«Я был среди тех, в кого стреляли»
В Москву на книжный фестиваль на Красной площади приехал классик израильской литературы Меир Шалев, автор «Русского романа», «Эсава», «Голубя и Мальчика» и множества других романов. На русском языке писатель представил свою новую книги «Мой дикий сад» и серию книг для детей про кота Крамера. О выращивании марихуаны в саду, вшах, ловле ядовитых змей голыми руками и праве политиков обсуждать литературу с Меиром Шалевом побеседовала обозреватель «Ленты.ру» Наталья Кочеткова. О кусте марихуаны Рядом с домом у меня есть сад. В нем только дикие цветы, которые произрастают в Израиле. Сад этот появился так. 20 лет назад я еще жил в Иерусалиме, но мне было все труднее и труднее там оставаться. Я стал искать себе дом и нашел его в долине Изреэль, в деревне, недалеко от того места, где я родился и которое описано в нескольких моих романах. Рядом с моим домом был участок сухой земли. Все там было ссохшееся, кроме одного куста — куста марихуаны. Куст был зелен, и я понял, что кто-то по ночам приходит с лейкой и поливает его. У меня есть друг — офицер полиции. Я пригласил его посмотреть дом. Он увидел куст и спросил: «Ты еще не успел въехать в дом, а куст уже посадил?» Я ответил, что куст не мой. Для хорошего настроения я выращиваю виноград, а этой чей-то чужой куст. И как только его настоящий владелец соберет с него урожай, я его уничтожу. И действительно, как-то ночью пришел хозяин этого куста и срезал его. После этого я вспахал трактором свой участок и начал думать, что бы там посадить. О дикости Я очень люблю гулять на природе, смотреть на пейзажи, на животных на растения. Когда я был юн, я очень много ходил пешком. Но в армии у меня было тяжелое ранение: четыре пули в колено и в бедро. Это было через полгода после окончания шестидневной войны, ноябрь 1967 года. Это была операция в ходе которой ночью одна израильская часть расстреляла другую израильскую часть. Я был среди тех, в кого стреляли. Я не могу сейчас много ходить пешком — у меня просто начинает разваливаться колено. Поэтому я сижу в своем пикапе. Я люблю смотреть на природу. Не только в Израиле. Такие же поездки я предпринимал в Намибии, Монголии, Кении. У меня никогда не было участка земли — весь мой сад помещался в горшках на балконе в Иерусалиме. Пока я размышлял, что буду сажать в своем новом саду, пришла зима, начались дожди, и семена, которые находились в земле, проросли: это были анемоны, цикламены и нарциссы. И я подумал, почему бы не засадить участок цветами, которые растут в Израиле. Надо сказать, что сады с дикими растениями в Израиле есть не только у меня. У нас много красивых диких цветов. Они всем известны, потому что Израиль — маленькая страна. Поскольку Израиль — это точка, где сходятся три континента: Африка, Европа и Азия, у нас 2700 видов диких растений на очень маленькой территории. Это впечатляющее ботаническое богатство. Кроме того, любовь к природе — часть сионистской идеологии. Потому что первые поселенцы, которые приехали в Израиль сто лет назад, ничего не знали об этой стране и хотели с ней получше познакомиться. И детей своих учили тому же. Так это с тех пор и переходит из поколения в поколение. Поэтому я начал искать луковицы, семена и саженцы диких растений. В Израиле, когда прокладывают новое шоссе или строят новый дом, перед тем, как это произойдет, районный совет публикует объявление о том, что можно прийти в это место и выкопать растения, которые там растут. Я тоже набрал себе цветов в таких местах. А еще я познакомился с людьми, у которых есть такие же сады. Они мне дали советы, как ухаживать за таким садом. А поскольку люди читали мои книги, они хотели помочь мне и все время делали подарки. Они говорили: вот я принес тебе луковичку тюльпана или нарцисса, анемоны. Был человек, который говорил: «Я буду следить за тем, как ты сажаешь. Так, выкопай ямку. Не здесь. Теперь сажай. Нет-нет, переверни луковицу, вот так». Потом он раз в неделю приезжал смотреть, хорошо ли растет его цветок. Каждый раз нужно было принимать гостя, делать ему кофе, чай, разговаривать с ним. После этого он пригласил меня на свадьбу своей дочери, надеясь, что я произнесу речь. И я понял, что выращивать дикие цветы труднее, чем я думал раньше. Но все же дикие цветы