К просмотру сериала знаменитой студии Эйч-би-оу (HBO) про аварию на Чернобыльской АЭС автор этих строк приступал с некоторым душевным трепетом. Рассказать историю одной из самых разрушительных техногенных катастроф в истории — задача нетривиальная, и мне безусловно было крайне интересно, как справятся с ней прославленные американские кинематографисты. По чернобыльской теме сегодня написаны десятки книг, сотни, если не тысячи статей, докладов и тому подобного. И уже знакомство с первой серией не оставляет сомнений: со значительной частью этого материала авторы сериала ознакомились. Однако воспользовались полученными знаниями они более чем странно. Но — обо всем по порядку. Первые кадры сериала — события 27 апреля 1988 года, когда в своей квартире в Москве покончил с собой академик Валерий Легасов. В фильме показано, как он заканчивает надиктовывать на диктофон некую исповедь о случившемся в Чернобыле, после чего прячет записанные кассеты в мусорный бак от следящих за домом агентов КГБ и лезет в петлю, не забыв оставить запас еды для кота. Да, Легасов действительно покончил с собой во вторую годовщину аварии на ЧАЭС. И действительно, оставил после себя несколько аудиокассет со своими воспоминаниями и рассуждениями о тех событиях. Однако, разумеется, Легасов не прятал эти кассеты в мусорный бак, чтобы до них не добрались агенты КГБ. Эти записи не были секретом, они были расшифрованы, частично опубликованы, сегодня с их текстами может ознакомиться любой желающий. Да и нелогично было бы их прятать: одна из кассет, к примеру, представляет собой запись интервью с журналистом Алесем Адамовичем, другая — своеобразный сборник рекомендаций коллегам по Курчатовскому институту: он надиктовывает тезисы обобщающей научной статьи о причинах и следствиях чернобыльской катастрофы. Прятать, скрывать эти записи не имело никакого смысла. Для Легасова. Сценаристы же подали историю иначе: мол, советский ученый, раздавленный грузом правды о случившемся, хочет донести эту правду людям в обход официальных властей, старающихся эту правду скрыть… Ведь так же выглядит куда драматичнее, не так ли? Затем события фильма переносятся на два года в прошлое — в ночь на 26 апреля 1986 года, то есть, в ночь аварии на ЧАЭС. События, предшествующие аварии, авторы фильма не описывают: действие начинается в первые мгновения после взрыва. Его сначала слышит, а затем видит горящую станцию из окна своей квартиры Людмила Игнатенко — жена пожарного Василия Игнатенко, который действительно участвовал в тушении пожара и правда погиб от огромной дозы радиации. Василий уезжает на пожар, а Людмила выходит на улицу, где видит сотни людей, идущих «на мост», откуда «лучше видно» пожар на станции. Далее — длинная драматическая сцена на мосту: жители Припяти с детьми, в том числе грудными, завороженно смотрят на пожар, камера фокусируется на оседающей на них радиоактивной пыли… В реальности, конечно, ничего подобного не было. Большинство жителей города о пожаре на станции узнали лишь утром, а те, кто так или иначе слышал о какой-то внештатной ситуации, не придали этому значения. Ну и, конечно, определенно не стали бы жители Припяти (города атомщиков, между прочим!) бегать за тридевять земель смотреть на пожар, вытаскивая из теплых постелей грудных детей… Впрочем, по сравнению с последующими фальсификациями, эта кажется еще невинной. Главный герой (пожалуй, можно сказать — антигерой): заместитель главного инженера по эксплуатации Чернобыльской АЭС Анатолий Дятлов. Создатели сериала сделали все, чтобы нарисовать его фигуру в как можно более мрачных цветах: тирана, самодура, деспота, интригана, карьериста, безразличного к жизням людей. Именно Дятлов в фильме жестко навязывает присутствующим версию о том, что реактор, мол, цел, что надо подавать охлаждающую воду. Все сомнения подавляет, несогласным — угрожает расправой, а затем, натворив бед, скрывается в безопасном бункере гражданской защиты, где плетет сети интриг, пытаясь свалить аварию на других, и откуда уже в конце первой серии его госпитализируют с признаками острой лучевой болезни. У зрителя (по идее) должен был бы сразу возникнуть вопрос: а где, позвольте, Дятлов успех «схватить» большую