Просто фантастика. О коварном иезуите, еврейском заговоре и подводном гуманизме

В советские времена книги Александра Беляева были желанной добычей для читающей детворы и юношества. Да и взрослые, отдадим им должное, не стеснялись увлечения его фантастическими мирами. Это был как раз тот автор, чьи произведения брали почитать у соседей, получали в районных библиотеках по знакомству — а уж иметь заветные томики в собственной коллекции было пределом мечтаний. Не знать похождений Ихтиандра, вычурности и, мягко говоря, неоднозначности ситуации, в которую попала голова профессора Доуэля или, скажем, бесчеловечных схем бездушного, как всякий капиталист, «продавца воздуха» было просто-таки неприлично. Засмеют же в приличном обществе. Фантастика вообще высоко ценилась нашей самой читающей в мире публикой, но Беляев котировался особенно. Шут его знает, как получалось у писателя быть таким понятным, доходчивым, но вместе с тем таинственным и притягательным для публики. В принципе, его сюжеты были вполне созвучны «генеральной линии», во всяком случае, не диссонировали с ней. Но при этом и раздражения совершенно не вызывали, прямолинейной пропаганды в них не было. Александр Беляев помещал своих героев в самые различные части света — от Якутии или глухой немецкой рыбацкой деревеньки до Сан-Франциско и Латинской Америки. Полеты в космос и проживание под водой тоже составляли достойный антураж историям фантаста, а писал он, учтите, в 20-30-е годы. Словом, рецепторы читателей были предельно взбудоражены, публику пленял ловкий слог и закрученный беляевский сюжет. Причем выдумки Беляева оказались чрезвычайно долгоиграющими. Они находили своего читателя — а когда до их драгоценной россыпи добралось кино, и зрителя — и в 60-80-е годы прошлого века. И теперь нафантазированные Александром Романовичем персонажи все еще востребованы, хотя многим из них уже под сто лет. Замечательно, что сюжетные линии своих будущих книг, где человеку доступно все или почти все, Беляев стал обдумывать и умозрительно шлифовать, будучи прикованным к постели. Немощный, больной костным туберкулезом позвонков, не имеющий возможности встать без посторонней помощи писатель — и вдруг сумел выстроить удивительную историю и систему ценностей человека-амфибии. Как это возможно? Ну вот вам пример, что такое случается. Хворь привела Беляева в Ялту, где у него появились хотя бы какие-то шансы на выживание. Здесь его застали и отзвуки Гражданской войны, и приход советской власти. В Крыму Беляев стал писать и потихоньку публиковаться, причем не от безудержного графоманского зуда, а чтобы заработать на хлеб. Представьте себе, он выжил и даже встал на ноги. Уезжая в Москву, где ему и суждено было состояться как фантасту высочайшего уровня, Александр Беляев прихватил с собой множество сюжетов, которые он прокручивал в голове все годы крымского лежания. А еще изрядный багаж знаний. Читал он много и жадно, к чему, пожалуй, располагал и его не самый подвижный образ жизни. В Москве Беляев тоже публиковался больше не из соображений внести заметный вклад в литературу, а по насущной надобности заработать гонорар. Например, знаменитая голова профессора Доуэля впервые объявилась в газете «Гудок», а Ихтиандр ушел в глубины мирового океана на страницах журнала «Вокруг света». Потом и книжки пошли, и постановки. Из-под пера неутомимого писателя вышло порядка семи десятков научно-фантастических произведений, 17 из которых были полновесными романами. Многообразие характеров, сюжетов, мест действия, придуманных Беляевым, впечатляет. Хотя, справедливости ради, стоит сказать, что некоторые идеи он почерпнул извне. Вот тут-то и пригодились центнеры книг, прочитанных будущим кумиром миллионов любителей литературного вымысла в Ялте. И если, допустим, идея «Вечного хлеба» — это чистый «Горшочек, вари!», помноженный на глобальные проблемы насыщения человечества жирами, белками и углеводами, то судьба главного беляевского персонажа Ихтиандра куда причудливей. Из истории трансформаций этого героя можно было бы отдельную книгу скроить. Прообраз Ихтиандра родом из Франции. Там в 1909 году вышло сочинение некоего Жана де Ла Ира с названием «Человек, который может жить под водой». В рассказе изображен мерзкий и властолюбивый иезуит Фульбер, который решил править миром. Инструментом для достижения планетарного господства он избрал мальчишку Гиктанера, которому вживил акульи жабры, параллельно внушив тому лютую ненависть ко всему роду человеческому. Парень вошёл в раж, стал топить корабли, приближая патрона к зловещей цели. Но тут вмешалась любовь и поставила всё на свои места. Гикантер послал иезуита куда подальше, удалил себе в Париже жабры и отправился с возлюбленной на Таити — жить-поживать и добра наживать. В том же 1909 году в Санкт-Петербурге начала выходить вполне черносотенная