Израиля очень устойчивы. Сейчас лето, очень жарко, и мой сад выглядит совершенно мертвым. Я подумал, что раз они выдерживают такой климат, то выдержат и мой уход. О Рае Сад выглядит раем для растений и животных, но природа — не райское место. Намного более жестокое, чем цивилизация. (Показывает фотографию в телефоне, на которой он держит за голову и хвост большую змею.) Это тоже природа в моем саду. Это гадюка, то есть змея, которая может вас убить. Я поймал ее живой. Отвез за километр от дома и выпустил там. Змея — не территориальное животное. То, что она заползла в мой сад, не значит, что это ее дом. Мне нравится ловить голыми руками ядовитых змей, я умею это делать и делаю не в первый раз. В деревне, когда возникает такая ситуация, соседи зовут меня. Однажды я поймал такую змею в детском саду и убил ее. Нельзя было оставлять ей шанс туда вернуться. О врагах У меня в саду есть несколько врагов, которые мешают мне выращивать цветы. Во-первых, это другие дикие растения, которые я не хочу чтобы были в моем саду, поэтому я их все время выпалываю. Хотя это уже философский, этический вопрос. Если я хочу выращивать дикий сад, то тогда почему одни растения я специально сажаю, а от других избавляюсь. Некоторые могут увидеть в этом метафору, но поверьте, ее здесь нет. Приведи пример из другой книги, про мою бабушку, у которой был пунктик на чистоте. Брат моего дедушки прислал ей из Америки огромный мощный пылесос, чтобы она могла убираться. Когда я был в Бельгии, один литературный критик мне сказал: «Американский пылесос, который убирает пыль в доме у сионистки — это метафора геноцида палестинского народа. Потому что вы получаете технологии из Соединенных Штатов, а пыль — это символ земли, которую вы всасываете и выбрасываете. Так вот, когда я говорю о своем саде — я просто говорю о саде. Кроме сорняков мне мешают некоторые животные. Например, крот. У меня в саду есть лютики и дикие гладиолусы — это растения, которые любит крот. Была зима, когда крот уничтожил все мои лютики и гладиолусы. Тогда я понял, что так нельзя. Я развязал войну, чтобы в результате в живых остались или я, или крот. Один из методов борьбы с кротом использовали в деревне, где я рос: в нору крота засовывается ствол импровизированного ружья с охотничьим патроном. Когда крот дотрагивается до ствола, ружье стреляет. Это жестоко, нелегально и опасно для окружающих, потому что если человек наступит на такое ружье — он лишится ступни. Еще один метод — раскопать нору, засунуть туда шланг и залить нору водой. Когда я его опробовал, ко мне пришли из районного совета и спросили, не построил ли я во дворе бассейн? Дело в том, что мой счет за воду увеличился в 10 раз. А бассейн облагается отдельным налогом. С кротом ничего не произошло. Разве что он попросил, чтобы кроме воды я налил ему еще немного шампуня. Тогда я раскопал его туннель и встал над ним с тяпкой. Я стоял так час, два, когда через три часа крот пришел закопать свою нору, я уже не смог наклониться и ударить его тяпкой, потому что мне прострелило спину. Крот вернулся домой, а я пошел к ортопеду лечить спину. Один мой друг сказал, что в нору нужно засунуть один конец шланга, а второй подсоединить к выхлопной трубе машины – тогда крот начнет задыхаться и сбежит. Но я ответил, что я — еврей, у евреев сильна историческая память, и они таких вещей не делают. В результате я посмотрел на происходящее и подумал: что делается! Я — взрослый человек. Более того, я — человек известный. Я смотрю на свой сад и понимаю, что все ямы, которые в нем есть, вырыты не кротом, а мной. Я трачу каждый день по три часа своего времени на то, чтобы от него избавиться. С тех пор я просто выращиваю свои лютики и гладиолусы в горшках. Крот тоже спокойно живет. Я, правда, не знаю, что он теперь ест. И я всем стал говорить, что мы с кротом теперь не в состоянии войны, а в состоянии конфликта. О пользе матерщины Но надо сказать еще одну вещь: мой сад открытый. То есть у него нет забора. Он граничит с заповедником, где растут старые дубы. Они поменьше, чем европейские, но очень красивые. И там живут кабаны, которые считают мой сад частью своего заповедника, поэтому приходят ко мне каждую ночь. Они не едят растения, но они раскапывают землю и разбрасывают луковицы. И мне приходится