Лицейскому нынче 25 лет. Четверть века. Много? Да нет. Ведь художественный руководитель театра Сергей Тимофеев уверен: впереди ещё множество юбилеев, ведь театр – это навсегда. Как в здании бывшего детсада умещается не только труппа, но и множество детских студий, для чего небольшому по сути коллективу шесть(!) режиссёров и когда со сцены уходят спектакли? Обо всём этом в нашем интервью. Юбилей продолжается! Ольга Коробова, omsk.aif.ru: Сергей Родионович, юбилейный год у Лицейского заканчивается? 7 октября вы по традиции откроете сезон, на этот раз в Драме, и на этом всё? Сергей Тимофеев: Юбилейный год заканчивается в декабре, но, по моим ощущениям, становится всё жарче и жарче. 7 октября в драмтеатре мы празднуем день рождения, на который могут прийти все желающие - нужно всего лишь приобрести билет. А в театральном году омичей ждёт ещё много нового и интересного. - Всегда мучил вопрос: почему Лицейский театр до сих пор многими воспринимается как детский, любительский? Из-за названия? Из-за небольшого здания? - Он был любительским только вначале и очень быстро получил статус профессионального. Но, к сожалению, название «Лицейский» позволяет части зрителей считать нас любительским театром. Лицейский – школа: никто не вспоминает Пушкина, у всех ассоциация с общеобразовательным учебным заведением. Я сам был свидетелем сцены, когда две женщины шли к нам в театр и обсуждали, куда же именно они направляются. Одна спрашивает: «Это самодеятельный театр?», вторая отвечает: «Да, любительский, но недавно он, кажется, стал академическим». То есть разница в восприятии огромная. Людей, которые любят театр, в полуторамиллионном городе не так много, поэтому тех, кто не ходит в театр, гораздо больше, чем тех, которые ходят. И вот для тех, которые не ходят, мы – детский и любительский театр. Правда, тот, кто попадает сюда, становится нашим зрителем надолго, если не сказать навсегда. И понимает, что мы – профессионалы. И на фестивалях (если нас видят впервые) бывает так же. В Лобне, куда мы возили «Каштанку», до спектакля председатель жюри рассказывала, как у них были тарский театр, «Галёрка», и нам рекомендовали «не подвести старших товарищей». А по окончании «Каштанки» члены жюри были просто ошеломлены: они все как будто немножко присели от того, что увидели, от уровня нашего театра. Мы получили там массу призов. Это происходит (вернее, происходило: сейчас мы, к сожалению, меньше ездим) в разных странах, и везде мы очень быстро завоёвываем позиции театра, на который имеет смысл приходить и смотреть. Мне запомнилась история в Гренобле, где маленькая девочка увидела нас в «Альпийской балладе». Через год мы вновь приехали, и в это время там выступали несколько театров из России. Девочка просила родителей отвести её на русский театр, имея в виду именно наш. Её водили по всем, но она говорила: «Не тот». Привели к нам, - а мы давали сказку «По щучьему велению», - и как только открылся занавес, прокукарекал петух, она сказала: «Боже мой, это они». Эту историю нам рассказала мама юной зрительницы. Поэтому я думаю, что ещё лет 75 часть зрителей будут называть нас любительским театром, а когда мы перевалим за сотню, название Лицейский будет твёрдо ассоциироваться с профессиональным. (Улыбается.) Некоторые режиссёры нас называют «Современником». Это тоже приятно, потому что Лицейский театр старается держать руку на пульсе того, что происходит с человеком, обществом. Мы не берём на себя обязательство отвечать на вопросы, но задавать их и самим себе, и зрителю пытаемся. - Сергей Родионович, в Омске один зритель у всех театров или всё-таки у каждого свой? Я часто встречаю в разных театрах одних и тех же людей, мне кажется, они ходят везде. А ведь, наверное, правильнее, если у каждого театра свой зритель и у каждого артиста свой поклонник. - Вы правы и не правы одновременно. Правы в том, что у каждого театра есть свой зритель, есть поклонники, которые любят именно этих артистов, ждут премьер с их участием и приносят им цветы. А есть ещё группа театралов, которым интересен театр как искусство, и они готовы к любым новым впечатлениям. Они ходят на одни и те же спектакли в разных театрах, чтобы сравнить. Это изысканная публика, и такой тоже немало в Омске. Мы включены в этот круг – часть этой публики, которая ходит во все театры, приходит и к нам. Но и вместе с этим у нас есть свой зритель. - Вы единственный театр в городе, который занимается взращиванием молодых. Зачем это вам нужно? - Это придумал Вадим Станиславович (Решетников, основатель Лицейского театра. – Ред.), идёт это от пушкинского лицея – собрать всех талантливых. Выпускники должны поддерживать и театральную культуру, и театр. Пройдя наш учебный и воспитательный процесс, они будут инженерами, юристами, врачами, но