Фотограф в знаменателе. Анатолий Бызов - о Распутине и нефотогеничных людях

Большинство людей, которые только собираются посмотреть какую-то постановку Иркутского академического драматического театра имени Охлопкова, сначала видят ее глазами фотографа Анатолия Бызова. Он снимает репетиции и премьеры охлопковцев. Даже трудно поверить: пришёл в театр подработать по совместительству, а остался как минимум на 30 лет! Сейчас кадры, сделанные его камерой, иллюстрируют все анонсы спектаклей, репертуар на сайте театра и, конечно, нередко становятся частью плакатов. Этим летом работы иркутского фотографа увидели в Москве: выставка «Театр, на сцену!», куда вошли два десятка работ мастера, открылась в Российской государственной библиотеке искусств. «Давай, Толя, снимай!» - Анатолий Яковлевич, расскажите о столичной выставке. Чья это была идея? - Выставка стала частью просветительского проекта «Библиотека - Театр - Библиотека», приуроченного к Году театра в России. Несколько месяцев назад мы сделали экспозицию в нашей библиотеке Молчановке, в неё вошли 60 работ. А потом я услышал о предложении показать часть этой выставки в Москве. Вот отобрали два десятка работ и повезли их в столицу. Сюда вошли снимки из 11 спектаклей нашего театра, в основном новых. «Игрок», с участием заслуженной артистки РФ Натальи Королёвой; распутинская тема - «Последний срок», «Прощание с Матёрой». Валентин Распутин, конечно, серьёзно «присутствовал» на этой выставке: на открытии охлопковцы читали отрывки из его произведений. - Вы участвовали в последней поездке Валентина Распутина по Ангаре 10 лет назад. Какие впечатления у вас оставило путешествие? - Это была непростая экспедиция, инициировал которую журналист Геннадий Сапронов. За девять дней мы прошли от Иркутска до Богучан. Богучанская ГЭС тогда ещё только строилась: потихоньку шло наполнение водохранилища, плотина была частично готова, но вся ещё в лесах, кранах, бетоне... Распутина в этой поездке снимала московская киногруппа Сергея Мирошниченко, ну и я всё время был рядом. Валентин Григорьевич не был открытым человеком, про таких говорят: «Вещь в себе». На фотографиях его надо было раскрывать. Я вообще не сторонник лобовой съёмки, люблю снимать незаметно, чтобы не потревожить человека, тогда можно получить что-то настоящее. Есть у меня самый любимый снимок, на котором Распутин в профиль, смотрит куда-то вдаль, за ним - Ангара, а солнце светит против всяких правил, как бы сзади, но одновременно создаёт удивительный световой рисунок. Но получился и один забавный снимок (Анатолий Яковлевич показывает на портрет Распутина, висящий на стене в его студии. На фото писатель смотрит прямо в камеру и улыбается. - Прим. ред.). Он видел, что я в открытую его снимаю, и улыбнулся: мол, «Давай, Толя, снимай!» Это была первая небольшая остановка, в Свирске. Рядом почти никого не было, и он так тепло отреагировал. Вообще же снимать мне тогда очень помогала обстановка путешествия, потому что это была распутинская среда, распутинская стихия - река Ангара и окружающая её природа. Таинство на длинной выдержке - Вы говорите, что любите быть незаметным при съёмке. Получается, театр - идеальная для вас среда? - Я не люблю «светиться» при съёмке: часто, когда начинаешь в открытую снимать человека (я называю это - «расстреливать» из камеры в упор), он это видит и сразу надевает маску. Мне нравится термин «оригинальное лицо». По сути, все мы ходим в масках: я сейчас вам улыбаюсь, вы - мне. А вот приди домой, когда никого нет, встань у зеркала - и ты будешь совсем другой. Это и есть оригинальное лицо - настоящее. Это и стараюсь подловить. Что такое театральная съёмка? Если говорить очень условно - репортаж плюс портрет. И самое главное во время спектакля - почувствовать и уловить кульминацию. Причём кульминационный момент - это не обязательно взрыв эмоций, это может быть просто выразительная спина актёра в страдании, горе. Камера даже успевает выхватить то, что зритель иногда может просто не заметить. Бывает, на сцене так расположатся декорации, детали, актёры... Всего одно мгновение, а ты почувствовал что-то - и нажал! И получился интересный снимок. Вот пример. Спектакль «Вишнёвый сад», который я снимал в 1993 году. Актриса Тамара Панасюк. Она сидела неподвижно, а за ней прошла другая актриса. Съёмка на длинной выдержке, небольшая смазка - и