочие вошедшие в историю русской и советской литературы авторы. Перечень лауреатов Сталинских премий по литературе – не только слепок культурных предпочтений того времени, но и свидетельство «заархивированного» потенциала социализма. В отвалах уже никому ничего не говорящих имен и произведений как будто расставлены вехи, указывающие на (теоретическую) возможность надклассового и надпартийного пути развития литературы и искусства. Виктор Некрасов получил свою премию за фронтовую прозу «В окопах Сталинграда», Вениамин Каверин за роман «Два капитана», Александр Твардовский за «Василия Теркина», молодой Юрий Трифонов за роман «Студенты», Самуил Маршак за переводы сонетов Шекспира, Михаил Лозинский за перевод «Божественной комедии» Данте. Коллективный творческий дух народа выражал себя в этих и других выдающихся произведениях. «Отец народов» прекрасно это понимал, а потому лично контролировал и направлял литературный процесс. Последним руководителем, проявившим интерес к литературе, в нашей истории был Хрущёв. Он, правда, в отличие от Сталина сам произведений не читал, но не возражал, когда ему читали вслух. Так в премиальной политике едва не случился солженицынский «прорыв», когда Ленинскую (Сталинские были отменены в 1956 году, а в 1966 году в дополнение к Ленинским были учреждены Государственные) премию едва не получил Александр Солженицын за «Один день Ивана Денисовича». Но система отыграла назад – в застой. Сам Солженицын рассматривал эпопею с несостоявшейся Ленинской премией как возможный поворотный момент в развитии страны – от «жестоковыйного» сталинизма – к социализму с человеческим лицом. Не случилось. В период «развитого социализма» премии превратились в унылый бюрократический марафон многонационального литературного начальства Союза писателей СССР. Определенные правила приличия, впрочем, соблюдались. Лауреатами становились Валентин Распутин, Василий Белов, Виктор Астафьев, Нодар Думбадзе, другие, любимые читателями, а не начальством авторы. Все последующие советские и российские вожди хранили свои читательские предпочтения в тайне. Хотя, Дмитрий Медведев в бытность президентом признался, что почитывает Пелевина. История литературных премий СССР и современной России – это история постепенного убывания интереса государства к культуре, замещения ее шоу-бизнесом, попсой, непристойными театральными и грубо идеологизированными (в основном, против советского прошлого) сериально-книжными проектами. Сегодня «премиальное зеркало» расколото. Оно отражает пустоту. Статус президентских и правительственных премий по литературе не прояснен, они присуждаются по-тихому, без обсуждения выдвинутых произведений в прессе и на ТВ. Редко кому удается назвать имена авторов и произведений, удостоившихся этих премий. Куда более известны и популярны в литературной среде «престижные» премии – «Большая книга», «Ясная поляна», «Букер», «Национальный бестселлер». Но это сугубо коммерческие проекты, свидетельствующие об отсутствии в стране естественного литературного процесса, разрыве культурного пространства. Крупное издательство «ведет» автора к премии, тратит деньги на рекламу, имея в виду предстоящую реализацию тиражей. При этом автор не занимает места в литературном «ряду», не становится моральным и творческим ориентиром для общества, иногда вполне обходясь псевдонимом типа «Фигль-мигль». Эти премии (за исключением, может быть, «Ясной поляны») – весёлая скандальная игра, вполне вписывающаяся в мировую тенденцию «антикультурной революции». В качестве примера можно привести трансформацию Нобелевской премии по литературе. В свое время ее получали Хемингуэй, Фолкнер, Маркес, Кнут Гамсун, Томас Манн, Иван Бунин. Сейчас лауреатами становятся рокеры шестидесятых годов, авторы «потоков сознания» из Интернета или мало художественной, политизированной публицистики. Сталинские премии по литературе останутся в истории, как великий неосуществлённый проект невозможного в реальной жизни единения народа и власти в создании опять-таки невозможного социального строя, где культура и искусство побуждает людей к подвигам и свершениям во имя светлого будущего. Сегодняшнее мироощущение среднестатистического россиянина неплохо сформулировал Виктор Пелевин в своем последнем романе, кстати, выдвинутом на премию «Большая книга». «Жить хо, но бо». Расшифровать, видимо, следует так: Жить хочется, но больно. Или боязно. По писателям - и премии.