«Жизнь как сопромат»: Василию Шукшину исполнилось бы 90 лет

Сегодня, 25 июля, исполняется 90 лет со дня рождения великого русского писателя, режиссера и актера Василия Шукшина. О его жизни и творчестве немало написано и снято. Однако история его жизни все равно полна загадок и мифов, некоторые из которых он создавал сам. Как деревенский парень смог поступить в столичный ВГИК, конкурс в который был сто человек на место? Как он, попробовав себя в столь разных качествах — киноактера, писателя, режиссера, – везде оказался не просто успешным, но и культовым? Как он буквально обворожил своим творчеством Россию, взбудоражил ее, восхитил и... погиб при непонятных обстоятельствах? О жизни и творчестве великого художника в интервью «МИР 24» рассказал автор книги о Василии Шукшине, писатель, ректор Литературного института им. А. М. Горького Алексей Варламов. — Алексей Николаевич, вам принадлежит такая фраза: «История жизни Шукшина – это сплошной сопромат». Что вы имели в виду? Его тяжелое детство или то, что характер Шукшина – это невероятно твердый, не поддающийся обработке материал? Алексей Варламов: И то, и другое. У Шукшина была с одной стороны типичная для советского времени, а с другой стороны во многом уникальная жизненная ситуация. Ему было неполных четыре года, когда по ложному обвинению был арестован его отец. И больше Василий Максимович своего отца никогда в жизни не видел. Это была страшная травма, которая сопровождала его всю жизнь. Сложность этой ситуации усугублялась еще и тем, что в родном селе люди ему не сочувствовали. Для меня это было открытием: мне казалось, что если арестовали односельчанина, то в соседи к его семье должны относиться с состраданием и пониманием. Но, судя по всему, было не так. Шукшин вспоминал, что, когда он выходил на улицу, то на него показывали пальцем и говорили: «О, вражонок идет!». Мне кажется, что ощущение того, что он «вражонок», изгой, одиночка и может рассчитывать в жизни только на самого себя, с самого детства сформировало его характер. Фото: ТАСС Алексей Варламов: «В его рабочих тетрадях была такая запись: «Всю жизнь живу со сжатыми кулаками». Эти кулачки сжались еще у четырехлетнего ребенка и никогда не разжимались. И отсюда идет весь его характер: скрытный, жесткий, очень сильный, абсолютно не сентиментальный, цельный» При этом внешне Шукшин производил впечатление совершенно другого человека: простодушного, открытого рубахи-парня, такого, как в песне группы Любэ: «Люблю я Васю Шукшина». Его внешний образ вписывается в эту картинку, но, по сути, этот человек был чем-то совершенно прямо противоположным. Его жизнь – это невероятная история преодоления всех тех обстоятельств, которые изначально были направлены против него. Интересно, что когда Андрей Тарковский получил в начале 60-х годов главный приз Венецианского кинофестиваля за «Иваново детство», то Шукшин, человек очень честолюбивый и ревнивый, не мог скрыть своих чувств по этому поводу. Собралась компания, которая праздновала победу Тарковского, и кто-то сказал: «Да не переживай, Вась, ты тоже свое получишь». На что Шукшин сказал: «Я не люблю, когда мне зажигают зеленый свет!». Вот это очень шукшинская фраза, он действительно всегда должен был идти поперек обстоятельств . Он как бы использовал эту энергию вражды, которая существовала вокруг него с самого детства. Вот как лягушка в притче взбивает ножками сливки и превращает их в масло, так же и ему было нужно отталкиваться, противостоять, бороться для того, чтобы самому достичь многого. — Как вы думаете, в чем состоял секрет поступления Василия Максимовича Шукшина во ВГИК? Как этот деревенский алтайский парень, не читавший, по его собственным словам, «Войну и мир», смог поступить в один из самых элитарных московских вузов? А. В.: Это история действительно кажется фантастикой, но тут нужно учитывать две вещи. Во-первых, он действительно был невероятно талантливым человеком. Ему даже от природы было очень много дано, а