«Весело рассказанная страшная пьеса». Алексей Малобродский — о спектакле «За белым кроликом»

Алексей Аркадьевич, как появилась идея поставить спектакль по пьесе Марии Огневой «За белым кроликом»? У спектакля есть небольшая предыстория: весной, кажется, это было в марте, пьеса Марии Огневой «За белым кроликом», которую она представила в прошлом году на фестивале молодой драматургии «Любимовка», попала в одну из лабораторий «Золотой маски». Режиссер Полина Стружкова с группой артистов в рамках этой лаборатории представляла эскиз спектакля. Мы — я, моя жена и сопродюсер Татьяна Лукьянова, — увидели этот материал, который нас чрезвычайно впечатлил. Мы решили, что он не должен остаться на уровне эскиза, что Москва должна увидеть полноценный спектакль по этой пьесе. Мы с Таней предложили Полине и артистам продолжить работу и превратить эскиз в полноценный большой спектакль. Во время работы сошлось еще несколько благоприятных обстоятельств: мы нашли прекрасного партнера в лице Центра имени Мейерхольда, нам помогли Фонд Михаила Прохорова и Союз театральных деятелей. Собралась прекрасная творческая команда, что, возможно, самое главное: кроме Полины Стружковой с нами работает художник Саша Дашевская, прекрасный художник по свету Иван Виноградов, композитор Кирилл Широков и несколько замечательных артистов. Чем вас так впечатлили пьеса и эскиз спектакля? Во-первых, это прекрасный текст, который затрагивает очень актуальные и довольно болезненные сферы нашей жизни, жизни современного человека. Пьеса исследует опыт переживания травмы, какие-то возможности и необходимость этот опыт преодолевать, принимать, жить с ним. Сегодня это и в личном, и в общественном плане вопрос, который звучит актуально. При этом режиссер Полина Стружкова смогла найти такой ключик к тексту, что он абсолютно не воспринимается как чернушный или пессимистичный. Это очень живо, интересно, как это ни парадоксально, даже весело рассказанная страшная пьеса. Трудно ли с художественной точки зрения поставить на сцене пьесу о проблемах насилия, о посттравматическом стрессе? Трудно поставить любой подлинно проблемный текст, сделать так, чтобы он звучал актуально. Особенно сложной и одновременно привлекательной нам показалась упомянутая мной возможность, которую режиссер нащупал в этом материале, говорить о тяжелой проблеме, не пугая зрителя, не усиливая депрессивное составляющую. Наоборот, находить в этом момент принятия, момент выхода, момент необходимости в продолжении жизни и принятии ее такой, какая она есть, со всеми ее сложностью и непредсказуемостью. Название, как пьесы, так и спектакля, «За белым кроликом» вызывает ассоциации с романом Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». Оправдывает ли спектакль такие ассоциации? Разумеется, это правильная ассоциация и там присутствует очевидная связь, но сюжетно это не имеет никакого отношения к великому роману Кэрролла. Просто в классической «Алисе» есть известный сюжет, когда Алиса с кроликом падают в кроличью нору... Да-да, он ее вовлекает ее во что-то неизвестное... Совершенно верно. И это образ, который использует драматург для раскрытия коллизии и характеров в своей пьесе. В каком-то смысле, она уподобляет жизнь прыжку в «кроличью нору»: в неизведанное, в увлекательное, страшное, рискованное. В такое приключение, которое каждый из нас должен честно пройти от начала до конца, которое, собственно, и составляет то, что мы называем словом «жизнь». Не прыгнешь в нору — не узнаешь, что там. Не прыгнешь в нору — никогда не пройдешь этот путь. Не прыгнешь в нору — не узнаешь, на что ты способен. Пусть это небезопасно, но и жизнь небезопасна. И этот образ используется. Более того, два персонажа этой пьесы, которые немного в таком ирреальном состоянии присутствуют в спектакле. Приоткрою тайну, в условном событии пьесы заложено изнасилование и убийство двух молодых девочек. Они присутствуют в спектакле, но не в образе реальных девочек, не реальных людей, а таких персонажей… Я не могу сказать, что это персонажи-воспоминания, нет, там сложнее организовано их природное существование, но драматург так и назвала этих двух девочек — Алиса-один и Алиса-два. Это не только их приключение, но и их матерей, которые остались после того, как потеряли своих детей. Это приключение и их подруги: она осталась жива, но по-прежнему, спустя