Россия – это не только «боевая нация»
В матче, который завершился пять часов назад(статья написана 8 июля — прим.ред.), Россия не прошла в полуфинал, пропустив серию пенальти. Она — хозяйка этого чемпионата мира, страна, как принято говорить, «боевой нации». С чем ассоциируется у вас Россия? С Путиным? Водкой? Или АК-47? О России сложились представления как о непокорной и могучей стране, но кроме этого она — родина поэтесс. Сегодняшняя статья выбрана из «Города, одурманенные литературой», написанной Бай Линь, автором «Даньду» (сборники произведений мировой литературы — прим. ред.), начавшего свою деятельность с издания «Даньду 17: Тяжелое положение людей». Если Цветаева — это пламенный цветок Москвы, то Ахматова, которую все называют «луной русской поэзии» — снежная королева Петербурга. Оставив жизнь в Пекине, Бай Линь отправилась в дождливый Петербург, и, следуя за Ахматовой, поехала в прекрасный город, преисполненный любви и отчуждения… «Город, опьяненный литературой» (отрывок) Прямой рейс Пекин — Санкт-Петербург, перелет занимает около восьми часов. На высоте не стихает грохот, совсем нельзя сосредоточиться на чтении. И по дороге в Питер, и по пути обратно я смотрела один и тот же фильм. Фильм назывался «Петербург. Только по любви», российский художественный фильм длительностью 110 минут. Способ съемки напоминает «Париж, я люблю тебя», который на устах у всех молодых ценителей искусства: семь женщин-режиссеров снимают семь историй, которые произошли с женщинами в Петербурге. Число «7» считается счастливым для русского человека. По легенде, на небе есть семь этажей с чистыми небесными сферами, самым удаленным от земли считается седьмой этаж, и только самые благочестивые духи могут обрести там вечную жизнь. Так, глубоко верующие славяне наделили число «7» особой силой. Для съемки фильма, в котором упоминается Иосиф Бродский, режиссер ищет свою музу на заснеженной съемочной площадке Ленфильма; мать и дочь чуть ли не дерутся на улице, споря о достижениях и неудачах Сталина; мальчик, притворившись глухонемым, и любящая всем сердцем девочка гуляют по золотому берегу Невы, искрящемуся в лучах солнца; недостаток поэзии в реальной жизни и девушка, которая «хочет, чтобы история о самоубийстве стала первым стихотворением»; девочка-подросток, которая поет в питерском хоре, выдавая себя за мальчика; и пожилая дама, прогуливающаяся с собакой по улицам Петербурга, которая будто олицетворяет тень одинокой русской женщины, похожей на статую среди льда и снега. Гумилев и Ахматова с сыном В аннотации на экране этот фильм был представлен как трейлер о путешествии по городу, но я знаю, что это не так. Его основные темы — это вечное одиночество, любовь, отчуждение и примирение. В городе, опьяненном литературой, подобные темы имеют более глубокое выражение. В XIX веке здесь родилась бессмертная русская литература. В XX веке он стал городом поэтов. Сейчас традиции русской литературы оставили лишь отголоски, и, между камнями, кирпичами, каналами и дворцами, которые создают мифы о Петербурге, слышится ее эхо, неясное бормотание и слабые отзвуки. «Тень моя на стенах твоих» Дождь…Плотные капли дождя окутали все вокруг. Я приехала в Петербург в октябре, не увидев белые ночи в июне, не испытав на себе декабрьский холод, когда температура опускается ниже двадцати и, не застав чарующую белизну, я натолкнулась на питерские дожди. «Выпала половина месячной нормы осадков, надеюсь, что ты сможешь застать в Петербурге солнце» — смеясь, сказал мне мой друг М. Он приехал в Петербург на три месяца и каждый день сходит с ума от того, как неусердно работают русские. Он привык к быстрому ритму городов Китая, а, оказавшись в Питере, он словно очутился в старом европейском фильме во время замедленной съемки — неприятно, но и уезжать не хочется. Разница во времени пять часов. «Течет жизнь, полностью изолированная» — говорит М. По сравнению с другими районами, где разница во времени такая, что постоянно путаешь день и ночь, спокойствие Питера таит в себе могучую силу, он пропускает через себя шум, даже если это бесконечно бурлящий Невский проспект, его суета — это сверкающий осколок