условия детства, юности и всей жизни в значительной степени его талант укрупнили, утяжелили, придали ему больше энергии, больше мощи. Люди умные, проницательные, которые в то время работали во ВГИКе, просто не могли этого не увидеть. И хотя конкурс действительно был больше 100 человек на одно место, но Михаил Ильич Ромм, знаменитый советский кинорежиссер, который тогда набирал курс, не ошибся и выделил двоих: Шукшина и Тарковского. Они были очень разными, но Ромм сразу увидел талант одного и талант другого. Поэтому они стали однокурсниками и вместе учились. И еще одно важное обстоятельство состояло в том, что у Василия Шукшина на тот момент была очень хорошая советская анкета. Она, правда, была несколько лживой. И для Шукшина это был очень болезненный, мучительный момент. Он просто лгал: называл в анкетах в качестве отца другого человека. В результате анкета у него выходила очень гладкая: что он сын красноармейца, погибшего на фронте во время Великой Отечественной войны; колхозник, который стал рабочим, отслужил в армии, был кандидатом в члены КПСС. С такой анкетой абитуриентов, которые поступали во ВГИК, было не так-то много. Я думаю, что ВГИКовское начальство, которое набирало первый курс, изначально делало ставку на то, что они берут парня, который будет комсомольским лидером. И действительно, на первом курсе Шукшин был секретарем бюро Комсомола курса, был активным человеком. Мне кажется, это тоже сыграло свою роль. Хотя это вторично, а первичен, конечно, его талант. — Образ, который Шукшин воплощал и в жизни, и в кино – это «простой русский мужик с характером». Не было ли это отчасти позой, специально созданным имиджем? Где в его образе граница между настоящей народностью и игрой в нее? А.В.: Я думаю, что он действительно был очень народным человеком, и никакой позы в этом не было. Если относиться к понятию народности серьезно, не водевильно, не фестивально, не в каком-то поверхностном смысле этого слова, то конечно никакой фальши и никакой маски у Шукшина не было. Фото: Ковтун Анатолий/ТАСС В его рабочих тетрадях есть запись: «Родина – это серьезно». Он писал это для себя и явно писал с очень большим чувством понимания того, о чем он пишет. И понятие народа, понятие крестьянства тоже были для него очень серьезными и очень важными вещами. Другое дело, если мы говорим об искусстве актера. Ведь провести границу между маской и подлинным лицом актера довольно сложно. Сила актера в том и состоит, что он может искренне играть разные роли. Это если говорить об актерском даре Шукшина, а не о таланте режиссера и писателя, который требовал от него колоссальных затрат, усилий, пота и бессонных ночей. А вот актерство было просто дано ему судьбой, как бесплатное приложение ко всему остальному. Он действительно играл очень легко и естественно, игра не требовала от него больших затрат. Он просто входил на киносъемочную площадку, на которой играл, по меткому выражению писателя, главного редактора журнала «Новый мир» Сергея Павловича Залыгина, «без грима». Хотя иногда он, конечно, играл и с гримом, но то, что ему не нужно было для перевоплощения тратить себя, это в Шукшине, мне кажется, всегда было. Он очень естественен в своей игре. Если и была у него какая-то маска, какая-то поза, то это явление очень факультативное, очень не главное. — Был ли Шукшин принят в круг людей искусства? Или казался им выскочкой из народа? Есть воспоминания, что он в 60-х годах специально надевал кирзовые сапоги, когда Белла Ахмадуллина водила его по литературным салонам столицы. А.