много лет, переживает и не может забыть эту травму. И этот опыт ставит перед ней массу неразрешимых, казалось бы, проблем, которые хорошо знакомы современному человеку, и это нормально для каждого из нас. Каждый из нас стоит на краю бездны, каждому необходимо совершить прыжок, решиться на него. В каком-то смысле это и есть наша решимость жить. Как собираетесь «цеплять» зрителей, вызывать у них какие-то чувства и эмоции? Мы рассчитываем на создание некой образной ткани, материи, состоящей из изображения, актерского действия, слова и музыки, точнее звуков. Все это создаст некое неповторимое качество, как мы надеемся, и заставит нашего зрителя тонко и точно почувствовать, понять тот неповторимый посыл, которым режиссер и его соавторы направляют зрителя. Сейчас во многих современных постановках используют иммерсивные и интерактивные приемы взаимодействия с аудиторией, объясняя, что так зритель сильнее погружается в происходящее. Скажите, будет ли что-то подобное в спектакле «За белым кроликом»? Нет, в нашем спектакле ничего подобного не будет, и это довольно принципиально. Это не значит, что я или режиссер, или мы все вместе против театров, использующих приемы иммерсивности или как-то там активно взаимодействующих со зрителями, нет. Наш театр не такой, потому что наш человеческий и творческий посыл, который исходит прежде всего из пьесы, материала, который дал драматург, не предполагает такого активного взаимодействия. Несмотря на то, что зритель как бы помещен внутрь действия, между ним и актерами существует тонкая-тонкая, прозрачная стеночка. Они почти или даже совсем не взаимодействуют непосредственно. Нам важно, чтобы остался какой-то момент созерцательности, момент раздумий и ощущение погруженности, с одной стороны, в самую сердцевину, в самую гущу жизни. Но в то же время без ощущения, что ты непосредственно, плотно, тактильно с ней соприкасаешься. Наш спектакль и зрительный зал, наши актеры и люди, сидящие в зале, — они как будто на очень близком расстоянии друг от друга находятся, видят глаза друг друга, но не соприкасаются непосредственно. В принципе, любое художественное решение в театре, любое жанровое решение должно, прежде всего, определить этот способ существования и взаимной игры: взаимоотношений артистов друг с другом и артистов со зрителями. Вот наш подход примерно такой, то есть иммерсивность и интерактивность не для нашего сегодняшнего случая, не для этого спектакля. Много ли будет современных технических приемов: видеоинсталляций, видеотрансляций? Да. Мы не пытались следовать какой-то моде, какие-то внешние атрибуты непременно внедрить в спектакль. Этот материал органично потребовал такого, сегодня уже нельзя сказать «нетрадиционного решения», но решения, при котором используется очень большой набор технических и даже цирковых средств. Сценическое пространство будет организовано сложно и нетрадиционно: режиссер и художник придумали так, что зритель как бы окружает эту историю и, в то же время, находится внутри нее. Возникает ощущение, что эта жизнь, которая происходит с нами и вокруг нас. Широко используется видео: четыре экрана и еще бытовое видео, которое показывают на телеприемнике. Это не просто иллюстративный ход. В каких-то эпизодах видео вводится как конкретный материал, например, как телевизионное ток-шоу, в каких-то других оно выводится иллюстративно, чтобы обозначить сюжетную и жанровую линию части персонажей. Довольно сложно это в разговоре описывать, потому что нужно говорить о структуре пьесы и об образном строе спектакля: там довольно замысловатое, изощренное, жанровое решение. Еще мы используем некоторые технические и цирковые приемы, но, наверное, нет смысла о них рассказывать. Нужно прийти и увидеть. Уверяю вас, что все это не трюки ради трюков, не погоня за вау-эффектом. Подобные решения вытекают из смысла, из жанра, из характера персонажей и из своей главной мысли, которую постановочная группа пытается превратить в театральный текст, чтобы рассказать историю зрителям. 5-6 октября запланированы премьерные показы в Центре имени Мейерхольда. А какая дальнейшая судьба у спектакля? Нет, мы с нашим партнером Центром Мейерхольда планируем этот спектакль к регулярному показу, уже нам назначена дата ноябрьского и январского спектаклей. В дальнейшем, я думаю, будем играть его каждый месяц, возможно, два-три раза.