Театр одного героя

«Руки покажи!» — кричит Хава Ахмадова куда-то вверх. Лучи прожекторов освещают сцену с двух сторон, и та оказывается меж двух ладоней, поднятых в мольбе. Руки напоминают башни: предплечья сложены из камня, а вместо крыши — кисти. Декорации не клеятся с общим антуражем: в театральном зале все в красном бархате и позолоте, а на сцене вместо барокко — минимализм. Через пару дней на этих подмостках будет возвышаться дерево, а пока стоит треугольник, сложенный из реек. Это один из центральных символов пьесы, премьера которой состоится 23 августа. Тому, кто не знает, что это за день, достаточно выйти на улицы Грозного. Почти на каждом здании висит плакат, напоминающий, что близится день рождения первого президента Чеченской Республики Ахмата-Хаджи Кадырова. С его именем в театральной жизни, да и во всем искусстве Чечни, связано отдельное направление: ему посвящают песни, книги, выставки, рисунки, и каждое 23 августа ставится очередная постановка о его жизни и политической деятельности. До 2014 года этими постановками занимался молодежный театр «Серло», которым руководила Хава Ахмадова. Но пять лет назад произошла реорганизация, и он вошел в состав Чеченского государственного драматического театра. Вместе с «Серло» в главный театр Чечни перекочевала и традиция ставить спектакли на день рождения президента. Непереводимая игра слов Единственный в мире Чеченский государственный драматический театр — так любят здесь себя позиционировать — назван именем Героя СССР Ханпаши Нурадилова. Это легендарный советский пулеметчик, в годы Великой Отечественной войны уничтоживший свыше девятисот фашистов. Но не меньшей славой пользуется и сам театр. Через два года ему исполнится 90 лет, и у грозненцев он в первую очередь ассоциируется с «Бож-Али» — спектаклем, который называют классикой чеченской драматургии. В советские времена на него ходили целыми семьями. В зале сидели даже женщины с грудными детьми. В театральных кругах любят рассказывать историю, как во время спектакля у одной молодой мамы, увлеченной просмотром, начал плакать малыш. И Сутарби, один из главных героев пьесы, крикнул ей со сцены: «Женщина, смотри за своим ребенком!» Постановка показывала советскую действительность и высмеивала людские пороки. Главный герой — безработный Бож-Али — находит оскорбительным предложение работать водовозом и бахвалится перед женой, что за него готовы выйти замуж два десятка женщин. Его приятель Сутарби (в переводе с чеченского — «жадный») ищет легкой наживы — пожилая Майма, промышляющая «мелким колдовством» и приворотными зельями, прихорашивается, как только пускают слух, что на ней хочет жениться Сутарби. Фразы из «Бож-Али» давно стали крылатыми. Это истинно народный юмор, который не поддается адекватному переводу. — Я пришел забрать долг, который ты брал у меня пять лет назад, — говорит Сутарби своему приятелю. — Но у меня нет этих денег, — отвечает Бож-Али. — Как нет? Ты же сказал мне, что вернешь в воскресенье! — Но я же не сказал, в какое именно! Не дождавшись денег, Сутарби начинает сворачивать приглянувшийся ему ковер. Бож-Али пытается отобрать свое добро. — Если ты у меня отберешь этот ковер, я лично выйду за тебя замуж! — смеется над ним обнаглевший друг. — Ну и будешь жить вместе с моей женой, она, к слову, тоже не в восторге. «Бож-Али» для чеченского театра — все равно что «Криминальное чтиво» в анекдоте про Тарантино: было много попыток повторить успех, но превзойти его не удалось. Спектакль ставился более полутора тысяч раз — редкая театральная постановка может похвастаться такой историей. В послужном списке каждого чеченского актера есть хотя бы один персонаж из «Бож-Али». Амран Джамаев, например, играл Сутарби, причем для роли ему приходилось не только наносить грим, но и надевать живот: он слишком худощав для образа заметно округлого героя пьесы. Амран играет в театре больше сорока лет и входит в звездный актерский состав — его имя на афише уже гарантия того, что спектакль пройдет на ура. От Чехова до Ахмадова Афиша современного чеченского театра напоминает плейлист меломана: здесь и чеховский «Хамелеон», и «Ханума» Авксентия Цагарели, и сказка «Золушка», и «Ночной переполох» Альваро Портеса, и постановка про свекровь и шесть невесток узбекского автора Саида Ахмада Хусанходжаева. Чеченские спектакли тоже есть, но они стали серьезнее. На сцене больше не высмеивают людские пороки — да и нет таких персонажей, что могли бы пить, как в «Бож-Али». Представленная в пьесах действительность скорее драматична и наполнена пафосом. Большая часть репертуара именно чеченских драматургов посвящена военным или историческим событиям, и главным действующим лицом в них становится къонах — герой, воин, наделенный исключительным мужеством и самоотверженностью. Спектакль, который ставит театр Нурадилова ко дню рождения Ахмата-Хаджи, называется «Халкъан къонах — мехкан сий» («Народный герой — гордость Родины»). Автор пьесы — известный чеченский писатель Муса Ахмадов, муж художественного руководителя театра имени Нурадилова. Большая часть чеченского сегмента репертуара поставлена по его произведениям. — У нас многолетний сложившийся тандем, весьма успешный и удачный, и я не вижу смысла экспериментировать с другими авторами, — объясняет Хава Ахмадова. — Мне комфортно с ним работать. До сих пор все наши постановки получали теплый отклик у зрителей. «Правильные ориентиры» Хава Ахмадова — одна из самых творческих женщин в современной Чечне. Она ставит спектакли, играет на сцене, поет и говорит, что счастлива уставать от такой работы. В чеченском календаре много памятных дат: 25 апреля — День чеченского языка, 10 мая — День памяти и скорби народов Чечни, каждое третье воскресенье сентября — День чеченской женщины, и почти к каждой дате готовится особая культурная программа, в которой театралам обычно отводится главная роль. Если при размеренном ритме работы только на то, чтобы разобрать спектакль со всеми актерами и «поставить его на ноги», требуется две недели, то иногда им приходилось полностью ставить пьесы за несколько дней. Хава Ахмадова говорит, что главная тема их постановок — прошедшие военные кампании и роль Ахмата-Хаджи в установлении мира на чеченской земле. — Нам очень важно рассказать о том периоде, который наш народ пережил, чтобы, не дай бог, не искажались факты. Если мы не будем ставить спектакли, делиться воспоминаниями об этом времени, возникнет пробел, которым воспользуются невежественные люди или, того хуже, злопыхатели. Это недопустимо. Поэтому об истории надо говорить, чтобы твои дети не только задавались вопросами, но и получали ответы с экранов телевизоров, в театрах, по радио. Худрук уверена, что задача театра — сохранять и держать «правильные ориентиры во имя справедливости». Это, по ее словам, и есть то, «ради чего погиб наш великий президент». Неполный метр Спектакль, посвященный Ахмату-Хаджи Кадырову, обычно завершает торжественное мероприятие, посвященное годовщине дня его рождения. И поскольку выступления официальных лиц в этот день занимают много времени, его ставят не в полном формате. — Это не полноценная театральная постановка, — объясняет Хава Ахмадова, — неполный метр, как говорят киношники. Если бы не было торжественной части, хронометраж был бы стандартный, мы бы поставили спектакль длительностью в полтора часа. Но сейчас мы вынуждены уложиться в 40−50 минут. Нужно сделать коротко и сильно. Спектакль покажет Чечню на рубеже столетий. Актеры представят несколько важнейших эпизодов из выступлений Ахмата-Хаджи Кадырова, а на экране будут демонстрироваться кадры военной хроники и фотографии. Накануне премьеры Спектакль про Ахмата-Хаджи «встал на ноги». На репетицию собираются все. Заслуженный артист ЧИАССР, народный артист Чеченской Республики Хамид Азаев — исполнитель главной роли — приходит с пакетом из аптеки. При его появлении встают даже те, кто сидел к нему спиной. В зал забегает бойкая Петимат Мезиева — одна из самых молодых актрис театра — и с порога оказывается в центре внимания. Она пока не играет главных героинь, но уверенно выдерживает взгляды десятков человек, направленных в ее сторону. В центре сцены — режиссерский стол с лампой. За ним сидит Хава Ахмадова и громким голосом отдает команды. Чеченские мужчины не любят, чтобы ими руководила женщина, и уж тем более не приемлют приказы, но здесь все иначе. Актерский состав прислушивается и исполняет. — Нам нужна либо военная форма, либо пятничная одежда, — говорит режиссер и отчитывает одну из актрис: — По менталитету ты не можешь стоять рядом со стариками, когда они разговаривают! Давайте заново! Руками не трогать! Актерскую профессию мужчины в Чечне выбирают редко. Экспрессия точно не является национальной чертой: здесь с детства учат сдерживать эмоции. Вне сцены актеры очень спокойны и даже немного стеснительны. Но как только поднимаются на подмостки, преображаются на глазах. Чеченский менталитет