В.: Шукшин был человеком невероятно обаятельным, очень общительным, умел находить язык с людьми из самых разных социальных слоев. Он абсолютно был лишен какой бы то ни было закомплексованности или провинциальности. Он никогда нигде не терялся, не робел, везде был самим собой. И поэтому, если даже он надевал сапоги, когда ходил с Беллой Ахмадуллиной по поэтическим и литературным домам, то это был просто эпатаж, легкое хулиганство, некая провокация с его стороны, и не более того. А принимали его или нет люди искусства? Кто-то принимал, кто-то не принимал, у каждого было свое к нему отношение. Репутация Шукшина скорее начала оформляться после его смерти. Например, версия о том, что он якобы был антисемитом, не находит никакого документального подтверждения ни в одном из его произведений. Нет ничего подобного ни в его высказываниях, нигде! Но, тем не менее, его недоброжелатели пускали такой слух. Из серьезных конфликтов, которые действительно случались, можно вспомнить историю, которая произошла на киностудии им Горького в 1972 году, когда Шукшин хотел снять свой главный фильм «Я пришел дать вам волю» о Степане Разине. Он очень долго и трудно шел к этому фильму, ему препятствовала цензура, но он сумел победить ее. Он ходил на прием на Старую площадь, в ЦК КПСС, к члену Политбюро товарищу Демичеву, который курировал культуру, и просто уговорил его, чтобы он разрешил снять этот фильм. Но ему воспротивилась студия Горького, где он работал, воспротивились его коллеги – замечательные советские кинорежиссеры, такие как Станислав Ростоцкий, Татьяна Лиознова, Сергей Герасимов, который руководил этой студией. Причем по очень простым причинам. Дело было даже не в политике, не в идеологии, а в экономике. Фильм выходил настолько дорогим, что его коллеги поняли, что эти съемки сожрут весь бюджет киностудии Горького, и им ничего не останется. И тогда они выступили против него, и Шукшин на них страшно обозлился. Это была очень серьезная размолвка со всеми его коллегами, которая привела к тому, что он ушел с киностудии Горького на другую киностудию – на Мосфильм. И там у него начались свои сложные отношения с Бондарчуком. Но в любом случае это была производственная кинематографическая ситуация. Ни в кинематографическом, ни в литературном мире никто себе не позволял по отношению к Шукшину никакой снисходительности, никакого «похлопывания по плечу». — Шукшин хотел посвятить фильм о Степане Разине своему погибшему отцу. Но почему? Ведь Разин – это образ разбойника! А.В.: Шукшин придавал русскому бунту смысл и находил ему оправдание. Степан Разин – это идеал для Шукшина, воплощение его мечты о русском человеке. Это герой, который выше всего ставит волю, свободу, который для достижения этого ничего и никого в своей жизни не пожалеет. Шукшин оправдывает жестокость Разина. Шукшинская концепция русского бунта в каком-то смысле очень полемична по отношению к Пушкинской. И если Пушкин не может примириться с жестокостью пугачевцев, то Шукшин спорит с ним. Своим романом «Я пришел дать вам волю» и своим так и не снятым фильмом он хотел доказать, что добром свободы не добиться. Только через кровь, через насилие, через смерть и казнь – только так можно получить свободу. Для Шукшина это абсолютно принципиальная вещь. Советская цензура не хотела выпускать этот фильм, потому что Степан Разин, который в советское время рисовался благородным предводителем восставших, в концепции Шукшина получался слишком жестоким. Но парадокс заключается в том, что Шукшин любил Разина, он показывал его таким, каков он был в истории. Для Шукшина это было важно: правда для него превыше всего. Понятно, почему он хотел посвятить это произведение отцу. Шукшин, по воспоминаниям его друга Василия Белова, изначально хотел снять фильм о восстании зэков на Чукотке. Для него вся ГУЛАГовская история, связанная с его отцом, была очень болезненной. Но он понимал, что в СССР ему не позволят снять такой фильм. И поэтому он уходит в историю, хочет снять исторический фильм, но цель этого исторического фильма – поднять тему вечного русского бунта, русского мятежа, не важно, в каком веке. Тему вечного конфликта между русским государством и русским народом. — Как вы считаете, широта его таланта в чем больше проявилась – в кинематографе или в литературе? И почему? Он очень разный в своих проявлениях, и, как художник, очень широкий. Лично мне было