при этом ещё становятся театральными зрителями. А небольшая часть становятся актёрами, и они – будущее театра. Я почему говорю про 100 лет и более? Этот театр нацелен на длинную дистанцию. И если любой театр зависит от того, где взять артиста, то мы готовим актёров здесь. Поэтому наши студии - наша база, это такой организм, который, как вечный двигатель, питает сам себя. Оглядываясь на эти 25 лет, могу сказать – очень много каких-то «огрехов» и «вывихов» мы здесь «вылечили». Человек может быть подпорчен школой, семьёй, а у нас в студиях мы выправляем эти росточки. Ребята становятся артистами как в Омске, так и в других театрах. Вахтанговский, Сатирикон, Александринка – это серьёзные театры с серьёзными режиссёрами, и наши выпускники там не на последних ролях. И в других странах они тоже занимаются театром. Это всё 25 лет нашей деятельности - не так много, но не так уж и мало. - У вас студии разновозрастные, в том числе для тех, кто старше 18 лет. Чему можно научить 20-летних? Они ведь уже вряд ли станут актёрами. - Не факт. «Сеть» на талантливых людей мы раскинули широко: от шести до 25 лет. Наша система работает так: если человек в шесть лет пропустил набор, он может прийти в девять. Если в девять лет он занимался иностранным языком или танцами, может прийти в 14. Если он приходил и ему не понравилось (а так бывает у детей), он может прийти в 18. Такая «сеточка» предполагает, что в поле нашего влияния попадёт большое количество людей, влюблённых в театр. - Масштабы вашей работы предполагают большое, если не сказать огромное, здание. Как вы все физически здесь умещаетесь, в бывшем детском садике? И как удаётся вашим ребятам всё совмещать: и актёрскую деятельность, и преподавание, и режиссуру? - Конечно, нам тесно, мы давно выросли из этого здания, и оно бедное. Мы его поддерживаем, но оно с трудом вмещает нас. И тем не менее в семье, где все любят друг друга, уживаются. Скандалов нет, потому что все занимаются одним и тем же делом, цель одна – театр. И влюблённость в театр даёт возможность найти нужные слова, когда трудно, найти помещение, когда требуется. Театр – это же не профессия, это диагноз. Пока человек болен этой прекрасной болезнью, он же может и дома, и в школе что-то продумывать, а сюда прийти реализовать. И это всё как в настоящем студийном театре. Это, наверное, одно из самых главных завоеваний Лицейского театра: дом, семья, люди, любящие свою работу. Здесь они влюбляются, женятся, рожают детей, приводят их играть, то есть это самовоспроизводящийся организм на основе любви и творчества. - Для обывателя единственный человек, который существует в театре, - актёр. Может, ещё режиссёр. А ведь за актёром стоит огромное количество специалистов, как минимум гримёр, костюмер, художник, звукооператор... - За каждым актёром стоит огромный штат работников - от педагогов и реквизиторов до музыкантов, композиторов, художников. Но в этом тоже есть своя прелесть – быть невидимым. Да, на острие копья актёр, а дальше от режиссёра и до монтировщика сцены и уборщицы. Но зачем раскрывать тайну? Раскрыли магию Копперфильда, и она перестала быть ею. Нам и зрители часто говорят, что не хотят видеть актёров в магазине, не хотят разочаровываться... - ... и осознавать, что актёры - тоже люди? - На самом деле мы стараемся как раз быть такими же людьми, потому что кроме спектаклей у нас невероятное количество городских праздников, встреч, а в Год театра их просто обвал. Воины ВДВ, пенсионеры, ветераны, педагоги, заключённые – у кого мы только не бываем! Выявить грани таланта - Инициатива проведения встреч и концертов идёт от них? - Важна потребность, и мы откликаемся. Тяжело, зато интересно. И это даёт артистам возможность выявить какие-то другие грани своего таланта. Например, Игорь Коротаев у нас вырос из актёра в поэта и композитора, музыканта и певца, организовал группу. У нас с утра до вечера то поют, то пишут, то пляшут - идёт творческий процесс. Он не только театральный, он охватывает огромное творческое поле. Поэтому мы можем сделать очень многое. Смотришь, а у тебя уже композитор появился или живописец. Стихи и проза – это само собой, но ведь именно они были толчком к созданию фестиваля моноспектаклей, и наш «ЧАТ» прошёл с огромным успехом, качественно. Жизнь по регламенту не очень интересна, но только молодой человек может вот так жадно жить творческой жизнью, напитываться, потому что он должен выйти в жизнь во всеоружии. Мы тоже обречены вечно быть молодыми. - В СМИ почти не освещалась тема Дома актёра, который чуть было не ушёл с молотка. А ведь это раньше была некая в хорошем смысле тусовка омских актёров, откуда вышли многие звёзды. Актёрам больше не требуется единство? - Те времена, о которых вы говорите, связаны с именем