Крымские подмостки Фаины Раневской — «Крымский журнал»

Девочка с лучистыми глазами Отец Фаины Фельдман (такова настоящая фамилия Раневской) был весьма состоятельным таганрогским предпринимателем, и семья часто отдыхала в Крыму. Вот и лето 1910-го Фельдманы провели в Евпатории. Именно в этом приморском городе Фаина подружилась с актрисой Алисой Коонен. Подруга Раневской (и племянница Коонен) актриса Нина Сухоцкая вспоминала: «1910 год. Крым. Евпатория. Жаркие летние дни. В большом тенистом саду белый, увитый виноградом одноэтажный домик. Здесь живёт с семьёй доктор Андреев. Каждое утро из дома выходят две девочки — дочери Андреева — и с ними сестра его жены — молодая актриса Художественного театра Алиса Коонен, приехавшая в отпуск. Все трое знают, что у калитки в сад, как всегда, их ждёт обожающая Алису Коонен Фаина — девочка-подросток с длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами и огромными лучистыми глазами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться. Девочка эта — Фаина Раневская. Актриса, которую она обожает и ради встреч с которой приехала в Евпаторию, — Алиса Коонен. Обняв Фаину, Алиса направляется к морю, за ними идут девочки. Это я и моя старшая сестра Валя, тоже обожающая свою молодую тетю Алю и ревнующая её к Фаине. Мне в то время было четыре года, Фаине — пятнадцать лет. Не могла я тогда догадываться, что это знакомство перейдёт в большую, пожизненную дружбу». Алиса Коонен была любимой ученицей Станиславского и женой знаменитого режиссёра Таирова. Дружеское расположение Коонен к младшей подруге окончательно укрепило в Фаине желание стать актрисой. При этом Раневская выбрала театр вопреки воле семьи. «По окончании гимназии решила идти на сцену. Это решение и послужило поводом к полному разрыву с семьёй, которая противилась тому, чтобы я стала актрисой. В 1915 году я уехала в Москву с целью поступить в театральную школу…» — писала в своих воспоминаниях Фаина Георгиевна. В Керчь со своим гардеробом Карьера актрисы началась в небольшом Летнем театре в Малаховке, подмосковном дачном посёлке, где отдыхала столичная богема. На его сцене пели Шаляпин, Собинов, Вертинский, а в драматических спектаклях играли такие знаменитые актёры, как Яблочкина, Садовская, Коонен, Остужев, Тарханов. Фаину взяли на эпизодические роли. Но в Малаховке Раневская отыграла всего сезон — с началом Первой мировой войны театр закрыли. Начинающая актриса подписала договор на 35 рублей в месяц «со своим гардеробом» на роли «героини-кокет» (то есть обольстительницы с умением петь и танцевать) в антрепризу Лавровской в Керчи. Таким было первое посещение Раневской Крыма уже в качестве актрисы. Увы, этот визит оказался весьма неудачным — и героиня-обольстительница из Фаины вышла никудышная (произнеся фразу «шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея», актриса свалила декорацию и больно ушибла партнёра), и антреприза Лавровской разорилась и закрылась. Но Раневская осталась на полуострове — актёрам антрепризы не заплатили ни копейки, и ей просто не на что было вернуться в Москву. Чтобы как-то выжить, Фаина Георгиевна распродала тот самый «гардероб», который она привезла с собой, и начала переезжать из города в город, за гроши играя в театрах-однодневках. В конце сентября 1917 года Фаина Раневская добралась до Феодосии, бывшей в то время культурным центром Юга России. Здесь она даже получила роль на местной сцене, но антрепренёр Новожилов сбежал, прихватив с собой все театральные сборы… Спустя несколько лет, когда в одном из спектаклей Фаина Георгиевна играла спекулянтку, её спросили, где она научилась так хорошо торговать. «У меня был опыт. Начиная с Керчи, Феодосии, в Симферополе», — ответила Раневская. Путь характерной актрисы Октябрьская революция застала Раневскую в Ростове. Вся семья Фельдманов в конце 1917 года покинула Россию на собственном теплоходе. Фаина осталась. К тому времени она познакомилась с женщиной, которая стала для неё самым близким человеком, — актрисой Павлой Вульф. Из воспоминаний Павлы Вульф: «Жутко было тогда в Ростове. Красные, белые, артобстрелы, немцы. Город переходил из рук в руки. Театр закрылся». В мае 1918 года подруги уехали из Ростова в Евпаторию — здесь, несмотря на то и дело меняющуюся власть, театр работал, а спектакли игрались. Павла Вульф к тому времени была уже известной театральной актрисой, она сразу подключилась к участию в спектак­лях. Раневская благодаря поддержке Вульф смогла в Евпатории выходить на сцену во второстепенных ролях. А вскоре ей досталась и первая главная роль — в спектакле «Роман» Раневская сыграла итальянскую певицу Маргариту Каваллини. Премьера состоялась в начале сентября 1918 года, она вызвала интерес у зрителей и обеспечила неплохие сборы «по повышенным ценам». Однако Павла Вульф в своих воспоминаниях отмечала: «Но роль Маргариты Каваллини, роль «героини», не смогла полностью раскрыть возможности начинавшей актрисы. Зато в этот же первый сезон в Крыму Фаина Георгиевна сыграла роль Шарлотты в «Вишневом саде» А.