Писатель и врач-нейрофизиолог: «Дети должны знать о трагедии в Кемерово»
На определённом этапе дозирование информации становится умолчанием. В этом уверена врач-нейрофизиолог, детский писатель Светлана Лаврова. Отвечать на все вопросы Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Светлана Аркадьевна, в каком возрасте ребёнок начинает идентифицировать добро и зло? Это происходит на генетическом уровне? Светлана Лаврова: Нет, не на генетическом. Это воспитуемо. Первоначально это осознается на уровне зверюшек: то, что хорошо мне, – добро, то, что плохо для меня, – зло. Но очень рано, когда ребёнка приучают к слову «нельзя», в мозгу ребенка начинают бродить понятия «это добро и зло», «это плохо, а это хорошо», но очень смутные, конечно. А к двум-трём годам начинается внедрение взрослыми в мозг ребёнка понятия альтруизма. То есть добра вообще, добра не только для меня, добра для другого человека. Хотя... я знаю взрослых людей, которые не различают добро и зло. - Зло мы воспринимаем через себя? - Мы всё воспринимаем через себя. Мы не можем воспринимать что-либо объективно. Пытаемся, конечно, но плохо получается. - Я к чему веду. Трагедия, произошедшая в Кемерово, потрясла всех. Изолировать детей от этой информации мы не способны... - И не надо изолировать! Давно и глубоко убеждена в том, что с детьми нужно говорить обо всём, с ними можно поднимать любые, даже самые сложные темы, и мы должны отвечать на все их вопросы. Другое дело, как это делать. - Главный принцип ответа на детские вопросы – честность? - Да. Другое дело, что нужно предупредить ребёнка: мы не владеем всей информацией. То, что произошедшее в Кемерово - кошмар, - это понятно, это даже не обсуждается. Но я вижу, насколько разнится информация. Любой взрослый что-то принимает на веру. Кто-то верит официальной прессе, кто-то - «жёлтой», кто-то - тому, что написано в интернете, в социальных сетях... Мы не знаем и, возможно никогда не узнаем всей правды. И об этом нужно сказать ребёнку. «Стрела Аримана» - Беседуя с ребёнком, мы, с одной стороны, пробуждаем в нём эмпатию, чувство сострадания, а с другой – есть риск породить страх, что беда может случиться и с ним тоже и что взрослые, оказывается, не всегда могут защитить. Так ведь? - Если этот страх появится у маленького ребёнка – плохо, это может привести, например, к неврозам. Другое дело, если речь идёт о подростках, которые уже способны мыслить – если взрослый не может меня защитить, я буду думать головой сам. И за себя, и за того, кто рядом. Осознание этого – нормальный элемент взросления. - Должно ли быть дозирование информации? - Вы прекрасно понимаете, дозировать информацию очень сложно, она выходит из-под контроля. Информация – это стихия. Особенно сегодня, когда мы не разбросаны, как в Средние века, по деревням. Скажем, в эти дни, когда вся страна следила за происходящим в Кемерово, когда сострадала людям, потерявшим близких в страшном пожаре, я пыталась оттащить мамулю от телевизора, беспокоясь о её здоровье. Она сопротивлялась: «Нет, если я не буду ничего видеть и слышать, я буду воображать что-то ещё хуже». Хотя куда ещё хуже?! Понимаете, мы испытываем своего рода зависимость от информации, мы должны знать всё и вся. До какой степени эта информация истинна – не столь важно, главное, чтобы её было много и она была бы постоянна. Поэтому я не представляю, как можно дозировать информацию. И потом на определённом этапе дозирование информации становится умолчанием. - Как защитить себя от этого безудержного потока? И нужно ли это делать? - Бесспорно, нужно, и у каждого свои рецепты. Прекрасный способ – работа. Но, например, в нашей работе бывают страшные моменты, и мои коллеги защищаются: кто-то путешествиями, кто-то горными лыжами, кто-то чем-то ещё. Я сказки пишу. В противном случае быть счастливым очень сложно. А быть счастливым всё равно нужно. Я думаю, к сожалению, это не последняя