Бамбук с кровью: "Турандот" на Урале

Пуччини написал оперу по сказке Гоцци в двадцатые годы, почти убрав полушутливость первоисточника, и по сей день музыковеды всего мире не перестают дивиться этой партитуре. Ведь уже были созданы "Саломея" Штрауса, "Соловей" Стравинского и "Воццек" Берга. Так что царство развесистого итальянского мелодизма, да еще со специфически пучиниевским надрывом, могло показаться продвинутым современникам (а потомкам — тем более) каким-то архаизмом. С другой стороны, умный и хваткий композитор не мог не видеть, куда дует музыкальный ветер. Последняя опера Пуччини кажется попыткой вскочить на уходящий поезд: в музыке "Турандот" наряду с мелодиями старого типа (прекрасными, между прочим) предостаточно новых гармоний, как и приемов оркестровки а-ля Китай. Но автор не дописал оперу, оставив ее без финала, так что композитор Альфано ее доделал: финальный дуэт, и хор, и хэппи-энд. (Отчего, честно говоря, все свелось к слащавости). Хотел ли сам Пуччини такой идиллии на крови, когда Калаф эгоистично радуется жизни над свежим трупом отца? Вроде хотел, как доказывает его переписка. Но он сделал бы это куда изобретательней. Фото: Сергей Гутник Не совсем ясно, как исполнять "Турандот" оркестру. Музыкальная ткань такова, что нередко требует плотного, густого, "извилистого" звука, рвущегося ввысь на бесчисленных форте и фортиссимо. Но, если так и играть, певцы пропадут. И вокальный крик вместо пения, пусть и громкого – обеспечен. Это еще одна загадка оперы, помимо тех, что Турандот предлагала соискателям ее руки. Дирижер фон Дохнаньи пока не сумел ее отгадать, так что Турандот (Зоя Церерина — с меньшим успехом) и Калаф (приглашенный гость из Италии Паоло Лардиццоне — с большим) мужественно рвали горло и из всех сил надрывались на верхах, в попытках произвести требуемый "полет" вокала. В таких обстоятельствах на ровность голосоведения, точность интонирования и эмоциональную наполненность силы оставались не всегда. Впрочем, у солистов было на это сценическое время: ведь режиссер практически не поставил перед ними задач, не решил даже, какой театр он делает: театр переживания? представления? Еще что-то? Кажется, выбор оставлен на откуп изобретательности самих исполнителей. Единственный, кто не надрывался – Лю, в опере Пуччини — особа тихая во всех смыслах, начиная с музыкального, так что Ольга Семенищева запомнилась "колокольчиковым" голосом. И хоры тоже порадовали, особенно — детский. Ольга Семенищева (Лю). Фото: Ольга Керелюк Как делать спектакль "Турандот"? Как экзотическую ориентальную сказку или фрейдистскую историю с аффектами сознания и подсознания? Как "черную" фантасмагорию или драму о роке и судьбе? Как сентиментальную историю о любви или как комедию масок – подобно легендарному драматическому спектаклю московского Театра имени Вахтангова? Все это, без преувеличения, есть в фабуле и в музыке. А Калаф – он кто? Неистовый влюбленный или авантюрист, мечтающий вернуть потерянный трон через выгодный брак, давящий в общении с Турандот на радости физиологической близости и готовый поставить на кон собственную жизнь по системе "пан или пропал"? А может, он знает, что "век расшатался — и скверней всего, что я рождён восстановить его"? А Турандот – сумасшедшая садистка, фригидная ледышка или борец за право женщин не быть игрушкой и жертвой мужчин (ее монолог фактически об этом)? И даже чистая сердцем Лю не так одномерна: кажется, что ее безоглядная преданность – еще один вариант неумолимой тяги к смерти, обуревающий героев оперы. В общем, способов прочтения — "чистых", и комплексных – множество. Зоя Церерина (Турандот), Палло Лардиццоне (Калаф). Фото: Ольга Керелюк А что мы увидели в версии французского режиссера? Он сообщил, что история такая: в далеком Пекине головы рубят женихам, не отгадавших загадок, потому что принцесса злая, но один принц все угадал, и они поженятся. Минимум всего, кроме разводок, если не считать качели, на которых качается один из трех министров, и телесные извивания народа, требующего то крови, то милосердия. Самое странное, что уверения режиссера в том, что мол, другие постановщики ставят свои идеи, а он, Весперини, музыку, тоже не совпали с премьерной реальностью. Постановщик правда, хотел произвести революцию в фабуле, внедрив победу добра над злом: Калаф, ужаснувшись жестокости Турандот, выбирал бы не ее, а верную Лю, смерть которой лишь приснилась герою. Но дирекция железной рукой оборвала поползновения, справедливо рассудив, что для привлечения публики лучше два катарсиса (кончина Лю и апофеоз любви Калафа и Турандот), чем один. В результате героем зрелища стал сценограф и художник по костюмам Дирк Хофакер. Он придумал концепцию и сценическую конструкцию. Чтоб все оставалось в рамках "китайщины", перекликающейся со звуками партитуры. На сцене сооружен полукруг в два яруса с перилами из "бамбука", и глобальный, и локальный, напоминающий как Великую китайскую стену, так и маленькие лаковые шкатулки. Место, где внешний круг и низ – область обитания серой и темной — в том числе и в прямом смысле — народной массы, а верх и внутренний круг (видимо, по аналогии с Запретным городом Пекина) — жилье элиты. Впрочем, это разделение (кстати, штамп из штампов в постановках "Турандот") выдерживается не всегда. Костюмы, наполненные красочными деталями вроде шапок-рогов или громадных фиолетовых вееров, не совсем китайские: от них веет Дальним Востоком вообще, разного рода шаманами и кочевниками. Зато император сидит на золотом троне, и драконы, конечно, есть. А троица Пинг-Панг-Понг иногда принимает позы из восточных единоборств. Радость узнавания примет обеспечена. Жуть происходящего воплощена в головах казненных, водруженных на палки. У палача маска черепа вместо лица. Дикий народ, дикие нравы. Но трупов после свадьбы больше не будет. И это всё оправдывает. Даже финал Альфано. Владимир Чеберяк (Панг), Дмитрий Стародубов (Пинг), Сергей Осовин (Понг). Фото: Ольга Керелюк В конце "Турандот" зритель, как мне кажется, обязан ощутить смешанное чувство. Нелепость происходящего — и восторг от победившей любви. Екатеринбургский "массовый" спектакль такое и провоцирует. Что уже немало. А следующая "проектная" оперная постановка на этой сцене — "Три сестры" современного композитора Этвеша. "Расслабившись" на Пуччини, креативный театр вновь готовится пойти на художественный риск. Ждем.