каждое утро заново сажать анемоны. Я с ними не борюсь — я их боюсь. Они большие и сильные животные. Однажды ночью я вышел на балкон. Я стою и говорю им: а почему бы вам не пойти к моему соседу, у него такой прекрасный сад, газон, очень красивая деревянная терраса с джакузи. Я очень бы хотел, чтобы он в два часа ночи проснулся и увидел, что у него в джакузи три кабана с сигарой. Но они ходят ко мне. Обычно они ходят ночью, но это было днем. У меня в саду есть стол, на котором стоят горшки, лежат луковицы. Я стоял и работал и вдруг услышал, что у меня за спиной хрюкает кабан. Я оглянулся и увидел кабаниху с пятью кабанятами. Когда я был молод, возможно, я бы мог убежать от кабана. Сейчас уже нет, поэтому я запрыгнул на стол. И вот: я стою на столе, рядом со мной кабаниха с пятью кабанятами, мой телефон в доме, соседи на работе, и я не знаю, сколько часов мне здесь еще стоять. В результате я начал с ней разговаривать. Я говорил с ней на иврите, но она меня поняла. Она поняла, что я говорю какие-то очень некрасивые слова о ней, ее детях, ее муже и его родителях. Моя мама, когда я был ребенком, если она видела, что я общаюсь с хулиганом, говорила мне, что не надо с ним общаться. При этом у нее на лице было особое выражение, которое я запомнил. Вдруг я увидел на морде кабанихи мамино выражение лица и услышал, как она говорит своим детям, что они не должны со мной общаться. Она убежала в лес и увела за собой кабанят. Хвостики их были торчком, что выражало презрение. О святости Вы, конечно же, знаете, что страна, в которой я живу, считается святой землей для многих людей. Она святая для всех христиан, некоторых мусульман и для евреев. Из-за этой святости войны, которые у нас происходят, не всегда рациональны. Это не войны за территорию, доступ к воде или полезные ископаемые. Если война идет за ресурсы, то можно вести переговоры. Когда же один говорит, что бог обещал мне эту землю, а другой говорит: нет, мне, — здесь никакие переговоры невозможны. К большому сожалению, в Израиле сейчас такая ситуация, что все еще приходится показывать силу, чтобы страна продолжала существовать. И к еще большему сожалению, наше правительство не ведет мирных переговоров. Я принадлежу к левой части политического спектра и не согласен с проводящейся политикой. Если бы Красная армия во время Второй мировой войны не дошла до Берлина, то мир сейчас выглядел бы совершенно по-другому. Иногда нужно проявлять силу и бороться. И мне важно, что мой сад — это пусть очень маленький, но единственный участок земли в Израиле, который не является святым ни для кого. Я проверял: по моей земле не ходили Моисей, Иисус и Мухаммед. Эта земля принадлежит только моим цветам и растениям. Кот Крамер Моего кота зовут Крамер. Он толстый, черный и все время спит. Он спит так много, что в какой-то момент мы решили его поменять на другого кота. Тогда он вдруг проснулся. Появился он у нас так. Он родился у наших соседей в деревне. Когда ему было примерно 10 месяцев, ко мне в гости приехал мой приятель из-за границы и привез стейк из очень хорошего мяса. Я стал готовить мясо, а Крамер учуял этот запах из соседского дома и прибежал к нам. Когда он вбежал в дом, то потерял равновесие и врезался в стену. Поэтому я назвал его Крамер, как героя сериала «Сайнфелд». Я дал ему маленький кусочек стейка. Он его попробовал. И с тех пор остался в нашем доме, чтобы попробовать еще. Крамер — особенный кот. Например, он умеет читать. Откуда мы об этом знаем? Он очень радуется, когда я начинаю читать спортивное приложение к газете. Он знает, что спорт мне не интересен, а это значит, что я скоро перестану читать, разложу газету на полу, а на нее положу какое-нибудь угощение для Крамера. Откуда он знает, что это спортивное приложение? Потому что на ней написано «Спорт». О вшах У нас в доме есть и другие животные. Много лет назад, когда моя дочь была маленькой, она однажды вернулась домой из детского сада с вшами. Нужно было мыть ей голову специальным шампунем и расчесывать волосы частым гребнем. Я тогда работал на израильском телевидении и вел ток-шоу. Тогда я сказал своей дочери: «Представь, если вши с тебя перейдут на мою голову, а с моей головы — на головы гостей. Тогда они смогут вести свою программу для вшей, которые живут на