"Размалевана как клоун и утопала в мехах": последние годы музы Маяковского
МОСКВА, 23 мар — РИА Новости. Жизнь богемы и театральное закулисье — главная тема книги критика и журналиста Сергея Николаевича "Театральные люди", которая выходит в "Редакции Елены Шубиной" издательства "АСТ". РИА Новости публикует отрывки, посвященные встречам автора с тремя выдающимся женщинами. Лиля Брик Лилю я несколько раз встречал на улице. Ее всегда кто-нибудь вел под локоть. Чаще — старик в пижонской жокейской кепочке, смотревший по сторонам с вполне еще бодрым мужским любопытством. Это был Василий Абгарович Катанян, последний муж и спутник ее поздних лет. Обычно для выхода на Кутузовский Лиля была размалевана, как клоун Олег Попов: с каким-то невероятным вишневым румянцем в пол-лица, бордовым ярким ртом и нарисованными бровями прямо по напудренному лбу. Я запомнил, что на ней всегда был яркий шелковый платок Hermes, из-под которого выглядывала задорная рыжая косичка, какие носили в начальной школе. Зимой она была закутана в какие-то баснословные меха, в которых утопала, как в сугробе. Чаще всего это была необъятная шуба насыщенного ярко-зеленого, травяного цвета. "Крашеная зеленая норка, — авторитетно заметила мама. — Наверняка из Парижа". Такой шубы на Кутузовском больше ни у кого не было. Однажды я стоял в очереди в кассу гастронома "Украина", когда Катанян пришел с Лилей, заботливо посадил ее на мраморный подоконник, а сам пошел пробивать сырки и кефир. Вся очередь, в основном состоящая из женщин среднего возраста и старше, растерянно замерла при виде старухи, словно явившейся в гриме и костюме из оперы "Пиковая дама". Лиля делала вид, что не замечает этих взглядов. Под их прицелом она провела всю жизнь, и, похоже, ей действительно было плевать, кто и что о ней подумает. Уставившись в одну точку, она что-то тихо насвистывала, покачивая ногой в черном лаковом сапоге. Когда Катанян вернулся, голосом маленькой девочки потребовала себе сырок в шоколадной глазури и, развернув его хищными пальцами с алым маникюром, стала быстро-быстро уплетать, словно белочка орехи. Кажется, она даже почти пропела от удовольствия: "Какой свежий!" Вся очередь смотрела, как жует Лиля Брик. "Из-за этой еврейки стрелялся Маяковский", — кто-то тихо произнес за спиной, и я буквально кожей почувствовал ожог ненависти. Инна Чурикова Инне Чуриковой повезло, как мало кому. История мирового театра и кинематографа знает немало примеров прекрасных союзов режиссера и его актрисы. Но случай Чуриковой и Глеба Панфилова во всех смыслах исключительный, позволяющий говорить об уникальной модели творческого тандема, когда два равновеликих и равноправных художника обретают в искусстве друг друга некий, если угодно, высший смысл. Чурикова из тех актрис, которым надо играть часто и много. Обычный рацион столичной дивы — два-три спектакля в месяц — не для нее. Отсюда ее антрепризные авантюры и телевизионные сериалы последних лет. Ей надо много пространства, чтобы было где развернуться. "Эх, жаль, что королевство маловато!" Вечная обида таланта на мизерный масштаб окружения, озвученная когда-то Фаиной Раневской, не понаслышке знакома и Инне Михайловне. Как часто на моей памяти Чурикова была больше своих ролей! Сваха в "Женитьбе" или жена "врага народа" Наталья Герасимович в телесериале "В круге первом" по Солженицыну. Там хочется смотреть только на нее, ловить мгновенную смену выражений глаз, интонаций, оттенки состояний, чувств. Ее крупные планы завораживают. И забываешь, что роли-то вовсе не главные... И невольно думаешь: ну почему все так несправедливо устроено в нашей жизни! Вот про кого надо было снимать фильм или ставить спектакль! На самом деле этот вздох почти сожаления сопровождает любое появление Чуриковой. Поначалу в ней ведь видели только "актрису эпизода" и ничего, кроме эпизодов, не предлагали. И лишь Глеб Панфилов разглядел в ней героиню. Главную героиню своего