Гамлет из Платоновки

Интересно, что пьеса, написанная гимназистом Антоном Чеховым в 18-летнем возрасте, была обнаружена и опубликована лишь через 19 лет после смерти автора. Говорят, что ни один режиссер не решился ставить её полностью. Не стал исключением и Павел Сафонов, который деликатно сократил текст и даже некоторых персонажей и в определенной степени структурировал отдельные сцены. Но, при этом, использовал в своей сценической редакции фрагменты из шекспировского "Гамлета". Наверное, "Платонов" для Сафонова, Театра сатиры и его артистов стал рискованным предприятием, поскольку общепринятый имидж этого театра не вполне сочетается с подобной драматургией. Напомню, что больших пьес А.П. Чехова в репертуаре театра не было со времен "Вишневого сада", поставленного В.Н. Плучеком на Малой сцене в 1984 году. (Впрочем, не было их здесь, скорее всего, и до "Вишневого сада"). Да и к такому жанру как трагикомедия театр раньше подступался крайне редко. Но Павел Сафонов решился — честь ему за это и хвала! Как говорится, "безумству храбрых…" Впрочем, особого безумства-то и не было, хотя храбрость — налицо: справиться с такой махиной, как "Платонов", режиссеру и его команде было явно не просто. Хотя пьеса прекрасно разошлась в труппе, кастинг оказался стопроцентно удачным, а режиссер, судя по всему, нашел общий язык с превосходными артистами. Блистательно поработали постоянные соавторы Сафонова по сатировским спектаклям — художник-сценограф Мариюс Яцовскис и композитор Фаустас Латенас, а на заглавную роль нашелся уникальный актер, причем, знаменитость! Так что можно сказать, что звезды сошлись в нужное время и в нужном месте — на Триумфальной площади Москвы! Как всегда впечатлила сценография Мариюса Яцовскиса. Погруженную в полумрак огромную сцену разрезает по диагонали громадный деревянный стол с расставленными по всей его 30-метровой длине стульями. На краю стола красуется "башня" в несколько этажей, сооруженная из бокалов с белым вином, и ты понимаешь, что в Войницевке любят и умеют встречать гостей! Над столом на подвешена огромная — тоже во всю ширину сцены — бурая мрачного вида деревянная балка, вызывающая ассоциации с дамокловым мечом. Или с чеховским пресловутым ружьем, которое должно непременно выстрелить в финале. Во втором акте этот "дамоклов меч" накренится и почти опустится на стол, символизируя неизбежность трагического финала. На протяжении всего спектакля будет звучать дивная "симфония" Фаустаса Латенаса, лейтмотивом которой станет известная всем "Вечерняя серенада" Франца Шуберта. Хрустально чистые и нежные ноты в начале вызовут у тебя призрачное ощущение надежды, а в финале пронзят душу мощными тревожными и почти траурными звуками... Веранда постепенно заполнится разношерстным народом — гостями Анны Петровны Войницевой, которые, дефилируя по сцене, станут перебрасываться малозначащими фразами. И только хозяйка будет маяться в ожидании Платонова. Наконец он явится: обаятельный, уверенный в себе, остроумный красавец, — истинная душа компании. Одни его встретят радостно, другие — настороженно, третьи — враждебно. Через некоторое время из темноты вдруг появится удивительное существо — прекрасная, трепетная женщина, похожая на фею. Платонов перебросится с ней репликами из "Гамлета", и тем самым будет подожжен фитиль поистине шекспировских страстей, в пламени которых сплетутся в один клубок любовная лихорадка, зависть, ревность, ненависть. И раскрутится маховик интриги, трагический исход которой будет предрешен. Хотя вполне в чеховском духе здесь найдется время и место для грустного юмора и иронии. Предельно событийно насыщенное действо приковывает тебя "стальными обручами" и не отпускает до самого финального выстрела. Поэтому на спектакле не скучают не только истинные театралы, но даже те, кто забрел в знаменитый театр "с мороза" для того, чтобы поглядеть на знаменитостей. Во всяком случае, свободных мест в зале после антракта не оказалось. Причины зрительского интереса отчасти уже изложены выше. Павлу Сафонову удалось мастерски справиться с очень непростой пьесой, которую А.