головах зрителей». В этот момент в комнату зашла моя жена и сказала, что это, может быть, хорошая идея для детской книги. Я написал такую книгу и принес ее своему редактору. Но она мне сказала, что не может ее напечатать, потому что вши — это отвратительно. Я положил книгу в ящик, где она пролежала три года. Потом издатель спросил, есть ли у меня книга для детей. Я ответил, что есть, но она отвратительная. Он ее прочитал, мы ее выпустили, и сейчас это одна из самых известных и продаваемых детских книг в Израиле. О дидактизме и ангеле смерти Я писатель, который не поучает. Детей я в своих книгах ничему не учу. Я воспитывал своих детей — мне этого достаточно. А у детей есть их родители. Есть темы, на которые я не буду писать для детей, есть темы, на которые я не буду писать и для взрослых. Так, например, когда моему сыну было года четыре, он услышал словосочетание «Ангел смерти» и спросил у меня, кто это. Я ему объяснил. Тогда он сказал, что хочет на Пурим переодеться в ангела смерти. Когда у него был день рождения и его спросили, что он хочет в качестве подарка, он ответил, что хочет черный плащ с капюшоном и косу. Мы ему это все купили. Он надел плащ, взял косу, выбежал на улицу и стал пугать прохожих. Я ему сказал: если сейчас придет настоящий ангел смерти, он будет на тебя злиться. Ведь все, кто смотрит на тебя сейчас, думают, что ты — настоящий ангел смерти. А над ним уже будут смеяться. Я не хочу, чтобы ангел смерти злился на моего ребенка — это может плохо закончиться. Я даже думал включить этот сюжет в детскую книжку, а потом решил, что не буду писать об этом для детей и вставил эту историю в одну из своих взрослых книг. О проблемах с Кнессетом У меня есть рассказ, в котором мальчик ночью просыпается оттого, что слышит львиный рык. Он выглядывает в окно и видит, что по саду ходит лев. А на утро он видит, что в саду сидят родители и пьют кофе. На следующую ночь он снова слышит, как рычит лев. На этот раз он смотрит льву в глаза, а лев смотрит на него через окно. На следующую ночь лев попадает в комнату, мальчик начинает бегать за ним с палкой, и оказывается, что это не настоящий лев, а костюм льва, внутри которого прятались его родители. Он на них очень злится, отнимает костюм, не дает им смотреть телевизор, читать газеты на том основании, что львы не читают газет и не смотрят телевизор. Через несколько месяцев после того, как книга вышла, мне позвонили из Кнессета, это израильская дума. Мне сказали, что меня вызывают на комиссию, потому что несколько психологов и воспитателей детских садов утверждают, что эта книга вредит отношениям между родителями и детьми. Я ответил, что, во-первых, книга детям нравится, а во-вторых, я не признаю право политиков обсуждать литературу. Они сказали: все равно вы должны прийти на эту комиссию. Я сказал, что сам не приду — пусть приходит полиция и меня сопровождает. В результате они обсудили книгу без меня, и я — единственный в Израиле писатель, про которого Кнессет решил, что его книга отрицательно влияет на читателей. О «Красной Шапочке» и родительских страхах Я считаю, что вне всяких сомнений родители должны решать, какие книги попадают в их дом. Но также считаю, что цензурировать книги и следить, чтобы в них не попало ничего плохого — это растить ребенка в стерильном пузыре. Например, сейчас появились родители, которые не читают детям «Красную Шапочку», потому что считают, что это слишком жестокая история — волк съедает бабушку, потом убивают волка, потом вспарывают ему живот. Но как во всяком детском тексте, в «Красной Шапочке» есть несколько уровней. Первый — для детей: ребенок считывает, что нужно быть осторожными, не доверять незнакомцам. Второй — для взрослых. С точки зрения взрослого, перед ним — ненормальная семья. Мама отправляет маленькую дочь в лес, зная, что там бродит волк. Она предупреждает дочь, что ей следует опасаться волка, но если это так опасно, то почему бы не оставить ребенка дома? Бабушке отправляют не лекарства, а бутылку вина и пирожки. И еще вопрос, который возникает: а где же папа? Коротко говоря, это непростая история, и каждое поколение может истолковать ее в соответствии со своим опытом. А еще эта книга написана для волков, которым говорится: не трогай бабушку, а уж тем более ее внучку.