вот он эффект движения, который глазом не увидишь. - Вы как-то говорили, что театральная фотография - спектакль в спектакле. Расшифруйте, что это значит? - Я снимаю свой спектакль, то, как я его воспринимаю и понимаю. Конечно, стараюсь передать в фотографиях замысел режиссёра, его трактовку пьесы, но всё равно это моё субъективное понимание и я выхватываю то, что близко мне. Любой спектакль - таинство, запечатлеть его - тоже таинство. Своеобразное таинство в таинстве. Спектакль в спектакле. Могу сказать так: покажи мне свои фотографии - и я скажу, кто ты. Приведу пример: происходит какое-то событие - допустим, День города. И пять фотографов его снимают. Это будет пять разных репортажей. Если человек сноб - фотографии будут снобистские, если он лирик - лиричные, ну и так далее. Фотограф как бы смотрит в зеркало и отражает прежде всего себя. Поэтому любая фотография, в том числе портрет - это автопортрет человека с камерой. Ещё пример, фотограф Валерий Плотников. Возьмите любые его альбомы с портретными снимками: люди все разные и в то же время чем-то друг на друга похожи. Почему? Потому что в числителе - модель, а в знаменателе - автор. Кто главный критик? - Есть ли какая-то постановка, снимать которую было особенно сложно? - Есть технически сложные спектакли - например, «Лунин», который ставили на «другой» сцене театра. Там всё действие происходит при свечах: кадр видишь, а «схватить» его не можешь, потому что актёр стоит далеко от свечи. Но я уже привык ко всему, технические трудности - ерунда. Заметил: чтобы вышла хорошая съёмка, нужно любить спектакль, он должен тебе нравиться. Когда в первый раз снимал «Елизавету Бам» (по пьесе Даниила Хармса. - Прим. ред.), то как-то не очень прочувствовал и принял его. А во время подготовки к театральной выставке в Молчановке, наметил себе спектакли, с которых захотелось поработать ещё, в том числе и с этим (выставка стала творческим стимулом, я семь или восемь постановок переснял). И «Елизавета Бам» на этой съёмке вышла совсем другой: я как-то собрался, настроился - и мне пьеса понравилась. Если говорить о моих любимых вещах, которые есть в репертуаре театра, то, наверное, это «Последний срок», хотя видел и снимал его уже сотню раз. Мне нравится, как спектакль поставлен, нравится игра актёров и сама повесть очень близка. - Вы все спектакли смотрите только через объектив или всё-таки ходите в театры как зритель? - Как зритель? Очень редко (смеётся). В своём театре обычным зрителем практически не бываю. Когда я в роли фотографа на спектакле, это сказывается на моём восприятии, я немного отстранён от действия. Если ты слишком увлекаешься происходящим на сцене, то не можешь контролировать ситуацию. Ты всегда должен быть «чуть сбоку». Меня иногда спрашивают друзья: «Ну как? Что было на премьере?» А я не могу ответить... как сказать, более обстоятельно, что ли. Вроде бы видел спектакль, слышал происходящее на сцене, но плохо видел и плохо слышал, потому что «утонул» в процессе съёмки. - Фотограф - не зритель, но и актёр не модель. Как артисты реагируют на свои портреты? Бывает, что им не нравится, как они получились на фото? - Я сам себе главный критик. Люблю портретную съёмку и с уверенностью могу сказать, что нет нефотогеничных людей, тем более в театре. Но дело не в этом. Когда человек находится в образе, на сцене, он совсем не обязан быть красивым, он обязан быть интересным, независимо от того, какого героя играет - положительного или отрицательного. Если нет насыщенности в игре, мизансцене - просто не снимаю... Неудачная гримаса на снимке - это или неудачная игра актёра, или неудачная работа театрального фотографа. Независимо от причины, судьба такого снимка должна быть одинакова - в корзину! - У кого из охлопковцев самые фактурные лица? - Вопрос, конечно, интересный, однозначно на него ответить сложно. Смотря что вкладывать в это понятие. В моём понимании, а я люблю гротеск и юмор, - у Игоря Чирвы! Ещё отмечу знаменитую троицу: Якова Воронова, Степана Догадина, Николая Дубакова. Они привлекают эмоциональностью, харизмой. А вообще театр - это живой организм, с живыми актёрами. И то, что было сыграно вчера, не повторится сегодня и завтра. В этом неповторяющемся моменте - вся прелесть и красота театра. Мне нравится в нём быть и наблюдать за его изменениями, ростом. И в этом мне помогает моя камера.