газета «Земщина». Она, среди всего прочего, развлекала аудиторию публикацией романа «Человек-рыба». Автор предпочел сохранить анонимность, но нет никаких сомнений, что сюжет он позаимствовал у французских первопроходцев подводной темы. Другого дело, что никакого иезуита на страницах «Земщины» не было — его место занял очень нехороший предводитель «Совета всемирного владычества евреев», что было очень даже в духе издания. Он тоже пересадил Гикантеру (имя водоплавающего юноши сохранилось) жабры и натравил его на человечество, но уже во имя торжества мирового еврейства. Александр Беляев Вот от такого, прямо скажем, специфического исходного материала Александр Беляев оттолкнулся, создавая самый знаменитый свой роман. Он оставил сюжетный ход с акульими жабрами, который добрый и мудрый доктор Сальватор пересадил умирающему мальчику-индейцу, чтобы спасти ему жизнь. Кроме того, в романе Беляева доктор усыновил пациента. Ни о каком порабощении человечества, ясное дело, речь и не заходила. Ихтиандр вырос замечательным, позитивным, исключительно справедливым юношей, хотя и наивным и беззащитным. Отсюда и его проблемы с пониманием реалий мира наживы и чистогана, поданного на примере Буэнос-Айреса. Дальше вы наверняка все знаете — светлая и всепоглощающая любовь, негодяй Педро Зурита, душевные травмы, несовместимые с проживанием в несовершенном человеческом обществе. Кстати сказать, по задумке Александра Беляева, красавица Гуттиэре, возлюбленная человека-амфибии — приемная дочка подручного Зуриты, индейца Бальтазара. А Ихтиандр, по всем показателям, его кровный сын, который захворал, стал отдавать концы, вот его отец и отнес к доктору Сальватору. Стало быть, Ихтиандр был покорен красотой своей сестры, пусть и сводной… Сложная закрутка, достойная индийского кинематографа, в знаменитом советском фильме нивелирована. К тому же, из голубоглазых Владимира Коренева и Анастасии Вертинской, сыгравших романтическую пару в «Человеке-амфибии» 1962 года выпуска, индейцы, откровенно говоря, не самые достоверные. Впрочем, это же фантастика, там всякое бывает. Александр Беляев прожил довольно непростую жизнь. Да чего там, трудная жизнь у него была, временами невыносимая. Здоровье писателя было явно не богатырским, поиски работы заставляли метаться по стране, а климат жить ему позволял далеко не везде. Скажем, из Мурманска Беляев был вынужден срочно эвакуироваться. В Ленинграде, очень удобном для писательства городе, сырость тоже не располагала к хорошему самочувствию. Беляев увез свою семью в Киев, попытался там найти пристанище и работу. Даже опубликовал на украинском языке роман «Чудесное око» о подводной видеосъёмке в сборнике издательства «Молодий більшовик». Но это была разовая акция. Местные издания в начале тридцатых годов принимали рукописи на украинском, а на достаточном уровне этот язык фантаст, по понятным обстоятельствам, не знал. Там же, в Киеве, писателя настигла целая россыпь настоящих бед личного характера. Умерла его старшая дочь, серьезно заболела младшая, да и у него самого существенно ухудшилось самочувствие. Беляев собрал своих оставшихся домочадцев и отправился снова поближе к Ленинграду. Тематика, которая тогда предлагалась для журналистской и писательской деятельности, существенно расходилась с его устремлениями. Хотелось рассказывать о покорении планет и науке будущего, а вовсе не о колхозном строительстве. А те фантастические произведения Беляева, которые публиковались от Москвы до Дальнего Востока, все равно не давали работу на постоянной основе, требования времени не позволяли сосредоточиться лишь на фантастике. Такое вот противоречие вышло у несомненного таланта и социального запроса эпохи. Даже названия повестей и рассказов Беляева рядом с наименованиями газет и журналов, в которых они публиковались, зачастую выглядят крайне неожиданно и не очень логично. «Золотая гора» в издании «Борьба миров» или «Легко ли быть раком?» в «Вокруг света» смотрятся еще более-менее гармонично. А вот «Замок ведьм» в «Молодом колхознике», «Встреча Нового, 1954 года» в одном из номеров журнала «Ёж» за 1933 год или «Анатомический жених» в «Большевистском слове» — это нечто удивительное, на грани абсолютно несхожих цивилизаций. Возможно, для фантастики это и нормально. Умер Александр Беляев в пригороде Ленинграда зимой 1942 года. «Замерз от голода», — такая формулировка приводится исследователями. Означает она, что писатель был настолько истощен, что не имел сил найти дрова и растопить себе печь. Ужасная и несправедливая смерть. Автор «Вечного хлеба» умер от голода… Впрочем, смерть и справедливость — не самые совместимые явления. Похоронили выдающегося фантаста в братской могиле, вместе с земляками, не пережившими блокаду. А книги его, удивительные миры, проникнутые идеями гуманизма, остались всем нам в наследство.