накладывает отпечаток не только на поведение актеров, но и на репертуар. В национальном театре не увидишь спектаклей с прикосновениями, поцелуями или репликами, которые выходят за рамки морали. — Наш театр отличается уже тем, что мы, например, никогда не позволим себе каких-то тактильных сцен, — говорит Хава Ахмадова. — Мы обходим их или предлагаем альтернативное поведение. Театральный режиссер Дмитрий Горник, ныне уже покойный, ставя для нас пьесы, вначале нервничал, когда я говорила: «Это нельзя, то нельзя». Но уже после второй-третьей постановки он сказал: «Знаешь, Хава, а ведь в этой недосказанности, в этой завуалированности больше чувств! Этот спектакль становится более трепетным и глубоким. И придет время, когда именно из-за этого на вас будут ходить. Сейчас ходят на других, но потом, когда людям это все обрыднет, они будут искать таких, как вы». Не театральный зритель В Чеченской Республике два театра, рассчитанных на взрослого зрителя: Русский драматический театр имени Лермонтова и Чеченский государственный драматический имени Нурадилова. И хотя первый появился раньше, в нем играют по большей части молодые актеры. Мэтров чеченской драматургии объединил театр имени Нурадилова, причем еще с советских времен он позиционирует себя как национальный. Тогда слава о нем гремела как минимум на весь Кавказ. Того самого «Бож-Али» видели зрители всех его республик. Сегодня театральная труппа, состоящая из пятидесяти человек, не гастролирует: не хватает бюджета. — У нас, к великому сожалению, все-таки не театральный зритель. И он, наверное, нескоро им станет. Потому что сами по себе чеченцы — это люди, которым всегда некогда. Мы хотим все быстро и сразу. И поэтому, наверное, больше ходим на концерты. Нас устраивает, что эта песня длится четыре минуты, а потом будет другая. Мы не успеем пресытиться, и не надо особо загружать мозги, — сетует Хава Ахмадова. — А в театре ты должен анализировать, сопереживать, уметь делать выводы — это своего рода институт. Впрочем, Грозный хотя бы ненадолго, но все же станет центром театральной жизни. В сентябре в столице Чечни состоится Первый фестиваль национальных театров «Федерация». Здесь соберутся коллективы из 14 регионов страны. Рабочий кабинет Хавы Ахмадовой обклеен стикерами голубого цвета. На каждом отдельная надпись: «документальные фильмы», «размещение гостей», «брошюры, буклеты», «трансфер из аэропорта», «экскурсия для гостей», «концерт». Фестиваль проходит по ее инициативе, и потому нужно предусмотреть все моменты. А уже в октябре ей нужно вывозить коллектив в Санкт-Петербург. Год театра в России подходит к концу, и именно там, на театральной Олимпиаде, будут подводить его итоги. В культурную столицу чеченские театралы повезут два спектакля по пьесам Мусы Ахмадова: «Шен ца — це ца» («Свой дом — прекрасный дом» и «Ламнел лекха» («Выше гор»). Как остаться правдивым К Амрану Джамаеву подходит помощник режиссера и показывает листочек, где мелким почерком выведены фамилии и имена. Это список актеров, которые должны прийти на следующую репетицию, а Амран, как заведующий труппы, отвечает за дисциплину. Посмотрев список, он кивает: «Хорошо, обеспечу». Молодежь называет его не иначе как Амран Германович. Он преподает на кафедре актерского мастерства ЧГУ. И хотя конфликт поколений, по его словам, неизбежен, — если речь идет об искусстве, истина всегда одна: — Все видоизменяется, все подстраиваются под что-то. Мне вот пришлось освоить сенсорный телефон. И я понимаю, что это столкновение интересов закономерно. Но правда образа должна существовать всегда. Если ты органичен и правдив, то и зритель тебя воспримет как должное. А вот поверхностную форму зритель тебе не простит. — Скоро мой выход, — улыбается Амран и поднимается с кресла. Вот он скрылся за кулисами, а через пару минут появляется на сцене — серьезный и немного пафосный турист из Израиля, приехавший в Грозный. Он привез в подарок землю, на которой стоит мечеть Аль-Акса. Рядом с ним появляются гости из Татарстана — в их руках фляга с водой из Дона, по которому ходит теплоход имени Ахмата-Хаджи. Супружеская чета из Петербурга стоит на сцене с саженцем, который был высажен на аллее имени президента Чечни. Все вместе сажают дерево в парке у мечети «Сердце Чечни». Это последний акт спектакля, посвященного памяти Ахмата-Хаджи. Дерево, которое было разломано двумя войнами, медленно начинает цвести. Потому что там, где-то глубоко, остались невредимыми его корни.