интересно в Шукшине то, что этот человек примерил на себя невероятно много вариантов судеб, попробовал много социальных ролей. Он вырос в деревне, очень любил деревню, но значительную часть своей жизни прожил в городе. Так или иначе, он очень хорошо знал русскую жизнь советского периода, не замыкаясь ни в городской, ни в деревенской тематике. Он очень хорошо понимал все грани тогдашней жизни. Это изначально крестьянин, который стал рабочим, потом превратился в интеллигента. Актер, режиссер, писатель, Шукшин в своей жизни очень много видел и знал, в этом проявлялось широта даже не его характера, а его судьбы. У него была такая широкая, безразмерная и безраздельная Судьба с большой буквы. Фото: ТАСС Я помню фразу писателя Валентина Распутина о том, что если бы на каком-нибудь всемирном сборе надо было собрать по одному представителю от каждого народа, то от русского народа таким человеком должен был бы стать Василий Шукшин. Я прочитал эту фразу и подумал: «Ну а почему, собственно? Мало ли героев – Маршал Жуков, Юрий Гагарин – так много замечательных русских людей! А потом я понял, что Распутин прав: именно Шукшин! Потому что он все пережил, все перепробовал. На его долю выпало все самое ужасное, что было в советскую эпоху, и в то же время именно благодаря советской системе образования он смог поступить во ВГИК и получить профессию кинорежиссера, воплотить свои мечты, развить свои таланты. На его долю выпали и ужасы, и провалы, и достижения, высоты советского периода – все это в его жизни отразилось. — В чем, по вашему мнению, секрет пронзительности творчества Шукшина? Что он привнес в нашу культуру такого, чего не было до него? А.В.: Мне кажется, что он сумел так проникнуть в глубины русского характера, как никто другой. Его вообще интересовали исключительно русские люди, как будто других вообще не существует. У него все – и праведники, и злодеи, и труженики, и убийцы, и бунтари – все русские. Характеры большинства шукшинских героев и ужасны, и прекрасны одновременно. В образах его пресловутых чудиков, как милых, так и жутковатых, заключен иррациональный край русского характера. Его действительно интересовали нетипичные, в чем-то маргинальные люди. Они могли быть условно хорошими или условно страшными. Но все это – грани национального характера. Он сумел показать русского человека гораздо более изломанным, гораздо более сложным, внутренне конфликтным, чем кто-бы то ни было в литературе и кинематографе. И при этом он, безусловно, все это любил, и в этом не было никакой национальный критики. Он изображает Степана Разина чудовищем, но при этом любит это чудовище. И даже когда он рисует какие-то неприглядные черты русского человека, у него все равно есть в отношении к этому герою и любовь, и боль. Может быть, эта боль и не нова в русской литературе, но она очень шукшинская. Фото: Кухмарь Кирилл/ТАСС — Вот ваша цитата: «Шукшина не приручишь, на доску почета не повесишь. Шукшин – это взрыв, разлом, это чувство гибели и упоения в бою и жажда этого боя». Но, тем не менее, с властью он впрямую никогда не воевал, а скорее использовал ее в своих интересах. Так в чем же состоит его бунт? А.В.: Бунт Шукшина заключается в первую очередь в так и не снятом фильме о Степане Разине. В том, который ему не дали снять, не дали развернуться. Власть сумела остановить его бунт в зародыше: Шукшина нашли мертвым. Мне это видится примерно так. Бунт Шукшина копился у него внутри, он шел к нему, двигался в направлении открытого сопротивления государству. И чем дальше он жил, тем больше у него было конфликтов с этим государством. Шукшин разворачивался всей своей жизнью не в сторону Советской власти, а от нее. Просто ему не дали развернуться. Поэтому метафизически версия о том, что его убили, кажется мне очень справедливой: убили потому, что он окончательно уходил из-под контроля властей. То есть формально, я думаю, там не было никакого убийства. Но в философском смысле оно, конечно, было.