хрустального шара, одиноко порхающий в воздухе. Я говорю, что «это, может быть, потому, что он находится рядом с Северным полюсом». Вход в Летний сад. Квартира находится в переулке, который выводит на одну из четырех развилок Невского проспекта. Вся улица была резиденцией царей в период их правления, из кирпичей синевато-серого цвета были возведены здания в стиле барокко, история этих каменных стен исчисляется уже примерно тремя веками: они выдержали осаду во время Второй мировой войны, которая длилась 872 дня, прошли через всю советскую эпоху, не утратив оставленных на них отпечатков истории. Если выглянуть из окна второго этажа дома, где я жила, будет сложно что-то увидеть — пелена дождя застелила взор на улицу, белые занавески сбились в складки каменных стен, за шторой настольная лампа светила ярким желтоватым светом, мерцал экран телевизора. В углу жилого дома есть небольшой сквер, там капли дождя скатывались по разноцветным детским горкам. Одетый в куртку мужчина с татуировкой на лице замер на сырой скамейке, в руках у него была газета, но он ее не читал. Десять часов утра, в Петербурге идут проливные дожди, днем зажигают свет. Русская женщина, курящая у входа в сквер, без зонта, она идет по лужам в своих высоких сапогах, легонько подпрыгивая. М сказал мне, что курящих женщин в этом городе, возможно, не меньше, чем мужчин. В профиле каждой из них есть что-то похожее на черты поэтессы Анны Ахматовой: настороженность, одиночество, хладнокровие. Жизнь Ахматовой неразрывно связана с Петербургом, он задавал атмосферу ее стихотворениям. За 77 лет Ахматова и ее родина были единым целым, обе стали свидетелями Первой мировой войны, Октябрьской революции, коллективизации сельского хозяйства, движения за искоренение контрреволюции, Второй мировой войны, а также курса на модернизацию СССР, пришедшего в упадок. Она могла вместе с другими писателями эмигрировать на Запад, но, несмотря на все страдания, которые ей пришлось пережить, она не собиралась покидать страну, и даже казнь любимого, арест единственного сына не заставили ее оставить родину. Здесь ее любят бесконечное число мужчин и женщин, которые переписывают ее стихотворения. Зураб Церетели представил в Москве памятник Марине Цветаевой После начала Второй мировой войны Ахматовой пришлось покинуть Петербург и отправиться в эвакуацию в глубокий тыл, но она по-прежнему не хотела оставлять родные места: Разлучение наше мнимо: Я с тобою неразлучима, Тень моя на стенах твоих, Отраженье мое в каналах, Звук шагов в Эрмитажных залах, И на гулких сводах мостов — И на старом Волковом Поле, Где могу я рыдать на воле В чаще новых твоих крестов. Из стихотворения «Моему городу» «Тень моя на стенах твоих»… Много раз я повторял эту строку и заметил, как мелодия стихотворения слилась с тенью, образовав хаотичные брызги. Позже поэтесса вернулась в Петербург, ее родное место стало заброшенным кладбищем друзей. В 1945 году либеральный мыслитель Исайя Берлин временно остановился в Петербурге, и ему случайно довелось встретиться с Ахматовой. Свои впечатления о беседе он подробно изложил в книге «Советская душа». Более 70 лет спустя, следуя по маршруту Берлина, сперва я отправилась в книжный магазин писателя на Невском проспекте, затем пересекла Аничков мост, повернула налево и, пройдя вдоль набережной реки Фонтанки, наконец добралась до Фонтанного дома, прекрасного сооружения в стиле позднего барокко, которое в начале XVIII века было домом семьи Шереметьевых. Дом-музей Ахматовой находится как раз позади этого дворца. Я пошла не через Фонтанку, а прошла через двор дома 35 на Литейном проспекте. Перед тем как войти во двор, я погладила стену из огромного красного кирпича. Профиль Ахматовой средних лет пристально вглядывается в улицу. Меланхоличные, бездонные, опущенные глаза…Она относилась с трепетом к себе, словно была лебедем на закате своих дней: И лебедь, как прежде, плывет сквозь века, Любуясь красой своего двойника. Из стихотворения «Летний Сад» Портрет Ахматовой был нарисован белой краской, сырость Петербурга исказила ее подбородок: в нескольких местах краска потекла, словно с щек поэтессы бесконечным