дозу, если действовал так, как было показано в фильме? Настоящий Дятлов на самом деле был жестким, властным и даже деспотичным человеком, о чем вспоминают работники станции. Однако он, безусловно, не был столь демоническим персонажем, каким изображают его авторы фильма. И уж точно он не сбежал в первые же минуты отсиживаться в бункере: вместе с остальными работниками, Дятлов на своей должности предпринимал все необходимое для локализации аварии. Правда, по сути его функции сводились лишь к тому, чтобы убеждаться, что делается все необходимое: работники станции уж никак не бродили по станции подобно зомби, обмениваясь долгими полными слез взглядами, как они это делают в фильме. Нет: каждый из них четко знал, что он должен делать, и делал это, несмотря на сложности и риск. Первым делом Дятлов — да, это действительно было — отправляет Кудрявцева и Проскурякова вручную опустить в реактор стержни СУЗ (системы управления и защиты), чтобы окончательно его заглушить. Миссия это была невыполнимой: СУЗ реактора была разрушена вместе с ним самим, но об этом тогда еще не знали. Этот момент в фильме показан практически честно. Правда, без глупостей не обошлось и здесь: по пути Кудрявцев и Проскуряков встречают представителя Чернобыльского пуско-наладочного предприятия Павла Паламарчука, несущего обожженного Владимира Шашенка (фамилии в фильме не названы, но, судя по всем обстоятельствам, речь идет именно о них). Они просят Паламарчука показать им, как пройти к реактору, и тот… просто кладет умирающего товарища на пол и идет с ними. Там он получает сильнейшую дозу радиации и в другой сцене грустно сидит на полу, куря сигарету и рассказывая коллеге про то, что «всем конец». В реальности ничего такого, конечно, не происходило. Во-первых, Кудрявцеву и Проскурякову, действующим операторам блока, не было никакой нужды в «гиде» по станции, которую они знали куда лучше Паламарчука. Во-вторых, Паламарчук, конечно, не бросал Шашенка посреди станции, а донес его сначала на БЩУ-4 (блочный щит управления, та самая комната с приборами, в которой происходят основные действия), а затем — в медсанчасть и, наконец, в машину скорой помощи. Делал он это, кстати, не один, а вместе с коллегой, дозиметристом Горбаченко. Впоследствии они обходят станцию, пытаясь определить уровень радиации. Безуспешно: слабенький дозиметр Горбаченко может измерять поля до 1000 микрорентген в секунду — в миллионы раз меньше, чем было на станции. К слову, перипетии с дозиметрами в фильме показаны почти верно. И уже потом переоблучившихся Паламарчука и Горбаченко заберут в больницу. Оба выживут, хотя Паламарчук и получил примерно две смертельные дозы радиации. Но вернемся к Дятлову (реальному, а не киношному), который бежит в машинный зал (помещение, где стоят турбины, генераторы и тому подобное оборудование) чтобы оценить обстановку. В зале (в жизни) царил кромешный ад. Оборванные линии коммуникаций, провода, обломки конструкций. Из разорванных трубопроводов хлещет масло. В системе охлаждения турбогенератора — взрывоопасный водород. То тут, то там вспыхивают очаги пожаров: горючие материалы загораются от контакта с раскаленными осколками топлива, их поджигают электрические разряды от разорванных электромагистралей. Если это не остановить, наступит катастрофа: огонь может перекинуться на третий энергоблок. Однако Дятлову здесь делать нечего: с угрозой уже борются сотрудники под командованием замначальника Разима Давлетбаева. Они обесточивают системы, изолируют пробитые маслопроводы, вытесняют водород безопасным азотом, тушат отдельные островки возгораний. И они побеждают, не дают аварии стать еще ужаснее. Многие из них заплатят за свой подвиг жизнью. Этот бой с «мирным атомом» прекрасно описан во многих книгах и не одной сотне статей. Но авторам фильма показывать его неинтересно: не укладывается он в придуманную ими картину того, как по взорвавшемуся реактору бесцельно бродят или панически-бессмысленно бегают жалкие, напуганные, растерянные и сломленные люди. Из машинного зала Дятлов пытается пройти в реакторный, но ему это не удается. Он идет другим маршрутом, чем шли Кудрявцев и Проскуряков, натыкается на завал и вынужден вернуться. Тогда он