П. Чехова, и сыграла так, что это определило её путь как характерной актрисы и вызвало восхищение её товарищей по труппе и зрителей. Как сейчас вижу Шарлотту — Раневскую. Длинная нескладная фигура, смешная до невозможности и в то же время трагически одинокая. Какое разнообразие красок было у Раневской — одновременно огромное чувство правды, достоверности, чувство стиля, эпохи, автора». В 1919 году Вульф и Раневская играли в театре в Симферополе. Именно здесь на афишах вместо имени Фаины Фельдман впервые появился псевдоним Фаина Раневская. (Существует несколько версий его происхождения. «Раневской я стала прежде всего потому, что всё роняла. У меня всё валилось из рук. Так было всегда», — признавалась Фаина Георгиевна. Согласно второй версии, её спутник сравнил Фаину с героиней чеховской пьесы, увидев, как она смеётся над тем, что ветер вырвал у неё из рук деньги, и повторяет: «Как красиво они летят!») «В Крыму в те годы был ад…» Крымский период жизни закончился для Раневской и Вульф в 1923 году — из Симферополя они отправились в Казань. Таким образом, Раневская проработала в Крыму пять лет — и это были тяжёлые, иногда страшные годы. Лучше всего о них рассказала сама Фаина Георгиевна в своих дневниках и воспоминаниях: «18-й, 19-й, 20-й, 21-й год — Крым — голод, тиф, холера, власти меняются, террор: играли в Симферополе, Евпатории, Севастополе, зимой театр не отапливается, по дороге в театр на улице опухшие, умирающие, умершие, посреди улицы лошадь убитая, зловоние». «В Крыму в те годы был ад. Шла в театр, стараясь не наступить на умерших от голода. Жили в монастырской келье, сам монастырь опустел, вымер — от тифа, от голода, от холеры. Сейчас нет в живых никого, с кем тогда в Крыму мучились голодом, холодом, при коптилке». «Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод. В театре митинг, выступает Землячка; видела, как бежали белые, почему-то на возах и пролётках торчали среди тюков граммофон, трубы, женщины кричали, дети кричали, мальчики-юнкера пели. Прохожие плакали. Потом опять были красные и опять белые. Покамест не был взят Перекоп. Бывший дворянский театр, в котором мы работали, был переименован в «Первый советский театр в Крыму». «Вспомнилась встреча с Максимилианом Волошиным. Было это в Крыму, в голодные трудные годы времён Гражданской войны и «военного коммунизма». В те годы я уже была актрисой, жила в семье приютившей меня учительницы моей и друга, прекрасной актрисы и человека Павлы Леонтьевны Вульф. Я не уверена в том, что все мы выжили бы (а было нас четверо), если бы о нас не заботился Макс Волошин. С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завёрнутые в газету маленькие рыбёшки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая им в аптеке. Рыбёшек жарили в касторке. Это издавало такой страшный запах, что я, теряя сознание от голода, всё же бежала от этих касторовых рыбок в соседний двор. Помню, как он огорчался этим. И искал новые возможности меня покормить». Окончательное посвящение Но, конечно, Крым оставил не только печальные воспоминания — здесь Раневская, по сути, стала актрисой, здесь познакомилась со многими удивительными людьми — Максом Волошиным, Константином Тренёвым («Мне повезло, я знала дорогого моему сердцу добрейшего Константина Андреевича Тренёва. Горжусь тем, что он относился ко мне дружески», — писала Раневская), с молодым поэтом Ильёй Сельвинским (годы спустя он подарил Фаине Георгиевне свою книгу «Крым. Кавказ. Кубань», сделав на ней надпись: «Большому художнику. Фаине Георгиевне Раневской — в память о нашей евпаторийской юности»), с композитором Спендиаровым («Благодарю судьбу за дивного старика-композитора Спендиарова. Старик этот был такой восхитительный, трогательный», — читаем в воспоминаниях актрисы). И в целом Раневская вспоминала Крым двадцатых годов как один из самых особенных периодов своей жизни — «страшное и неповторимое красивое время». Однажды после очередного спектакля к артистам за кулисы пришел «грозный усатый комиссар» и попросил сыграть «что-нибудь из классики». Через несколько дней симферопольская труппа поставила «Чайку». «Нетрудно представить, — вспоминала Раневская, — что это был за спектакль по качеству исполнения, но я такого тихого зала до того не знала, а после окончания зал кричал «ура». В те минуты мне казалось, что я прикоснулась к истории самим сердцем». После спектакля за кулисами артистов благодарил комиссар: «Товарищи артисты, наш комдив в знак благодарности вам и с призывом продолжать ваше святое дело приказал выдать красноармейский паёк». Впоследствии Раневская назвала этот случай «окончательным посвящением в советский театр», а работу на сцене — «святым делом на всю свою творческую жизнь». Татьяна Шевченко, «Крымский журнал» Оригинал материала