катастрофа, вспомним Стрелу Аримана: всё это накручивается-накручивается, идёт всё дальше и дальше. Но даже в этих условиях мы должны пытаться быть счастливыми и придумывать для себя способы защиты. Что касается детей, то я всегда считала лучшим способом защиты разговор с ребёнком. И очень важно подчеркнуть: что бы ни произошло, я буду любить тебя всегда. Им очень важно знать, что бы в мире ни происходило, у них есть люди, которые их любят, понимают, которые их тыл. Впрочем, это важно и для взрослых. - Не стыдно быть счастливым в то время, когда происходят трагические события? - Нет, не стыдно. Человек всё равно должен быть счастлив. Конечно, не в тот момент, когда он потерял близких и переживает эту утрату. В этом состоянии человек не способен думать о том, что возврат счастья возможен. Надо прогоревать своё, а потом... жить дальше. Мне сложно говорить на эту тему. Тоже своего рода способ защиты – не говорить и стараться не думать. Хотя не думать не получается... потому что, действительно, страшно. Грустные книги - Светлана Аркадьевна, вы, работая в онкологическом диспансере, как никто другой понимаете, что есть то, что никому не подвластно, на что никто не может повлиять. - Да. - В такие периоды, когда «повлиять не возможно», к каким книгам вы обращаетесь? - Английского викторианского периода. Там совершенно иной темп жизни, они помогают. Ещё «познавалки». По палеонтологии, например. У меня такое антиневротическое средство. - Когда вокруг и без того немало безрадостного, нам нужны грустные книги? - Конечно. Причём в каждом возрасте для своих целей. Совсем мелкие дети через них понимают, что в жизни бывают разные моменты. Подросткам, вообще, очень нужны грустные и страшные книги. Для них это момент инициации. Как наши предки уводили в лес своих подрастающих мальчиков и девочек, пугали их там, кололи копьями и так далее, так и наши современные подростки переживают всевозможные ужасы. Иногда они переживают их на улице, в реале – это весьма небезопасный вариант. А иногда – в книгах, в которых к тому же написано, как «вылезти» из этой ситуации. Это не совсем реально, но тем не менее прочувствовано, что им категорически им необходимо. Что касается взрослых, то, могу сказать, грустные книги категорически НЕ нужны пожилым людям, людям с неврозами. Это даже опасно. Им хватает того, что изливается на них по телевидению, и в качестве «лекарства» им лучше «принимать» книги с хорошим концом. - Компьютерные игры в «обряде инициации» свою роль играют? - Сразу скажу, по поводу «компьютерной жизни» подростков я в панику не впадаю. У неё есть несколько плюсов. Скажем, в компьютерных играх ребёнок учится быстро принимать решения. То есть он не смотрит на жизнь со стороны, а активно принимает участие в ситуации. Это неплохо. Другое дело, что иногда стирается разница между реальностью и виртуальностью – вот это уже не есть хорошо. Девочки, как правило, вылезают из этого, а мальчики – не всегда, они довольно часто остаются там, в виртуальной реальности. Думаю, если дело и дальше так пойдёт, а тем более дойдёт, например, до чипов – это будет уже совсем другое существо, с другими возможностями, с другой психикой. И тогда либо мы пойдём дальше, либо сломаемся и исчезнем как биологический вид. Я очень этого не хочу, поскольку мне нравится вид homo sapiens, как он сформировался с кроманьонцев, и в принципе он меня устраивает со всеми недостатками. Дело в том, что человек как биологический вид в социальном плане начал развиваться очень быстро. Такое стремительное развитие в биологии всегда предсказывало быстрое окончание жизни вида. Чего, конечно, очень не хочется... Меченосцы, скажем, как плавали, так и плавают, а мы куда-то попёрли. Причём попёрли куда-то не в том направлении. Я в своей книжке «Куда скачет петушиная лошадь» пыталась об этом сказать. И мне уже несколько читателей сказали: «Петушиная лошадь», похоже, уже пришла».