потоком льются слезы. Вся обратная сторона стены исписана граффити, которые, возможно, оставили туристы. Должно быть те, кто горячо ее любит. Граффити — почти что целое длинное предложение, растеклось по стене, точно приятная усталость. Здесь есть надписи на русском, английском, французском и на других языках, которых я не знаю. Время говорит на всех языках, говорит чистотой, пылкостью, ветхостью и верой, и также говорит любовью. Самое яркое предложение всего граффити — фраза, оставленная кем-то на английском: "My shadow is on your walls"(«Тень моя на стенах твоих»), подпись наводит на размышления: Иосиф Бродский, тот Бродский, которого Ахматова любила до конца жизни и которого сама лично наставляла. Портрет Ахматовой работы Ольги Кардовской, 1914 год В 1972 году, спустя шесть лет после смерти поэтессы, Бродский был вынужден уехать на Запад и поселиться в Нью-Йорке. Через десять лет он вспомнил о своем учителе, написав эссе «Муза плача». В сравнении с «луной русской поэзии», «муза плача», несомненно, еще более способна изобразить образ поэтессы. Но название эссе было придумано не ее учеником, к этому приложила руку другая поэтесса — Марина Цветаева. Если Ахматова погружает Россию в скорбный плач, Цветаева, наоборот, вызывает у славян восторг. Две равные поэтессы, различие которых в чувствах, овладевающих ими. Чтение Цветаевой — это «костер во льду», «сгорание, подобное бьющему фонтану»; при чтении Ахматовой все вокруг словно заливается лунным светом, при этом «источник света надежно скрыт». Они — близнецы русской поэзии, символизирующие судьбы двух выдающихся женщин, два типа жизненных выбора: первый — раскол, громогласность, «обречение всего на сжигание дотла», второй — скорбь, грациозность, «увядание с кроткой улыбкой на губах». Цветаева — пылкая девушка Москвы, Ахматова — снежная королева Петербурга. Жизнь обеих женщин прошла в сложном противостоянии, в котором они наблюдали за своими скрытыми «я», теми, кем не смогли, но втайне надеялись стать. В циклах стихотворений Цветаевой всегда прослеживается воображаемый естественный противник — Петербург: Над городом, отвергнутым Петром, Перекатился колокольный гром. Пока они гремят из синевы — Неоспоримо первенство Москвы. Из стихотворения «Над городом, отвергнутым Петром…» Марина Цветаева с сыном Георгием (Мур), 1928 г.Ей казалось, что она — символ сильной Москвы, и потому будет мериться силой с мягким Петербургом. В своем подсознании она испытывает смешанные чувства к Ахматовой: О, Муза плача, прекраснейшая из муз! О, ты, шальное исчадие ночи белой! И мы шарахаемся и глухое: ох! — Стотысячное — тебе присягает. — Анна Ахматова! Мы коронованы тем, что одну с тобой Мы землю топчем, что небо над нами — то же! Из стихотворения «О, Муза плача, прекраснейшая из муз!» Цветаева с почтением относилась к Ахматовой, но в глубине души хотела бросить ей вызов, та, в свою очередь, в силу своей скромной и сдержанной натуры, полагала, что подобное не стоит упоминания, Ахматова считала, что Цветаева слишком импульсивна, эмоциональна, и даже указывает на отсутствие в ней достоинств. Но все, что она требует — бескорыстная самоотверженность. Умная не по годам девочка Аня уже с малых лет познала одну истину: Все, что само давалось в руки, Что было так легко отдать: Душевный жар, молений звуки И первой песни благодать — Все унеслось прозрачным дымом, Истлело в глубине зеркал… Из стихотворения «Тот город, мной любимый с детства…» Но исчезло отнюдь не все. Сейчас, находясь в комнате Ахматовой, передо мной — небольшой стол, три — четыре стула, деревянный шкаф, диван, камин без огня и портрет над ним, подаренный поэтессе Модильяни в 1911 году. Все расставлено, как и при жизни Ахматовой. В этой комнате Исайя Берлин вспоминал, как поэтесса радостно шла ему навстречу с белым платком на плечах, как во время ночной беседы в три часа она принесла тарелку с нехитрой закуской для него — вареными помидорами. В этой комнате она дописала свое известное длинное стихотворение «Реквием», сочиняя его, она одновременно жгла бумагу. Бусы кольцом сомкнулись на шее, Ахматова скрестила руки на груди, преисполненная безмолвной скорбью.
