Композитор, любимый всеми. К восьмидесятипятилетнему юбилею Владимира Дашкевича

Ясно, что музыка Дашкевича к фильмам "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона" стала его визитной карточкой — это удивительно точное попадание в стилистику цикла фильмов И.Масленникова. Но также точно совпала музыкальная идея с идеей фильмов "Бумбараш", "Зимняя вишня", "Плюмбум", "Пеппи Длинныйчулок", "Собачье сердце", всего композитор написал музыку более чем к ста двадцати кинолентам. Некоторые мелодии композитора, и не только вышеперечисленные, уже настолько глубоко вошли в наш "культурный код", как, к примеру, мелодия-заставка к передаче "В гостях у сказки", что многие, узнав, что и это написал В.Дашкевич, крайне удивляются, так как эта музыка подсознательно воспринимается уже отдельно от авторства как такового. Фото: propianono.ru Большой сектор творчества Владимира Дашкевича, во многих чертах смежный с работой в кино — это музыка к театральным постановкам в сотрудничестве с Ю.Любимовым, М.Левитиным, О.Ефремовым, Г.Товстоноговым, Г.Волчек, В.Фокиным, А. Эфросом, и количество таких спектаклей у Дашкевича приближается к сотне. Большое количество работ сделано в сотрудничестве с Ю.Кимом и Е.Камбуровой. А если говорить об "академическом секторе" в его творчестве, то это симфонии, оратория "Фауст", инструментальные концерты - скрипичный, виолончельный, фортепианный. Для всякого композитора или писателя самыми интересными, естественно, являются те произведения, над которыми он сейчас работает. Для Дашкевича это в первую очередь опера "Двенадцать", написанная на основе поэмы А.Блока, которая сейчас готовится автором к концертному исполнению и записи. А также практически завершённая опера "Царь Давид", либретто к которой в сотрудничестве с Юлием Кимом также написал сам В. Дашкевич. Кроме того, сейчас в работе находится цикл фортепианных пьес для детей и юношества, состоящий из трёх томов, выстроенных по мере возрастания сложности. Эта идея была навеяна не только опытом подобных циклов Чайковского, Шумана, Майкапара или Прокофьева, но и очевидной необходимостью вдохнуть новые идеи в тот образ жизни, который предполагает не только начальное музыкальное образование, но и домашнее музицирование как форму культурного досуга. Фото: zvuki.ru Вот об этом и многом другом мне удалось, не спеша поговорить с Владимиром Сергеевичем Дашкевичем в преддверии его восьмидесятипятилетнего юбилея. Беседа получилась не в форме обычного интервью, когда чередуются вопросы и ответы. Это была, скорее, именно свободно текущая беседа, в которой я лишь иногда задавал уточняющие или корректирующие вопросы, поэтому я её так и изложу — в форме фрагментов монологов Владимира Сергеевича и иногда, по мере необходимости, моих реплик. А тот факт, что первое образование Дашкевича — химик-технолог, а одно из главных увлечений — шахматы, накладывает некоторый отпечаток на некоторую специфичность его мышления и форму изложения. Итак, каким образом химика-технолога занесло в музыку? Трудно сказать. И Бородин был химиком-технологом, и Гладков был химиком-технологом. Это такое сложное сочетание каких-то математических схем, и когда эти схемы сочетаются с музыкальными компонентами, то возникают каким-то образом ещё не исследованные формы взаимовлияния. Не случайно Бородин написал совершенно гениальный квартет. Ведь квартет это самая трудная музыкальная форма — четыре инструмента и больше ничего. И у Бородина во всех фактурных построениях потрясающая гармоничность, для этого требуется особое состояние мозга, который решает все эти задачи. Требовалась особая ясность мысли. Вот у Бородина эта ясность мысли была на невероятном уровне. Фото: www.youtube.com/https://youtu.be/sQghqwyeRME Не могли бы Вы как композитор, много работающий в кино, обозначить какие-то особенности, присущие именно киномузыке? Музыка кино стоит выше киноряда. В конечном смысле именно она решает эмоциональный смысл фильма. Вот эта составляющая профессиональности сломалась в девяностых годах совершенно напрочь, и даже не из-за отсутствия денег на симфонические оркестры для записи киномузыки, а из-за того, что власть перешла от режиссёров, которые всегда ставили творческие задачи — они могли быть сильными, слабыми, но они были творческими, — перешла власть к продюсерам, которым казалось, что если они сделают среднеарифметическое из музыки бардов, симфонистов, попсовиков, из зарубежной попсы и т.д., тогда получится такой продукт, который все будут покупать. Как выяснилось, ничего подобного. Но мысль, что продюсер знает лучше, какую музыку ставить в фильмы, до сих пор движет ими совершенно железно. Уже по тому, какая фактура в фильме звучит, можно сказать, какой вкус у продюсера. На студии Довженко был такой анекдотический, но поучительный случай - там появился какой-то человек, по линии гражданской обороны или что-то в этом роде, и вот построили всех этих режиссёров, работников студии и он скомандовал "на первый-второй рассчитайсь!" — каждый режиссёр оказался первым, вторых не было. Потому что режиссёр — это эксклюзивная фигура. Фото: argumenti.ru Когда снимали Плюмбум ("Плюмбум, или Опасная игра", В.