«К вам приходили из НКВД. Собирайте вещи!»

О мэтре советского и российского песенного творчества Никите Богословском, юбилей которого отмечался 22 мая, всякое рассказывают. Потомственный дворянин, он объективно не мог быть ни пионером, ни комсомольцем. Тем не менее, в силу своего уникального таланта, состоял в нескольких профессиональных союзах и обществах: Союзе композиторов, Союзе кинематографистов, Обществе советско-французской дружбы и так далее. И все же главным в его жизни была музыка. Богословский является автором восьми симфоний, двух струнных квартетов, трех опер, 17-ти оперетт и музыкальных комедий, а также музыкальных драм, балета-сказки, симфонических повестей, более 300 песен, музыки к сотне фильмам и многого другого. Кстати, бабушка Богословского водила дружбу с Петром Ильичом Чайковским и другими композиторами. Так, в учителях у юного Никиты оказался профессор Петербургской консерватории, дирижер Александр Константинович Глазунов, тоже маститый композитор. И надо же такому случиться, мальчик оказался весьма талантливым учеником. Но первое свое музыкальное произведение он сочинил, когда ему было 8 лет. Им стал вальс «Дита», который юный Никита написал ко дню рождения шестилетней Диты, с которой дружил. Между прочим, она была дочерью большого друга их семьи – Леонида Утесова… - Дита сказала, что мы будем ужинать вместе со взрослыми, среди которых будут знаменитые композиторы, музыканты, поэты, литераторы: знаменитые пианисты дядя Володя Софроницкий и дядя Володя Горовиц, писатель дядя Миша Зощенко, поэт дядя Володя Маяковский. Таким образом, я исполнял собственное произведение перед цветом ленинградской интеллигенции, - вспоминает Богословский. – И маститые деятели культуры и искусства благосклонно приняли мое творчество. А к 15 годам я уже написал вполне удачную оперетту «Ночь перед Рождеством», которую исполнил в Ленинградском театре музыкальной комедии. Правда, перед представлением случился конфуз: на собственный концерт меня не пустила билетерша: «Мальчик, ты куда? Нет-нет, ты еще маленький. Сегодня премьера произведения маститого композитора Богословского. А ты приходи в воскресенье – вместе с мамой». Выручил один из музыкантов оркестра, который узнал меня и провел в зал. А в 1937 году, когда мне было 24 года, я написал уже музыку к фильму «Остров сокровищ», который имел колоссальный успех. Кстати, во время съемок я познакомился со своей первой женой Ириной, работавшей на этой картине художником. Когда я получил авторский гонорар за музыку к фильму (очень хорошие деньги), то на следующий день увидел дома какие-то цепи. «Что это?», - спрашиваю у супруги. «Это кандалы декабриста Рылеева, - гордо ответила мне жена. – Я с трудом выкупила эту реликвию в комиссионном магазине». В общем, не сложилось у нас с ней. * * * Богословского заметили и стали приглашать писать музыку к художественным фильмам. Смешной случай произошел в 1943 году, когда из эмиграции в СССР вернулся Александр Вертинский – живая легенда того времени. Сам Никита Владимирович присутствовал на этом банкете в честь возвращения певца. Александр Николаевич расчувствовался и предался воспоминаниям: «В далеком Шанхае мы слушали радиоконцерты из Москвы. Меня, например, весьма тронула «Темная ночь»… В этот момент известный режиссер Марк Семенович Донской указал на молодого композитора, скромно стоявшего рядом: «Вот, кстати, автор этой песни». «А еще нам всем полюбилась задушевные песни про шахтеров, про курганы темные», - вспоминал Вертинский. «Так это тоже его произведения», - ответили ему. Между тем Александр Николаевич продолжал: «Хочется особо отметить также песню «Любимый город»… После этих слов все собравшиеся дружно закивали в сторону Богословского. «Так что же у вас только один композитор на весь Советский Союз?», - изумился Вертинский. * * * Надо заметить, что Никита Владимирович был человеком суеверным. Он всю жизнь проносил у себя на шее самый дорогой талисман – крестик, подаренный бабушкой, которая отдала его учиться музыке. И хранил его как зеницу ока. Однажды, когда Богословский умывался, крестик каким-то образом