Андрей Руденский: Политика высасывает. Чем ты дальше от нее, тем чище

В конце 1980-х Руденский сыграл главную роль в фильме «Жизнь Клима Самгина» и тут же был замечен. В его жизни были и успехи, и предательства, и годы безработицы. В последнее время актер снова часто появляется на экране: только что прошли сериалы с его участием: «Зорге», «Посольство», «Султан моего сердца». даты биографии 1959 – родился 26 января в Свердловске (ныне Екатеринбург) 1984 – окончил Высшее театральное училище имени Щепкина 1980-е – работал моделью у Вячеслава Зайцева 1987 – дебютировал в кино (главная роль в фильме «Жизнь Клима Самгина») 2006 – роль Евгения Листницкого в сериале «Тихий Дон» В российско-турецком сериале «Султан моего сердца»актер сыграл отца главной героини В «Зорге» была одна не совсем правда В прошлом месяце на фестивале «Виват кино России!» Руденский получил приз «Немеркнущая зрительская любовь». – Андрей, вас можно поздравить с получением такого приза? – Ну, его давали тем, у кого в этом году случился юбилей. Мне – 60 лет, Ирине Муравьевой – 70, Толе Лобоцкому – 60… Подарок для меня скорее всего как экспонат моей коллекции, я ведь собираю дизайнерские сердца из стекла, фарфора, камня, металла. А этот приз сделан как раз в форме сердечка. У меня штук сорок разных сердец. Привожу со всего мира. – В программе этого фестиваля участвовали такие фильмы, как «Крик тишины» – о блокадном Ленинграде, «Балканский рубеж» – о войне в Югославии, еще «Солдатик» – само название говорит о тематике. Не кажется ли вам, что перебор нынче с военными фильмами? – Да, пора уже заканчивать снимать только про войну. Ведь не всегда это талантливо сделано. Надо переходить к внутричеловеческим темам. У нас в последнее время случаются какие-то периоды: то становится модной деревенская тема, особенно в сериалах на телевидении, затем – война. Если театры ставят классику, то по всей Москве одновременно выйдет пять постановок по пьесе «Три сестры» или шесть «Вишневых садов». – И почему так происходит? – От режиссерского самосознания: «Я буду, как все, снимать, или только сугубо свое, о чем у меня душа болит?!» Большинство выбирают первое, чтобы уже по накатанной. Да и денег легче получить от государства, если будешь снимать на тему патриотизма. Но кино должно быть личностным, режиссер должен болеть тем, о чем он хочет рассказать. Без волнения, без нерва, без боли нельзя ничего снимать, иначе кино будет пустым. Павел Лунгин: Между войнами русский характер портится – Недавно по телевидению прошел сериал «Зорге», где вы сыграли немецкого посла в Японии Отта Ойгена. Много критиковали этот проект, и, судя по рейтингам, зрители отнеслись к нему неоднозначно. Как думаете, почему? С актрисой Викторией Исаковой в сериале «Зорге» – Вы правильно употребили слово «сериал». Во времена, когда я играл в «Жизни Клима Самгина», это называли многосерийным художественным фильмом, тогда это и снимали, как настоящее кино. Хотя и сегодня стали вкладывать хорошие деньги, чтобы получилась достойная картинка. Нас в «Зорге» в этом плане выручил Шанхай, где мы снимали Японию. Там была огромная студия – город, где трамваи по рельсам ездили, лифты ходили, там лестницы, кабинеты, залы, холлы. Искусственный город-студия. А насчет критики… Критиковать у нас все любят. Не та форма, не те актеры. Я считаю, наш сериал получился достойным и культурным, и не потому, что я там снимался. Неточности? Думаю, в сериале была только одна не совсем правда – финал моего героя. На самом деле Отта никто не расстрелял, не посадил – он у­ехал в Германию, фюрер его простил. Он стал мэром небольшого городка, продолжал жить с любимой женой Хельмой, которая любила Зорге. А в сериале он заканчивает жизнь самоубийством из-за предательства двух дорогих ему людей – жены и друга. Людям не хватает жесткой руки – В последнее время многие историки критикуют подобные фильмы: мол, всё переврали кинематографисты… – Да, бывает этакое брюзжание, которое редко имеет отношение к реальной истории. Мне кажется, в художественном кино во имя драматургии, во имя градуса можно историю чуть-чуть и поменять. Как это случилось с моим героем в «Зорге». Там просился печальный, трагический конец. – Тем не менее некоторые