отправляется на щит управления блока №3, убеждается, что блок заглушен, система его охлаждения (реактор продолжает нагреваться и после остановки) работает в штатном режиме. Возвращается на щит четвертого энергоблока, забирает распечатки информационной системы «Скала» (важнейшее доказательство!) и с ними уже спускается в бункер, где ему практически сразу становится плохо и его увозит скорая. Авторы фильма показывают именно Дятлова «отцом» теории о том, что реактор цел, и что речь идет всего лишь о взрыве водорода в одной из емкостей снаружи реактора. Дескать, именно Дятлов, пытаясь спасти свою репутацию, навязывает эту мысль всему остальному персоналу, который не смеет возразить начальству. На самом же деле из всего персонала (по крайней мере, той его части, о чьих мыслях на эту тему мы имеем представление) такого мнения с первых минут придерживался лишь начальник смены реакторного цеха №3 Валерий Перевозченко. Дело в том, что в момент непосредственно перед взрывом он находился на балконе над реактором №4 и видел начало процесса его разрушения — самое начало, конечно, на БЩУ-4 он вбежал еще до взрыва. Однако увиденного ему было более чем достаточно для того, чтобы понять: взорвался именно реактор. Но ему не поверили. Не поверил в том числе и начальник смены блока №4 Александр Акимов. В фильме он показан «среднестатистическим» сотрудником ЧАЭС: безвольным, трусливым, подверженным чужому влиянию нерешительным непрофессионалом, не могущим и шагу ступить без приказа и даже угрозы Дятлова. Реальный Акимов, конечно, был совершенно не таким: это был опытный, смелый, решительный и уверенный в себе профессионал. Да, Акимов допустил множество ошибок 25 и 26 апреля, которые в итоге стоили жизни и ему, и другим людям. И решение считать реактор существующим и заниматься борьбой за его живучесть было одной из таких ошибок. Однако ни трусом, ни тряпкой он определенно не был. Не было и, разумеется, не могло быть сцены, в которой Дятлов приказывает Акимову вызвать на станцию персонал других смен, а тот сначала отказывается, но затем под воздействием угроз Дятлова отступает. Не было и не могло быть ее потому, что вызов персонала других смен в случае аварии такого уровня — совершенно стандартное действие на любой станции. Это и понятно. Предстоит колоссальная работа, каждый человек с должными знаниями и навыками на счету, а имеющиеся люди стремительно выбывают из строя: усталость, стресс, радиация… Однако авторы фильма стараются выдать эту совершенно необходимую меру за очередной акт людоедского самодурства Дятлова, вредность которой Акимов понимает, но оказывается вынужден подчиниться из страха за собственную шкуру. Добавлю, что такую трусость проявляет тот самый Акимов, который (и это, кстати, показано в фильме!) через несколько десятков минут идет лично по колено в радиоактивной воде разблокировать задвижки на трубопроводах систем аварийного охлаждения реактора — идет на почти заведомую смерть! Смерти, мол, не боится, а вот начальству перечить — не решается. «Совок», что с него взять… Описывая столкновение людей с радиацией, авторы фильма во многом предельно точны, демонстрируя все те симптомы, о которых говорят очевидцы: привкус металла во рту, тошнота и, конечно же, эритрема, «ядерный загар», последствия повреждения радиацией верхнего слоя кожи. И рядом же — вопиющие глупости: мол, пожарный, поднимающий кусок графита из реактора, через пару минут вопит от боли из-за радиационного ожога. Не бывает так. Аппликационные радиационные ожоги проявляются через 1-3 дня после поражения. Самая поразительная сцена фильма: директор станции Брюханов отправляет заместителя главного инженера по эксплуатации Анатолия Ситникова на крышу 4 блока оценить степень разрушения. Ситников… отказывается (?!). И тогда Брюханов буквально под дулом автомата заставляет его подняться на крышу. Буквально — значит буквально: Ситникова на крышу сопровождает чуть ли не под руку какой-то солдат (откуда он там вообще взялся?!). Реально, конечно, никакого солдата не было. Ситников, опытный физик-атомщик, прекрасно понимает: нет и не может быть более важной задачи, чем определить реальное положение вещей. Он своими ногами обходит весь блок, поднимается