Ножери Давыдовича Чонишвили, серьёзнейшего театрального деятеля Сибири. Он не только был великим артистом, но ещё и организатором театрального пространства. Именно в его бытность ожил этот творческий муравейник, и оттуда все вышли – и Витько, и Рудзинский, и я, и Ермолаева (основатели омских театров «Галёрка», Пятого, «Студии». – Ред.). Это всё плоды деятельности его Дома актёра. Времена изменились, личности, подобные Чонишвили, редки, его последовали меньше им занимались, и как-то Дом актёра сошёл на нет и пришёл к разорению. Это настоящая трагедия для театрального города. Но этому способствовали все театры, разбежавшись по своим углам, перестав общаться друг с другом. Мы сами во всём виноваты, не надо сваливать вину на кого-то. Слава богу, Валентина Алексеевна (Шершенёва. – Ред.) выстояла, налаживается прокатная площадка Дома актёра. Но пока мы сами не изменимся и не заинтересуемся тем, чем живут другие, не принесём «в клювике» свои лучшие мысли и дела в Дом актёра, он не станет нашим общим домом. - Сегодняшний Лицейский – он какой? Все мы знаем, что «Галёрка» - это русская и советская классика, ЦСД ставит современников. А Лицейский? - Поскольку это и образовательное учреждение, Лицейский всякий. Здесь шесть режиссёров! Ни в одном театре нет такого количества очередных режиссёров, как у нас. Причём и каждый из артистов может попробовать себя в режиссуре: сделать заявку, показать, и мы посмотрим, как это можно использовать. Поэтому наш театр предполагает все дороги развития: это может быть и что-то остросовременное, авангардное. Например, эксперименты Жени Бабаша: они могут вызывать у кого-то сомнения, но мы нашли место и для его Чехова, и для его «Снежной Королевы»; вместе с тем его спектакль «Ощущение Бороды» вошёл в репертуар нашего театра (заявлен как апокалиптическая поэма. – Ред.), был также необычный и очень современный «Вдох-выдох», пока артисты не разъехались. То есть для каждого, у кого есть талант и попытка осмыслить эту жизнь, мы находим место. Поэтому у нас в афише и Вырыпаев, и Гомбрович, и «Аленький цветочек», и «Альпийская баллада», Чехов и Булгаков. И запретных тем для меня в театре нет. Самые сложные и острые вопросы можно поднимать, но говорить о них художественным языком. Режиссёр как провокатор - У вас есть собственные талантливые режиссёры. Для чего ещё и приглашённые? - Их, к сожалению, не так много в силу финансовых причин, но они обязаны быть. Это как провокация – приезжает режиссёр из Москвы со своей точкой зрения, и ты смотришь, на каком уровне находишься, правильно ли развиваешься. Каждый режиссёр приносит свою культуру, своё видение театра, и если есть интересный человек, он должен оказаться здесь. У нас же не только шесть своих режиссёров, но и артисты, которые учатся режиссуре, и значит, они тоже будут ставить здесь, привнося свои свежие идеи. Лицейский театр – это постоянное движение в творчестве, бег за линию горизонта. - Сколько времени живёт спектакль в репертуаре? У вас есть очень давние вещи, например, «Зойкина квартира», а какие-то новые ушли... - Уходит группа актёров, которые держали этот спектакль, и появляется дилемма: либо вводить новых (но понятно, что спектакль будет иным), либо взять другую пьесу. Мне кажется, иногда интересней второй вариант. Спектакли как люди – они живут, но внутренняя энергия исчезает, остаётся только сухая форма. И когда уже никакие реанимационные действия не способны вернуть жизнь, мы прощаемся. Это не касается спектаклей Вадима Станиславовича. Их осталось два, и мы стараемся, как можем, их поддерживать. Это «Зойкина квартира» и «Ревнивая к себе самой». Пока мы их держим, но и они уйдут, зато останутся фотографии, записи. У нас есть музей, где мы показываем записи старых спектаклей, зрители могут прийти поностальгировать, посмотреть на тот театр, сравнить его с нынешним, поговорить после просмотра. Но эту память обязательно надо сохранять, поскольку те, кто не имеет памяти, обречены. - Ретросалон с просмотром записей старых спектаклей, о котором вы говорите, – идея юбилейная. Он останется? - Эта идея витала в воздухе. Огромное спасибо нашему завлиту Дине Литвиной за то, что она взялась за её реализацию, потому что одна из важнейших функций театра – память. То, с чего он начинался, надо сохранять, и это будет, пока в театре есть преемственность и атмосфера семейного театра, люди, которые любят друг друга, любят творчество, любят театр. - Год театра заканчивается вместе с юбилейным для Лицейского годом. Что бы вы хотели сказать омичам? - Я поздравляю всех омичей с Годом театра, поздравляю всех поклонников нашего театра, ведь мы живём не только для себя, но и для вас. Мы хотим жить и развиваться дальше, мы хотим, чтобы вас было больше, и мы будем всё для этого делать.
