Адольф де Мейер: жизнь и смерть самого таинственного фотографа в истории
История жизни первого фешн‐фотографа Vogue Адольфа де Мейера больше походит на историю из современного таблоида. И такой она была с самого детства: сейчас доподлинно неизвестно, кто был родителями будущего мэтра эпатажа. Редкие свидетельства говорят о том, что отец Адольфа был еврейским банкиром, а мать родилась в Шотландии. Другие считают, что Мейер был рожден в столице Франции, а учиться поехал в Дрезден. О правде и вымыслах эпатажного творца расскажет «360». Как модный вихрь в годах XIX века Адольф Мейер ворвался в аристократический бомонд Лондона. Местные денди сразу признали его своим. Почувствовав силу, модник присвоил себе звание барона и выучился вести себя как настоящий аристократ. Стоит ли говорить, что никакие доказательства такого высокого титула так и не были найдены? Многие исследователи считают, что это просто выдумка Мейера. Так или иначе, но мужчина смог все-таки присвоить себе значимую приставку «де», свидетельствующую о принадлежности к знатному роду. Так он стал Адольфом де Мейером. Удивительно, но де Мейер был женат. Многие в свете поговаривали, что фотограф был отъявленным гомосексуалистом, а его брак — не более чем прикрытием. Но все отмечали одно: Ольга Альберта Караччоло — а именно так звали избранницу нашего героя — невероятно хороша собой. Позволим себе отметить, что, по всей видимости, дополнительного шарма ей придавало в глазах де Мейера (да и света, чего греха таить) родство с принцем Уэльским, будущим королем Эдуардом VII. Согласно еще одной «теории заговора», она была вовсе и не крестницей, а внебрачной дочерью августейшей особы. Однако сейчас уже сложно установить, что из всего этого было правдой. Ольга Альберта Караччоло в объективе Адольфа де Мейера. Фото: Wikimedia Commons Брак с богатой девушкой сделал эпатажного короля баснословно богатым человеком. Наверное, поэтому его творчество настолько притягивает внимание: он занимался фотографией не ради заработка, а для души. Любимым направлением для де Мейера стал пикториализм — стиль, бывший на тот момент на пике моды. Пикториалисты пытались превратить обычную фотографию в настоящую живопись, чтобы сделать ее не просто снимком, а настоящим произведением высокого искусства. Средства позволяли мужчине применять самые современные технические новинки и экспериментировать во всю мощь. В частности, ему особенно полюбился эффект, который давали линзы Пинкертона: с помощью них в одном кадре одновременно располагались точный фокус в центре и размытые края. Этот поразительный на тот момент эффект и прославил барона. Известнейший глянцевый фотограф Сесил Битон посвятил барону де Мейеру целую главу в своей книге «Зеркало моды». У барона, стремившегося уйти от реальности, имелись собственные представления об изысканности и элегантности. Ему удалось расширить возможности фотокамеры и создать подлинно импрессионистские портреты своих современниц. Поразительное мастерство, проявлявшееся каждый раз по-разному , позволяло раскрыть в портретах скрытую утонченность героинь. При помощи всяких хитростей он добивался нужной тонкости деталей, а на дефекты, считавшиеся недопустимыми, просто закрывал глаза — Сесил Битон. Адольфу де Мейеру посчастливилось познать настоящую славу еще при жизни. Аристократы и представители богемы готовы были заплатить целые состояния для того, чтобы получить портрет работы великого мастера. Он снимал королеву Марию Текскую, бабушку Елизаветы II, короля Эдуарда VII и Георга V, а также знаменитых артистов русского балета. Король Эдуард VII в. объективе Адольфа де Мейера. Фото: Wikimedia Commons Почувствовав первые веяния приближающейся Первой мировой войны барон де Мейер перебрался жить в США и сразу же начал сотрудничать с модным журналом Vogue. Он вошел в историю как первый фотограф за всю историю этого издания. Многие специалисты считают, что именно Мейер стал основоположником жанра фешн-фотографии . В то время все женские модные журналы либо вовсе обходились без иллюстраций, либо дополняли тексты рисунками. Неудивительно, что на фотографа мгновенно обратили внимание все издания и развели настоящую войну, пытаясь перетянуть его к себе. В следующие несколько лет де Мейер снимает для Vogue, Harper’s Bazaar и Vanity Fair, делает портреты едва ли не всех знаменитостей своего времени, таких как Чаплин, Пикфорд, Нижинский. Гонорары фотографа превышают все мыслимые пределы. Работа для Vogue. Фото: Wikimedia Commons В первые годы XX века де Мейер решил сменить имя, потому что ему это посоветовал сделать его личный астролог. Теперь он называл себя Гайеном де Мейером. Избавившись от немецкого имени, экс-Адольф возвратился в Париж и завел дружбу с великими дизайнерами — Коко Шанель и Жанной Ланван. Но на этом полоса везения на жизненном пути фотографа прекратилась. В моду вошел новый стиль фотографии — более живой, активный, подвижный. Де Мейер не принял этого и остался верным своему фирменному почерку. Модели на его фотографиях величественны, таинственны и неестественны. Контракты с фотографом не продлил никто. А в 1931-м году умерла его жена. В течение следующего десятилетия де Мейер проводит в глубочайшей депрессии. Пытаясь снова найти себя, он подсаживается на наркотики, заводит отношения с мужчинами и пишет автобиографию. Будучи уже пожилым мужчиной, он вступает в интимную связь со своим шофером, которого был старше почти на 50 лет. Для того, чтобы сделать для любимого все возможное, он усыновляет его, чтобы завещать остатки наследства и титул барона. Очевидец писал: «К моему скромному дому в Уилтшире де Мейер скатился по крутому склону на огромном гоночном кабриолете небесно-голубого цвета, разметав по дороге гравий и вспугнув кроликов. За рулем сидел шофер в ливрее под цвет машины; пассажир, высокий человек без возраста с крашеными волосами, также был облачен в голубой костюм и берет. Моих гостей, людей, в общем-то , простых, его неожиданный приезд удивил; должен признать, меня и самого несколько смутили странные манеры гостя. Боюсь, что бедняге не удалось произвести тот эффект, на который он рассчитывал. Наверное, его приняли недостаточно дружелюбно, он запаниковал и стал вести себя неестественно, фальшиво: во время беседы вскидывал брови, словно плохой комедиант, разговаривал пронзительным фальцетом, глотая звуки. Он подбирал слова одно неудачнее другого, постоянно нервно хихикал. Я был обескуражен: все шло совсем не так, как я рассчитывал и представлял. Чтобы как-то спасти положение, я решил публично представить моего давнего кумира, умевшего вдохнуть в фотографии волшебство, секрет которого я мечтал разгадать. Но произнося заученный монолог, я заметил, что на лице моего гостя застыла обиженная гримаса. Я его явно раздосадовал. Вероятно, моя непростительная ошибка состояла в том, что я завел разговор о фотографии, — с тем же успехом я мог поинтересоваться, какой фиксаж он применяет для своих работ». Ближе к смерти барон полностью потерял интерес к делу, которым горел всю жизнь. Он перестал фотографировать, выбросил почти весь свой арсенал камер. В последние годы жизни друзья-меценаты Мейера решили устроить выставку его лучших работ. Однако выяснилось, что выставлять совсем нечего: фотограф не сохранил ни негативы, ни вырезки из журналов. Барон де Мейер скончался в Лос-Анджелесе 1946-м году. В некрологе коротко упомянули о его смерти, но не отметили его заслуги фотографа.