на крышу блока спецхимии, откуда заглядывает в развал реактора. Получив смертельную дозу, возвращается с однозначным докладом: реактор разрушен. Ситникову не верят (да, это действительно было). Но зачем придумывать этого мифического солдата, который, окажись он над развалом реактора вместе с Ситниковым, также получил бы огромную дозу? Ну конечно, для художественного эффекта: известно же, что в СССР все героические поступки совершались исключительно под дулами автоматов! Еще один потрясающий момент: совещание в бункере членов горкома партии Припяти (?!). Один из членов горкома настаивает на эвакуации города. Брюханов возражает: опасности нет. На самом деле именно Брюханов первым предложил готовить эвакуацию Припяти. Его не послушались: его же собственные слова о радиационной обстановке на станции не давали поводов для беспокойства. Однако это нарушает концепцию авторов фильма. В ней бездушный карьерист Брюханов готов рискнуть жизнью жителей Припяти, включая свою жену, лишь бы выслужиться перед начальством. Далее следует диалог: Член исполкома: В городе воздух светится! Дятлов: Это эффект Вавилова-Черенкова, наблюдается при любой утечке радиации. Ну, это, как говорится, вообще хоть стой, хоть падай! Какой, простите, воздух светился в Припяти в ночь на 26 апреля? И при чем тут эффект Вавилова-Черенкова — свечение, возникающее в плотных (!) прозрачных средах при прохождении через них высокоэнергетических частиц? Пронаблюдать такое свечение можно, к примеру, в охлаждающей жидкости действующего реактора, где она действительно светится под потоком бомбардирующих ее нейтронов. За кого считают авторы фильма зрителей? Но и этого недостаточно. Слово берет некий зловещий старик, который, заклиная руководство станции и членов исполкома именем Ленина, велит заблокировать город, отключить телефонную связь. Люди — ничто, интересы государства — все. Ну, конечно. А как еще может говорить советский партийный функционер в американском фильме? Ну, я бы даже удивился, если бы фильм обошелся без подобных сцен. Известно же, что советские чиновники только и думали о том, как бы уморить побольше своих граждан ради какой-нибудь великой цели! На самом деле никакого «секретного заседания горкома» в бункере ЧАЭС в ночь на 26 апреля не было (и потом, кстати, тоже не было). Не было и приказов закрыть город, что подтверждается тем банальным фактом, что многие жители, особенно имевшие собственные машины, успешно покинули Припять в тот же день, и никто их не останавливал. Точнее, останавливали — тех, кто ехал в сторону станции и наиболее зараженных территорий. А вот тем, кто уезжал подальше, не мешали. Об этом, кстати, упоминает и Легасов (реальный): мол, не успели поставить дозиметрические и помывочные посты, многие уехали, развезя радиоактивную «грязь» по всему ССССР, сетует он. Аналогичная по смыслу сцена: ранним утром академику Легасову (киношному) звонит зампред Совета министров СССР Щербина и рассказывает об аварии на ЧАЭС. Легасов пытается убедить Щербину провести срочную эвакуацию, но тот запрещает ученому рассуждать о чем-то кроме чисто научных вопросов и кладет трубку. Сцена полностью вымышлена. И авторы фильма не могут об этом не знать, ведь в своих пленках Легасов (реальный) подробно описывает обстоятельства, при которых узнал об аварии. Случилось это на собрании партактива Курчатовского института, замдиректора которого он был. Почти сразу получил указание поступить в распоряжение правительственной комиссии и вылететь в Припять. Да и на каком, собственно, основании может Легасов (киношный) говорить о необходимости эвакуации? Ведь ему только что сказали: реактор цел, радиоактивное заражение — умеренное. У него пока попросту нет другой информации, на основании которой он мог прийти к каким-то драматическим выводам! Вот как Легасов (реальный) описывает обсуждение вопроса об эвакуации Припяти: «26-го вечером радиационная обстановка была еще более или менее благополучная. Измеряемые от миллирентгена в час до максимальных значений — десятков миллирентген в час, конечно это нездоровая обстановка, но она еще позволяла, казалось бы, какие-то размышления». И далее: «Медицина была ограничена сложившимися порядками, инструкциями, в