представители власти – из Министерства культуры, например – пытаются художникам навязать свою точку зрения на нашу историю… – Министерство культуры всегда щепетильно относилось к некоторым темам. Сейчас придрались к «Братству» Павла Лунгина, до этого – к другим проектам. Но если вспомнить министра культуры Фурцеву… Она-то творила еще больше – кислород перекрывала, думаю, каждому второму творческому человеку в стране. То, что сейчас происходит – это слегка-слегка. Раньше было жестче, судьбы ведь ломались. – В сериале у вас появляется Сталин. Накануне нашей встречи прочитал, что в Кировской области установили бюст «вождю всех народов». Незадолго до этого ему открыли памятник в Новосибирске. Какое ваше отношение к этому? – Мне кажется, это такой период времени сейчас. Надеюсь, что не навсегда. Трудно судить, почему популярность Сталина так возросла. Может, людям не хватает порядка, жесткой руки? Но и то, и другое у нас вроде бы есть. Ставьте фотокарточку Иосифа Виссарионовича у себя дома в серванте, но бюстов, думаю, не нужно. Если вспомнить, сколько миллионов людей исчезли, погибли во времена репрессий... – И ведь часто бывает, что Сталина оправдывают те, в чьих семьях в те годы погибли родственники. Парадокс! – Человеческая психика – это отдельная тема. Ну вот посмотрите, что делается в том же фейсбуке на тему Украина – Россия. Это ведь тоже психиатрия! Причем тяжелая. Понимаете, я не люблю обсёр моей страны. Я сразу таких людей удаляю. На своей страничке или в жизни вокруг пытаюсь создать пространство покоя, оградить себя от злобных вливаний. И близкие друзья ведь теряются из-за этого! Подобные темы – как лакмусовая бумажка. Кто начинает гнобить Москву и Собянина, с теми расстаюсь. Наш город – один из лучших в мире, если не самый лучший. Я много езжу по Европе и могу сказать: у нас все есть, а там уже многого нет. Если еще лет пятнадцать назад возвращался сюда и накатывала легкая депрессия, то сейчас чаще хочу домой, потому что у меня здесь больше возможностей, чем в той же Америке или Европе. В прошлой жизни был католиком? – Андрей, но вы же понимаете, что критиковать власть полезно. Неужели не говорить о пресловутой тротуарной плитке Собянина или о цензуре в стране, о политических заключенных? – Говорить надо, но надо и знать правду. А ведь никто ее не знает... Ой, так мы с вами сейчас в политику уйдем, а я, признаюсь, человек аполитичный. Давайте о творчестве. – Хорошо. Вы, как человек, который до театрального института учился на архитектора, могли бы сказать свое мнение об архитектуре столицы? Вот скульптура Михаила Калашникова на Садовом кольце установлена… – Да, это не лучший вариант. В пяти метрах от Калашникова стоит Георгий Победоносец. Какая связь, какая дружба между ними? Я за визуальную гармонию в архитектуре. Вот мне нравятся памятники Бродскому на Садовом кольце и Шолохову на Гоголевском бульваре, а все остальное… Создается такое ощущение, что у нас не было никогда великих скульпторов. Создавать эти памятники дают только одному-двум людям. Они будут заслуженными, но не лучшими. А если говорить о московских домах, то сейчас какие-то нелепости не так бросаются в глаза. Вот при Лужкове на любом здании, даже на современном, обязательно должна была быть башенка наверху. Я эти башенки ненавижу. Сейчас их нет. Когда еду по городу, создается ощущение, что у нас выставка архитектурных достижений, и всё лучше и лучше. – Вы, конечно, слышали о том, как хотели поставить храм в сквере в Екатеринбурге. А потом Патриарх Кирилл заявил, что в сутки строят в среднем по три православных храма. Не много ли? Ведь устанавливают порой куда попало, не обращая внимания на окружающую архитектуру. – Но ведь встречаются милые церквушки. Вот на Красной площади воссоздали церковь Казанской иконы Божией матери – такое ощущение внутри, что она старая, намоленная, там потрясающая роспись. Мне очень нравится. В советские времена на этом месте был общественный туалет, где спекулянты продавали женские кофточки. – Вы воцерковленный? – Я верующий, верю в Христа. Хотя считаю себя эзотериком. В церковь если хожу, то ради некоторых икон, которые иногда действуют на меня. Но по внешней архитектуре и внутреннему пространству мне