П. Чехов, по всей видимости, считал своей неудачей, поэтому в зрелом возрасте не публиковал и не предлагал театрам. Режиссер смог нащупать в этой юношеской "пробе пера" то, что было свойственно всем последующим пьесам великого драматурга — глубину, неоднозначность, печальную иронию и "летучесть". А главное — создать взрывоопасную атмосферу действия, его энергетическую ауру и определить "болевые точки". Многонаселенная, насыщенная (а порой и перенасыщенная) текстом, персонажами и коллизиями их взаимоотношений пьеса потребовала от постановщика тончайшего, скрупулёзного разбора ролей. И эта работа увенчалась успехом: у каждого персонажа есть своя осмысленная линия поведения, логика, характер, органика, изюминка. Никто из актеров не помышляет о самодемонстрации, не позволяет себе выбиваться из общего темпоритма, и, как говорят на театре, тянуть одеяло на себя. Если воспользоваться музыкальной терминологией, то можно сказать, что виртуозные исполнительские партии сливаются в общее превосходное звучание всего оркестра. И хотя, говоря об оркестре, обычно не принято выделять отдельных исполнителей, не удержусь от нескольких слов о господах артистах. Порадовал Юрий Горин в роли Трилецкого-старшего — обаятельного и трогательного хорохорящегося старика, старающегося "держать спину". Приятно, что замечательный артист и режиссер занял свое особое и прочное место в труппе прославленного театра. Во второй раз за сравнительно недолгий период после выхода "Оперынищих" удивил своей энергетикой и трагикомическим талантом превосходный артист Юрий Воробьев, сыгравший Глагольева-старшего. (Чего стоит только его гротесковый, почти концертный уход со сцены во втором акте под хохот и овации публики!) Две последние по времени работы артиста позволяют надеяться, что ему еще не раз будут предложены крупные роли, достойные его серьезного дарования. Мощным отрицательным обаянием, как выяснилось, обладает Олег Вавилов, вложивший в небольшую, но значительную по смыслу роль Венгеровича-старшего свое презрение к нечистым на руку дельцам всех мастей и рангов. Умно, ярко, иронично, гротескно и порой трогательно играет доктора Трилецкого Андрей Барило. Уйдя от привычного имиджа героя-любовника, артист продемонстрировал новые грани своего таланта и обнаружил в неприкаянном чеховском герое черты, которых не было в прежних виденных мной спектаклях по этой пьесе. Очень хорош Михаил Владимиров в роли великовозрастного глуповатого дитяти Войницева. Хотя и в этом недотёпе проскальзывает трогательная нотка, и его, как и всякого обманутого и покинутого, становится жалко. Потому что он, несмотря ни на что, все же человек - абсолютно бесполезный, но и не приносящий никому вреда. Женщины в спектакле П. Сафонова не просто хороши — они божественно прекрасны! Причем, все без исключения, начиная с огненнорыжей сексапильной красавицы-горничной Кати. Екатерина Хлыстова играет её в традициях Театра сатиры — сочно, смешно и лукаво. За ее внешней наивностью кроется острый крестьянский ум, цепкая наблюдательность и сочувствие к сумасбродным господам. В результате рождается отнюдь не проходная, но очень интересная роль. Юная, трепетная и рефлексирующая Марья Ефимовна Грекова Анастасии Кузнецовой тщетно старается скрыть свое чувство к ерничающему и изводящему ее своими уколами Платонову. И тоже вызывает