Абдрашитов, 1986 г.) не было главной музыкальной темы и она появилась, когда уже было всё отснято и почти смонтировано. Вадим [Абдрашитов] проявил огромное мужество, группа потратила деньги, была пересчитана смета, Минна Яковлевна Бланк [легендарный музыкальный редактор "Мосфильма"] нашла один день, когда мининский хор во время гастролей проезжал из Европы в Японию и находился проездом в Москве и в этот день записали хор к фильму. Непонятно, почему все привыкли считать что кино — это фабрика, что там всё распределено — ничего подобного. Сбивалась смета, находилось время, находились деньги, вот что угодно — но без этой музыки этой картины бы не было. Суть заключается в том, что музыка из кинематографа выросла в новое измерение и теперь эта музыка, можно сказать, пригодна для того, чтобы на её основе создавать симфонические произведения, потому что там есть те мистические компоненты, которые пригодны для создания симфонической музыки. Во-первых, там есть запоминаемость, а это основа любой музыки, там есть какая-то магия воздействия на огромную аудиторию, и она очень хорошо поддаётся работе для драматургической коллизии в симфонической музыки, она хорошо формализуется. Фото: s30215393888.mirtesen.ru Музыка из кино превращается в материал для вполне крепкой классической формы, потому что сочинение киномузыки позволяет накопить достаточное количество живых интонаций, игры различных ритмических комбинаций, квадратов, неквадратов, сегодня без этого арсенала сочинять музыку бессмысленно, потому что наше правое полушарие мозга, [которое занимается обработкой невербальной информации и отвечает за способность воспринимать музыку] говорит — мне это старье не нужно, включая музыку даже как бы авангардную — для неё авангард и попса всё едино: для неё важно, чтобы были такие комбинации, которые раньше не употреблялись То есть кино — это поле для проб и ошибок, это своего рода школа? Это целый арсенал, с которым можно выходить на бой с публикой. С огромной пользой для людей, которые это слушают, потому что сейчас концертная эстрада повторяет много раз пройденный репертуар старых классических форм, в который не вносится никакого нового отношения, а главное в этом то, что есть какой-то Высший Приёмщик, который говорит, что "это мне не нужно, это всё утильсырьё". В кино многие работают по-разному. Например, если это работает Гладков или Артемьев — у них есть свой стиль и свой подход, и они ему не изменяют. Их талант уникален. Фото: postnews.ru Вайнберг, Шостакович, Шнитке — композиторы, которые работали параллельно и в академическом жанре, и в кино, и музыка которых была достаточно разной… Каким образом в их творчестве эти разные технологии сосуществуют? Я вообще отношусь к этому резко отрицательно. Композитор, который носит два костюма, один парадный для выхода на симфоническую эстраду, а другой попроще для работы в кинематографе — в этом есть какое-то двуличие. Вот скажем, Прокофьев практически никогда этого не далал. К примеру, его музыка в кино к "Поручику Киже" — одна из лучших музык таких лирических. Он бы себя не уважал, если бы притворялся, что здесь он один, а там другой. Каждый из них был очень талантлив. И как талантливые люди они выходили из положения. Мы неправильно понимаем поворот композиторской мысли, например, Шнитке. Он одним из первых понял, что кино даёт возможность применить симфоническую разработку. Как известно, в симфонической форме самое трудное и опасное место — это то, где ты начинаешь разрабатывать тему, прибегаешь к секвенциям, всяким уменьшённым септаккордам, и тому подобному, когда всё это носит традиционный и совсем неинтересный характер с большим количеством звуков. Вот для Шнитке кино было школой обойти эти способы, перейти из экспозиции прямо в разработку почти без этих традиционных механических способов разработочного развития, которое встречается у поздних романтиков и очень портит им форму. Он понял, что можно употреблять какие-то вещи юмористического характера — что можно показать псевдодиссонанс, который является способом поиграть на нервах или сыграть комическую игру со слушателем. У него в этом смысле много хороших работ, например, с Хржановским или с Миттой. Фото: ko-alla.gallery.ru Я бы хотел задать вопрос по поводу оперы "Двенадцать" — ведь поэма А.Блока достаточно компактна по размеру. Ваша опера — это полнометражное полотно, это два акта и общее время звучания больше двух с половиной часов. Я написал статью "Ретроспективный анализ поэмы Блока "Двенадцать". Суть в том, что как старый шахматист я привык к способам анализа не от начала к концу, а от конца до начала — в шахматах тебе ставят позицию шахматной партии и ты должен определить какими ходами эта позиция возникла. Поэтому в опере "Двенадцать" появилось много новых мотивационных ходов, на фоне масштабных исторических событий существует и классический любовный треугольник "Ванька-Катька-Петруха", эпизодические персонажи поэмы Блока становятся вполне заметными, в либретто, помимо Блока, включена поэзия Цветаевой и Маяковского, и переосмысливается роль Христа из поэмы Блока, который идёт впереди этой банды, потому что "другого человечества у него нет". "Двенадцать" можно считать частью триптиха о русском характере, о его трагедии начала XX века. Первая часть — это Бумбараш с его наивными и светлыми мечтами, вторая — бандит Петруха из революционного красноармейского отряда, а третья — это опера "Клоп" с Присыпкиным, который, собственно, и есть результат деформации первых двух героев. Вас окружало такое огромное количество имён — это и ваши учителя — Н.Каретников, Ф.Гершкович, А.Хачатурян, вы перечислили человек пятнадцать режиссёров подряд с которыми работали, у вас на стене много фотографий и портретов этих людей… Это целая эпоха, ими созданная… Была другая жизнь, пока они жили. Я думаю, что если бы они подольше работали, мы бы жили в другой стране. Фото: twitter.com/@CivilizationXXI Может быть, вы что-нибудь о них хотели бы рассказать? Нет, у них была своя жизнь. Пусть так и будет.