соответствии с которыми эвакуация могла быть начата в том случае, если бы для гражданского населения существовала бы опасность получить 25 биологических рентген на человека в течение какого-то периода времени пребывания в этой зоне, и обязательной такая эвакуация становилась только в том случае, если бы угроза получения населением 75 биологических рентген на человека во время пребывания в пораженной зоне. А в интервале от 25 до 75 рентген право принять решение принадлежало местным органам», — вспоминает Легасов. Далее он вспоминает: медики и специалисты по гражданской защите настаивали на том, что эвакуация не нужна, физики, предвидящие, что обстановка будет ухудшаться, считали, что эвакуацию нужно проводить. «В 10 или 11 часов вечера 26-го апреля Борис Евдокимович, прослушав нашу дискуссию, принял решение об обязательной эвакуации», — пишет Легасов. Не правда ли, воспоминания Легасова (которого авторы фильма пытаются выставить эдаким правдорубом, но при этом ему самому, живому и реальному, слова не дают!) рисуют перед нами совершенно иную картину: нет никаких коммунистических чиновников-самодуров, игнорирующих слова ученых и готовых жертвовать людьми ради абстрактных идеалов. Напротив, это ученые, каждый в своей сфере и в рамках своих рассуждений, приходят к противоречивым выводам; но, имея возможность выбирать одно из двух мнений, Щербина выбирает эвакуацию, то есть действует ровно обратно тому, как показывают авторы фильма. Однако это явно противоречит придуманной авторами концепции. А раз так, то правду заменяют диаметрально противоположным по смыслу вымыслом. Стоит отметить, что все искажения и натяжки первой серии блекнут по сравнению с последующими. Министры, перемещающиеся по территории станции исключительно в сопровождении автоматчиков; ликвидаторы, литрами глушащие водку прямо на рабочем месте (ведь всем известно, что русские только то и делают, что пьют водку); ну и конечно же, зловещее и вездесущее КГБ, с которым героям фильма приходится бороться не меньше, чем с самой радиацией. При этом авторы крайне точны, и даже дотошны в деталях, не имеющих принципиального значения. Они определенно проделали огромную работу по изучению того, как развивались события. И это самое поразительное: столь уродливо искаженную картину событий нам преподнесли люди, определенно и достоверно знающие, как все было на самом деле. Это не «художественный вымысел», когда авторы заполняют пробелы между фактами собственной фантазией. Нет: создатели фильма осознанно искажают реальность, выставляя работников и руководителей АЭС максимально некомпетентными и недобросовестными, представителей властей — жестокими и безответственными, а самих жителей Припяти — пусть и добродушными, но предельно глупыми, безграмотными и наивными. Сложнейшая проблематика Чернобыля — научно-техническая, морально-психологическая и административно-командная — авторов не волнует. Фактами вольно жертвуют ради должного драматического эффекта. Установить истину, понять, что двигало людьми в апреле-мае 1986 года и донести это до читателей они даже не стараются. Они придумали удобную версию и преподносят ее читателю. А если какие-то реальные, достоверно установленные факты в эту версию не вписываются… Ну что же, им придется потесниться, освободив место для вымыслов — проще говоря, лжи. Самое же плохое здесь вот что. Да, история аварии на ЧАЭС детально и более ли менее объективно описана в десятках книг и сотнях статей, воспоминаниях ликвидаторов и жителей Припяти. Но все это не имеет никакого значения. Вся эта обширная литература всегда была и останется достоянием сотен или пусть даже тысяч интересующихся. А вот версию от HBO узнают миллионы людей. И именно по преднамеренно искаженной картине событий они будут составлять свои суждения о тех событиях. Ложь легко заменит правду, закатает ее в бетон действительно качественной режиссерской, актерской и операторской работы — не хуже, чем захоронили в Саркофаг сами руины 4-го блока Чернобыльской АЭС… И это — целиком и полностью на совести создателей сериала, а также тех, кто позволил первыми рассказать об одном из самых драматических событий нашей истории совершенно посторонним людям.