ближе католические храмы. Может быть, в прошлой жизни я был католиком?! В православной церкви больше догм, которые со временем не меняются. Католики больше чувствуют время. Конечно, иногда изумляют наши священники дорогими машинами, дорогими мобильными телефонами, слишком ярким запахом парфюма. Я и такое наблюдал в церкви. Но есть же люди среди них, которые с Богом разговаривают, кому можно доверять. Таким был, кстати, папа римский Иоанн Павел II, с которым у меня была аудиенция. – Как это случилось? – Я снимался у Кшиштофа Занусси, который был в хороших отношениях с папой. Кстати, в свое время Иоанн Павел II писал пьесы и даже, по-моему, пробовал себя на сцене. По одной из его пьес был написан сценарий фильма «Брат нашего Бога». Меня пригласил Занусси там сниматься. И премьера состоялась в Кракове, когда приезжал папа. Нас было много на встрече с ним, но почему-то он поздоровался только со мной, причем по-русски. Никому ни одного слова не сказал. А уходя, только мне сказал: «До свидания!» Сам не знаю, почему он выбрал меня. Мне сказали, что таким образом благо­словил. В последнюю ночь путча дрожал от страха – Если вспомнить вашу первую большую роль в кино – Клима Самгина, – он запомнился зрителю таким рефлексирующим человеком. У него быстро менялись политические убеждения. У вас были такие периоды, когда пересматривали свой взгляд на происходящее вокруг? – Да все мы с возрастом ищем себя в мире, в пространстве, среди людей. Наверное, что-то было такое. Не так, как у Самгина, но я искал и ищу, всегда в сомнениях. Если говорить о ситуации вокруг, то, например, я был в свое время рад перестройке в 1980-х. Да, было невероятно тяжело, и в профессии тоже. Но был рад, понимал, что идет к чему-то хорошему. В 1990-е годы я семь лет не снимался! Пока меня не нашел Занусси. Вокруг тогда творилось ужасное. В 1991-м я даже побывал во время путча у Белого дома, хотя, повторюсь, аполитичен. Правда, пришел я туда в последнюю ночь событий. Дрожал от страха, обещали ведь какую-то кровавую ночь, пустить газ «Сирень». Я набрал бутербродов, взял блок сигарет и пошел. Через полчаса уже все закончилось – и мы пили шампанское. – А зачем вы туда пошли? – Защищать нашу демократию, нашу страну. Мне тогда так казалось. Сейчас не знаю, какое серьезное событие должно произойти, чтобы я пошел. Мне кажется, сегодня все ровно у нас. – Но если люди восстанут, например, против Путина, пойдете на баррикады? – Я подумаю. Посмотрю, кто будет против. Вообще творческий человек не должен зависеть от власти, только от себя. Я против того, чтобы художник шел в Госдуму. Это меняет сознание, разрушает его. Политика высасывает. Чем дальше от нее, тем чище. ...Вы снова о политике заговорили! – В вашем творчестве все равно политика так или иначе присутствует. Взять, к примеру, сериал «Посольство», после просмотра которого невольно подумаешь: это политический заказ. Какие русские хорошие и какие западные люди плохие… – Во-первых, в этом проекте мне было что играть, тем более за это платят деньги, зарабатывать актеру надо. Знаю, что такое быть нищим. Во-вторых, хорошая команда, хороший режиссер Аксененко. Может быть, слегка была некая пропаганда, но меня ничего не смутило. Не было там какой-то жесткой агитки. – Андрей, почему вы не играете в театре? – Я люблю больше кино, камеру, атмосферу съемочной площадки. Когда-то я работал в Новом драматическом театре, меня убрали оттуда в один день. Умер режиссер Борис Львов-Анохин, и спектакли с моим участием исчезли из репертуара. После этого я уже не пойду играть в постоянной труппе. Хотя разные предложения могу рассмотреть, если это будет достойно и интересно. Вообще редко хожу в московские театры, и театральная жизнь меня здесь мало устраивает. Много обложек, много глянца, много «красных дорожек». Иногда бываю на спектаклях наших и… ухожу в антракте. Потому что часто бредово, неискренне, нечестно. Немного своровано у западных театральных режиссеров. Сейчас в кино или на сцене мало человека, какие-то сплошные агитки. А показать нутро, жизнь – тут нужен особый талант. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №22-2019 под заголовком «Андрей Руденский: Политика высасывает. Чем ты дальше от нее, тем чище».