соскользнул и упал в раковину. Композитор тут же вызвал сантехника и заставил разобрать оборудование по частям. На дне колена водопроводной трубы крестик и нашелся. Супруга, Алла Николаевна Богословская (Сивашова), спросила тогда у мужа, что он так расстроился – купили бы, дескать, новый. «Да это ведь подарок бабушки!», - пояснил мэтр. * * * - Вы знаете, мне часто приписывают розыгрыши других актеров, - признавался в конце жизни Никита Владимирович. - Например, среди деятелей культуры бытует такая история, что я позвонил якобы актеру Михаилу Ульянову, представился чиновником из Министерства морского флота и сказал, что его именем хотят назвать пассажирский лайнер. Затем затея, дескать, не получилась, ему предлагают пароход поменьше классом и так далее. А ему, по условиям, которые выдвигает «министерство», нужно согласовывать все с парткомом театра. Это продолжается несколько недель. Наконец, сходятся на том, что его именем назовут катер. «Что хоть он перевозит-то», - якобы спрашивает Ульянов. И в ответ слышит: «Ну, так, дерьмо…». Так вот, это не мой розыгрыш. И разыграли вообще не Ульянова, а актера Мишу Царева. Насколько мне известно, ему позвонил коллега из Малого театра. По-моему, это был Виталий Доронин. Или еще есть байка, как я разыграл свою жену, появившись в окне своей квартиры со стороны улицы. Но это был Соловьев-Седой. Мы с ним гуляли в Ленинграде в компании друзей, а вечером поехали по домам. Так надо же такому случиться – он где-то забыл ключи от дома. А под окнами как раз ремонтники что-то делали. Вот он и попросил, чтобы они подняли его на своей лебедке наверх к окну. Жена увидела его через окно – чуть с ума не сошла. Или растиражированный случай, о том, как я якобы разыграл Сергея Михалкова, предложив ему от имени священнослужителя из Московской патриархии написать гимн Русской православной церкви. Я сам много слышал эту байку, но совершенно не причастен к ней. На самом деле это разыграли театрального скульптора Сергея Черкова, предложив ему слепить макет Елоховского собора. Самое смешное, когда он через месяц трудов принес его в патриархию, его приняли и прилично заплатили ему за макет. Я знаю, кто устроил этот розыгрыш – один мой хороший друг, но не могу выдавать его. Да, баек ходило достаточно, но многие – не про меня. * * * И все же Богословский несколько раз подшучивал над своим другом – поэтом, драматургом и сценаристом Борисом Ласкиным. Однажды тот ждал какую-то важную посылку из-за рубежа. Об этом знали все его знакомые. И вот композитор исподволь узнал, что поэт заказал своему зарубежному коллеге что-то из одежды: то ли костюм, то ли смокинг (у нас-то это был страшный дефицит). Богословский договорился с работниками почты, которые прислали Ласкину извещение. Причем, с самой дальней оконечности города – почтовое отделение находилось чуть ли не в пригороде. На чем и как Борис Савельевич туда добирался – об этом история умалчивает. Как потом он сам рассказывал, привез посылку домой, весь счастливый и довольный. Открыл ее, а там… лежит кирпич, а сверху записка, написанная крупным почерком: «Носи на здоровье!». Вот это, по словам Богословского, действительно, была его работа. * * * Или вот как рассказывал Никита Владимирович о реальном случае, произошедшем еще до войны: «Сидим мы как-то втроем в ресторане гостиницы “Континенталь”, обедаем: я, Степа Каюков (Степан Яковлевич Каюков, актер театра и кино, – авт.) и Марк Бернес. Степа какой-то понурый – жена, мол, прислала ему короткую телеграмму: “Приезжай!”. Мы с Марком услышали это, посмотрели друг на друга заговорщески, тихонько вышли из-за стола и пошли “по делу”. А через 15 минут к Степе подходит официантка и сообщает ему, что его вызывают к телефону из Москвы. Он прерывает трапезу, бежит в холл, а его посылают в номер. Степа, сломя голову, устремляется на пятый этаж, вбегает в номер, снимает трубку, набирает дежурную. А она ему: “Что же вы так долго ходите-то! Давайте быстрее вниз к администратору!”. Он через три ступеньки летит на первый этаж, а портье, завидев его, уже машет руками: “Скорей наверх, в номер! Почему не дождались звонка!”