кинематографа, вначале подарив ей Таню Теткину в своем прекрасном фильме "В огне брода нет", а потом — грандиозную роль Паши Строгановой в "Начале". Я хорошо помню обложку журнала "Советский экран", поделенную пополам: в одной половине был черно-белый Иннокентий Михайлович Смоктуновский в роли Чайковского, а в другой — Инна Чурикова в "Начале". Лучшие актеры 1970 года. Главные лица уходящего десятилетия, главные герои советского кино — великий композитор и великая героиня Франции, которую Инна Чурикова так и не сыграла, хоть и была для нее предназначена. С "Жанной" история мучительная и печальная (режиссер планировал снять фильме о Жанне д'Арк, но не получил одобрения. — Прим. ред.). Панфилов переписал сценарий несколько раз, были сделаны прекрасные пробы, и подобраны актеры, и даже, кажется, найдена натура. Не дали, не позволили, закрыли. И в этом тоже был знак времени: не нужны были героини, готовые взойти на костер ради спасения других. Даже спустя столетия Жанна казалась опасной. Ведь она слышала то, чего не дано было слышать другим. И могла позволить себе говорить с королями на равных. Этого простить не могли ни Жанне, ни самой Инне Чуриковой. Она вызывающе отличалась от тогдашнего артистического контингента "Мосфильма". Говорят, что ее имя даже внесли в специальный черный список лиц, кого ни под каким видом нельзя утверждать на главные роли. Но и этот бюрократический запрет они с Панфиловым преодолели, доказав, что над их любовью и талантом никакое Госкино не властно. А потом были и "Прошу слова", и "Васса", и "Тема", и "Мать", фильмы-этапы, фильмы-события, по которым можно изучать всю историю советского кино 1970-х — начала 1980-х годов. Рената Литвинова Иногда он (ее голос) звучит с нежными и жалобными интонациями Мальвины, навсегда обиженной каким-нибудь свирепым Карабасом-Барабасом ("Ну типа того, я совсем заболела и не приду"). Иногда — строго и требовательно, как если бы взялась играть роль сердитой бухгалтерши ("Платежка не пришла!"). Но чаще голос Ренаты звучит легкомысленно и прелестно, как и полагается звучать голосу красивой женщины, не слишком озабоченной поисками пропитания или новым курсом евро. То есть, конечно, и она может с видом последнего отчаянья выдать свою фирменную фразу: "Как страшно жить!" Но на самом деле Ренате Литвиновой жить совсем даже и не страшно, а безумно интересно, а временами и весьма прикольно. Все думают, что она дива в мехах и осыпающейся пудре, а на самом деле она — прирожденная клоунесса, комедийная артистка высшей пробы, непревзойденная рассказчица смешных и страшных историй, с которыми ей уже давно пора выступать в концертах на эстраде. Но пока она предпочитает исполнять классику в МХТ, драпируясь в шелка и меха femme fatale. И надо признать, что получается у нее это отлично. ...А впервые я услышал о ней от Инны Шульженко в редакции журнала "Огонек". Про нее мне было известно, что окончила сценарный факультет ВГИКа, что она татарка, что любит красную помаду и черные свитера под горло, как у французских актрис в фильмах "новой волны". И еще что она литрами выливает на себя бабушкины духи "Красная Москва", поэтому всегда можно безошибочно отыскать ее по одному только запаху или определить: здесь была Рената. Долгое время считалось, что Рената специально стилизует себя под знаменитых блондинок 1930-1940-х. Кто-то угадывал несомненное сходство с Марлен Дитрих, кто-то — с Любовью Орловой. Сама Рената, конечно же, предпочитала Марлен. Теперь я понимаю, что и алая помада, и "Красная Москва", и весь этот набор томных ужимок из арсенала дам былых времен — все это шло от какой-то внутренней неуверенности, от желания привлечь внимание не столько к себе самой, девушке из бедных кварталов, сколько к некоему образу, талантливо сконструированному из многих мифов. Недаром первым и едва ли не лучшим ее опытом в кинорежиссуре станет документальный фильм "Нет смерти для меня" про великих див прошлого.