сочувствие, поскольку тоже оказывается обманутой в своих ожиданиях. Прелестна и очень трогательна в своей искренней, почти детской преданности мужу Сашенька Светланы Малюковой. Между тем актриса в отличие от некоторых других исполнительниц этой роли играет не просто нежную, восторженную и покорную жену Платонова, но умную и решительную хранительницу семейного очага, стремящуюся понять и, если нужно, защитить от всех напастей своего непутевого, но обожаемого мужа. Поэтому известие о ее попытке самоубийства разрывает душу. Ослепительно хороша Софья Егоровна, как будто прилетевшая в Войницевку с другой планеты и по какой-то нелепой случайности попавшая в западню "пигмея, погрязшего в долгах и безделье". Темноволосая, похожая на звезду немного кино, молодая прима Театра сатиры Елена Ташаева, привораживающая тебя своей мистической красотой, ломкостью и как будто хранящая в душе какую-то непостижимую тайну, играет свою героиню страстно, азартно и пылко. Тем страшнее её холодная, бесстрастная месть Платонову в финале. Если Софья Егоровна — женщина отчасти не от мира сего, то Анна Петровна Войницева блистательной актрисы Ольги Ломоносовой крепко стоит на матушке-Земле. И внешне они абсолютно разные: Анна Петровна — истинно русская белокурая красавица — чувственная, умная, прекрасно понимающая Платонова и его рефлексию. Она не строит воздушные замки и не витает в эмпиреях, она любит Платонова просто по-бабьи — страстно и пылко, не мечтая о вздохах на скамейке и прогулках при Луне. Она любит жизнь, живет сочно и абсолютно беззаботно, не задумываясь о хлебе насущном, как та "птичка Божья, которая не знает ни забот и ни труда". И подобно отчасти "списанной" с нее героине будущей великой пьесы А.П. Чехова оказывается у разбитого корыта — без имения, без денег, без любви. Только Анне Петровне в отличие от Любови Андреевны путешествие в Париж никаким боком не светит… Воспоминания об аверинском Платонове невольно вызывают желание употребить в отзыве избитое выражение "на разрыв аорты". Но ведь артист играет своего неприкаянного и вихревого героя именно так: отчаянно, мощно, страстно! Этот Платонов на редкость многообразен: красив, умен, талантлив, порывист, чуточку смешон, открыт, беззлобен, ироничен, бескорыстен, склонен к философии, трагичен, остроумен. Перечень черт его характера можно продолжить. Аналогий этому герою в произведениях А.П. Чехова, пожалуй, не найти. Думаю, что Антон Павлович позднее вложил разные черты этой мятущейся натуры и в Тригорина, и в Треплева, и в Иванова, и в Войницкого, и в Лаевского, etc. Между тем Платонов Максима Аверина с ужасом чувствует, что проживает свою жизнь не то, чтобы бесполезно, но не так, как ему уготовил Господь. Отсюда гамлетовские укоры совести, самобичевание: "Гадок был, как никогда! Нет ничего во мне такого, за что можно было бы ухватиться, нет ничего такого, за что можно было бы уважать и любить!" Но все же этого Платонова губит крайнее легкомыслие, сумасбродство и любвеобильность. (Впрочем, вряд ли на его месте устоял бы кто-то другой, общаясь с такими фантастическими женщинами!) Он все прекрасно понимает, но продолжает жить "без царя в голове", устремляясь туда, куда влечет его неведомая сила. И выстрел Софьи в финале становится возмездием за это. Максим Аверин сыграл в Театре сатиры еще одну грандиозную роль. Надо отдать ему должное: ни в первой, ни во второй абсолютно не ощущается шлейф его звездности. Но и компания оказалась ему под стать. *** После спектакля Павла Сафонова утверждение о том, что Чехов начинается с "Платонова", как с исходной точки дальнейшего развития, кажется абсолютно бесспорным. Фото Кати Алексеевой и Галины Фесенко с сайта Театра сатиры, а также Александра Иванишина