. Так он бегал туда-сюда битый час, пока “рассерженная” телефонистка, в конце концов, не отчитала его: “Москва не стала дожидаться – на том конце провода сказали, что вас искать – только время тратить!”. Уже потом мы признались ему, что подговорили дежурных по этажам, портье и телефонисток, чтобы устроить “спектакль”, в котором он принимал участие». * * * Был такой детский писатель – Виталий Губарев, который еще в тридцатых годах прошлого столетия написал повесть «Павлик Морозов». Так вот, этого литератора, по воспоминаниям его современников и знакомых, никогда не интересовало, ждет ли его кто-либо в гости. Он просто звонил любому знакомому, сообщал, что вечером приедет и бросал трубку. Несколько раз проделывал он такой трюк и с Богословским. Когда Губарев позвонил в очередной раз, композитор стал готовиться. Пошел к своему другу, прославленному диктору Юрию Левитану, и уговорил того надиктовать несколько предложений на магнитофон. А сам пригласил на этот вечер много гостей – собралась прекрасная компания. И вот приезжает сам Губарев. Богословский подошел к транслятору, как будто включая радио, но в этот момент незаметно нажал на кнопку магнитофона. В динамиках раздался хорошо узнаваемый голос легендарного диктора с перечислениями имен деятелей культуры и присуждением каждому звания или премии. Дошла очередь и до героя вечера: «За повесть «Павлик Морозов» Губарев Виталий Георгиевич награждается Сталинской премией третьей степени…». Гости ошалели, бросились поздравлять новоявленного лауреата. Тот, в свою очередь, решил «проставиться» и побежал в гастроном за всем необходимым для «продолжения банкета». В общем, праздничный вечер продолжался. Подошло время, и Богословский включил уже полную «новостную сводку», чтобы прослушать выпуск от начала до конца целиком, снова нажав на кнопочку магнитофона, на котором была выставлена уже другая запись. Юрий Борисович вновь озвучил весь список и подошел к фамилии виновника торжества: «За повесть «Павлик Морозов» Губареву Виталию Георгиевичу – ничего». * * * Кстати, дежурным розыгрышем Богословского было уверять всех приходящих к нему гостей в том, что на почетном месте в гостиной у него висит картина Левитана. «Это настоящий подлинник», - каждый раз хвастал перед входящими Никита Владимирович. Те начинали спорить и всегда проигрывали. Потому что на стене, действительно, висела работа известнейшего на весь мир… диктора Юрия Левитана, которого он как-то уговорил нарисовать неказистую избушку с трубой, хотя радиоведущий совершенно не умел рисовать. Тем не менее, розыгрыш этот пользовался неизменным успехом у гостей мэтра. * * * Никита Богословский очень дружил с актером московского Театра Сатиры Владимиром Хенкиным. Даже дачи у них располагались недалеко друг от друга. Как-то Владимир Яковлевич пригласил Богословского на вечерние посиделки. Но артиста неожиданно направили в командировку – на гастроли. Никита Владимирович, как и договаривались, подошел в условленное время и нарвался на закрытые ворота дома Хенкина. Обидевшись на друга, Богословский вернулся на свой участок, нашел кусочек пластилина и обрезок бечевки, пошел и «опечатал» дверь дачи, тиснув вместо печати на пластилине «орлом» монетки с гербом. Случилась эта история еще в сталинские времена, когда люди исчезали бесследно и надолго. А Богословский напоследок сунул в щель забора «официальное послание»: «К вам приходили из НКВД. Собирайте вещи и никуда не уходите – мы еще вернемся. Ждите». Когда Хенкин вернулся с гастролей и увидел записку и «печать» на двери дачи, ему стало плохо. Правда, Богословский быстро привел его в чувство, рассказав, что это он «опечатал» его загородный дом. После чего они дружно отпраздновали несостоявшийся «арест» Владимира Яковлевича. * * * Последний розыгрыш Богословского, по воспоминаниям его жены Аллы Николаевны, состоялся уже в больнице. Он четверо суток был в коме, а когда пришел в себя, попросил супругу: «Алка, забери меня отсюда». «Ты что, - всплеснула та руками, - ты же четыре дня был без сознания!». «Без классового?», - пошутил последний раз Никита Владимирович.