Джоанна Стингрей: в СССР я встретила любовь и свободных людей
Американская писательница и музыкальный продюсер Джоанна Стингрей представила в Москве вторую книгу мемуаров "Стингрей в Зазеркалье", посвященную ее жизни в советском Ленинграде и общению с представителями музыкального андеграунда — Борисом Гребенщиковым, Виктором Цоем, Сергеем Курехиным и другими. В интервью корреспонденту РИА Новости писательница рассказала, почему она осталась за железным занавесом и что ей не хватает в современной России. Стингрей впервые приехала в Ленинград в 1984 году, где познакомилась с Борисом Гребенщиковым, Виктором Цоем и другими звездами ленинградского андеграунда. Благодаря Стингрей, западный мир узнал о русском роке и услышал его. Американская певица стала продюсером легендарного альбома Red Wave: Four Underground Bands from the USSR с композициями четырех рок-групп : "Кино", "Аквариум", "Алиса" и "Странные игры". Альбом вышел в 1986 году в Америке и Канаде. 20 июня 1992 года в Лужниках Джоанна Стингрей участвовала в концерте памяти Виктора Цоя. Она была замужем за гитаристом группы "Кино" Юрием Каспаряном, а после — за барабанщиком группы "Центр" Александром Васильевым, от которого родила дочь Мэдисон. — Джоанна, в марте вы представили в Москве первую часть своих мемуаров "Стингрей в стране чудес", через полгода вышла вторая книга — "Стингрей в Зазеркальe". Почему не писали раньше, ваш удивительный опыт жизни американки в застойном СССР, общение с культовыми ленинградскими музыкантами Гребенщиковым, Цоем, Курехиным просто просились на страницы романа? — Вы знаете, наверное, должно было пройти время, чтобы посмотреть на все со стороны. Я уезжала из России в 1996 году, этот мой период остался в прошлом, началась американская жизнь. Я долго не общалась с русскими друзьями-музыкантами, максимум один-два раза в год звонок от Саши Липницкого (бывший музыкант группы "Звуки Му") с сообщением о смерти кого-то из друзей, когда я слышала в трубке его голос, у меня сразу шли мурашки по коже,— кто-то опять умер. А потом появился интернет, социальные сети, я нашла Гребенщикова на Facebook, Алекса Кана, который стал переводчиком моих книг, других друзей. Мы возобновили общение. Cейчас Борис часто мне пишет, шлет фотографии или видео. Когда мы нашлись, нахлынули воспоминания. Я всегда хотела написать книгу, чтобы описать все, что со мной случилось, или хотя бы издать альбом фотографий, у меня огромный фотоархив того периода, но все как-то не складывалось. Мне нужно было найти человека, который помог бы мне написать. Я нашла такого человека, но то, что он написал, было какое-то безжизненное. Моя дочь прочитала и сказала, что она может написать лучше, я сказала: "Пиши". Так появилась сначала первая книга, потом вторая. — А третья будет? — Да, я хочу выпустить книгу, где будут фотографии и мои интервью с Цоем, Гребенщиковым и другими ребятами. У меня тысячи фотографий, когда я разместила на сайте часть из них, поняла, что русским это интересно. Мне писали письма, множество комментариев. — Ваша дочь Мэдисон ощущает в себе русские корни, гены не заговорили в процессе написания книги? Она общается с отцом? — Отец мой дочери Мэдисон Александр Васильев (барабанщик группы "Центр") живет в Америке. Они не часто общаются лично, два-три раза в год, в основном переписываются в сетях по-английски, по-русски он с ней не говорит. А я-то думала, если она будет знать русский, сможет работать в будущем в России, но это такое опасное место (смеется). — Мэдисон впервые побывала в России на презентации вашей книги в марте в Москве? — Нет, полтора года назад мы c дочерью были в Европе, она сказала, что хочет поехать в Россию. Мы приехали в Санкт-Петербург, где встретились с Гребенщиковым. Они с Борисом много философствовали, она была совершенно очарована им. И вот тогда в Питере Мэдисон сказала мне: "Ты знаешь, я сейчас чувствую, что я русская". Пару дней назад она выпустила лирическую песню Muse, посвященную Виктору Цою. В процессе написания книги она смотрела видео с Виктором и очень расстраивалась, что ей не доведется пообщаться с ним лично. — Кто вам сообщил о гибели Цоя? Вы помните этот день? — Я спала, среди ночи зазвонил телефон и мне зачитали телеграмму. И больше я не помню ничего. У меня есть фотография с Витиных похорон, но я не помню, как я туда попала. Мы с друзьями потом никогда не говорили о его смерти, слишком тяжело это вспоминать. — Джоанна, а что вы тогда, в далеком 1984 году нашли для себя в "зазеркальном" Ленинграде, чего у вас не было в благополучной Америке? Любовь? — И любовь тоже. Но не только. Я жила в самой свободной стране и приехала в самую закрытую страну, где познакомилась с рок-музыкантами, выдающимися личностями. И вот эти русские музыканты внутренне были гораздо свободнее, чем мы в Америке, и эта свобода была им дороже денег. В Америке же все идет по плану, а тут ты просыпаешься утром и решаешь, что нужно пойти к другу, телефона у него нет, ты просто приходишь, а он говорит: "Заходи". Помню, на мосту на Невском проспекте танцевали какие-то люди, я увидела женщину внушительной комплекции в сексуальном платье, которая, судя по наряду, совершенно не стеснялась своей полноты, она не комплексовала по поводу веса, как мы, американки. — Когда развалился СССР, что вы почувствовали, вы помните этот момент? — В 1991 году я была в России, помню, как Горбачев сказал по телевизору, что CCCР прекращает свое существование, он уходит с поста президента. Моим друзьям всегда было неважно, кто был генсеком или президентом. Они хотели гастролировать в Европе и Америке, ездить по миру, но они не знали то, что знала я. Коммунизм закончился, а дальше будет трудная дорога. Люди вокруг меня хотели быть свободными, как в Америке, но они не понимали, какую мы платим цену за эту свободу. У вас не было ипотеки и кредитов, одна только свободная душа. Но я знала, что капитализм принесет очень много проблем. — Современная Россия не так привлекательна для вас? — Сейчас Москва и Петербург – это такие же города, как Париж или Нью-Йорк, все вроде есть, но я очень по многому из того времени скучаю. — Современные российские музыканты не дотягивают до монстров советского рока? Вам нравятся какие-то исполнители? — Я не могу ничего сказать по поводу нового русского рока, поскольку я его совсем не знаю. Но в целом в Америке такая же ситуация, очень мало мощных творческих личностей, сейчас артисты в большинстве своем это продюсерский продукт. Им пишут песни, создают образ, на студии на компьютере все можно нарезать и исправить при сведении песни. Если мой первый муж Юра Каспарян по 20 раз перепевал песню, чтобы ее записать, то дочь сейчас на студии записала все с трех дублей, а дальше уже дело техники. — В конце 80-х вы участвовали в популярной передаче "Музыкальный ринг", где спели песню о мире, о том, что американцы и русские должны протянуть друг другу руки. Прошло 30 лет, и ничего не изменилось, песня по-прежнему актуальна – санкции, противостояние. Вы, как человек, которому многое известно изнутри, доверяете тому, что пишет американская пресса о России? — Нет, СМИ я не особенно верю. Знаете, вот сейчас говорят, что идет вторая холодная война, но по сравнению с первой есть существенная разница. Пресса может врать, но есть интернет, люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями, новостями. И между простыми американцами и русскими много общего, несмотря на разницу менталитетов. Американцы любят смотреть российские ролики с дорожными происшествиями и казусами. Идет женщина, ее задевает грузовик, она падает, встает и идет дальше. Американцами совершенно непонятно, как такое возможно? Почему она не звонит в полицию? — В 1993 году вы снялись в российском фильме "Урод" вместе с Никитой Высоцким, вы знали, чей он сын? Был ли Владимир Высоцкий вашим кумиром в те годы? — Конечно, я знала творчество Высоцкого, и я понимаю, почему он так важен для вас, но мне ближе песни Саши Башлачева, он один из самых важных для меня людей в тот период. — Вы смотрели фильм Кирилла Серебренникова "Лето"? — Да. Для человека, который не знал этого мира, наверное, это достойный фильм. Снят хорошо, с выдумкой, интересные музыкальные номера-вставки. — Но вам в душу не запал? — Понимаете, для меня самый большой проблемой было то, что у актера, который играл Цоя, отсутствовала сумасшедшая Витина энергетика. Гребенщиков похож, Майк Науменко тоже, а Цоя я не могла воспринимать. Вторая проблема, что сюжет этого фильма фантазийный, история искажена. То, что Майк был наставником Цоя, это неправда, им был Борис Гребенщиков. У меня есть интервью Цоя, где он об этом прямо говорит. — Не хотели бы, чтобы в России или в Америке сняли бы фильм по вашим мемуарам, а вы бы сыграли себя. Сидите вы, допустим, в Лос-Анджелесе и вспоминаете те безумные годы? — Почему нет, хотела бы. Неважно, где снимут этот фильм. Но я думаю он должен быть совместным – русский режиссер и американское финансирование и продюсирование.
