Танцы с Достоевским. Спектакль "Идиот" в театре имени Вахтангова

Sobesednik.ru — о премьере спектакля Анжелики Холиной «Идиот» в театре имени Вахтангова. Анжелика Холина — очень известный режиссер-хореограф, в театре Вахтангова успешно идут ее спектакли «Берег женщин», «Анна Каренина», «Отелло», «Мужчины и женщины», вот и роман Достоевского в ее постановке — тоже хореография в исполнении артистов драмы (из Литвы). То есть в некотором смысле Достоевский стоит тут за кулисами, «подсказывая» зрителю, читавшему роман, детали и смыслы. По сути, хореографическо-музыкальный «Идиот» Холиной — это дивная история любовного треугольника, вычлененная из сложного романа, подобно скульптуре, полученной из мраморной глыбы путем отсечения «лишнего». Начинается спектакль, как и роман, с возвращения Льва Мышкина (Донатас Швиренас) из Швейцарии в Россию и знакомства с Парфеном Рогожиным (Рокас Спалинскас). Звуки паровоза, перестук колес, герои покачиваются в купе, рассказывая друг другу свои истории, а любовь Рогожина Настасья Филипповна (Беата Молите) плавно, как видение, возникает на сцене и так же плавно исчезает. Музыка (композитор Гия Качели) — полноправный герой спектакля. При этом каждый дуэт музыкально выстроен на соло какого-либо одного инструмента. Например, гитара ведет сцену дружеского братания князя и Рогожина. Скрипка — дуэт Настасьи и ее благодетеля-совратителя Тоцкого. Сцена, надо сказать, очень яркая и драматическая. Вначале юная Настасья обвивается и целует ноги графа, хищные движения которого напоминают вонзающегося в жертву скорпиона, ну а затем доминирование переходит к уже почувствовавшей свою женскую власть Настасье. Прозрачные, акварельные звуки фортепиано сопровождают дуэт Настасьи и влюбляющегося в нее Мышкина. Аккордеон и рваная нервная мелодия, похожая на танго Пьяццоллы, ведут партию красавца Рогожина и Настасьи Филипповны, с которой контрастирует намеренно пошловатый дуэт князя и Аглаи Епанчиной. Психологичность Достоевского, чужеродность князя обществу — она в штрихах, прорисованных в сценах с семейством Епанчиных и Иволгиных — то князь устремленно летит против толпы к своей любви Настасье, то перформанс со стульями, как игра лицемерного общества в порядок и единообразие, то князя вовлекают в танцы, а смышленая Аглая Епанчина вовлекает богатого Мышкина в роман. «Мимимишность» совершенно исчезает из образа Аглаи во втором отделении, в ее сцене с Настасьей. Аглая, неожиданно ставшая совсем маленькой и суетливой, с жестко вывернутой кистью руки совершает свои мелкие птичьи пассажи (хотя трепыхание а-ля умирающий лебедь это уже слишком) вокруг черной с ног до головы Настасьи. Танец Настасьи, напротив, немногословен и в нем точно больше какого-то благородства, чем в самочьем рисунке танца Аглаи. Князь Лев Николаевич всегда в серых одеждах. Вряд ли потому, что Мышкин, скорее, потому что серый — это неделимая смесь чистого белого и самого черного. Об этом думается в финале спектакля, когда Рогожин заворачивает убитую Настасью в свой черный сюртук, которого, впрочем, не хватает, и половина ее тела остается в белых одеждах невесты. К черной Настасье припадает Рогожин, а белую Настасью обнимает князь, ее невольный, в общем, совратитель. Не помани он падшую Настасью светом, была б она счастлива с Рогожиным. Ну и жива была бы, разумеется.