Юбилей премьеры: что было не так с «Элен и ребятами»
Многосерийный фильм французского продюсера, сценариста и композитора Жан-Люка Азуле «Элен и Ребята» впервые был показан в России ровно 25 лет назад — 3 октября 1994 года. Экранизация уютной и беззаботной жизни парижских студентов стала в нашей стране настолько популярной, что её потом неоднократно повторяли на разных телеканалах и в разной озвучке. Продолжения саги под разными названиями — «Грёзы любви», «Каникулы любви» и «Тайны любви» — снимались вплоть до 2011 года. При этом картину много критиковали за неправдоподобное отражение западного «коллективного прототипа». News.ru решил вспомнить, что было не так с культовым ситкомом, а также разгадать секрет его значимости для молодёжи 1990-х. Симпатию постсоветского телезрителя к разного рода «мыльным операм» трудно переоценить. Ещё в годы перестройки, наравне с шоу Анатолия Кашпировского и Алана Чумака, а также программами про НЛО и прочим экстраординарным, огромной популярностью стали пользоваться сериал Жилберту Брага «Рабыня Изаура» по одноимённому роману бразильского литератора Бернарду Гимарайнша и мексиканский телефильм «Богатые тоже плачут» по книге Инес Родены. Разошедшиеся на мемы экранизации сильно контрастировали с зубодробительным социал-реализмом программы «600 секунд» Александра Невзорова и непривычными после застоя откровениями передачи «Взгляд», но хорошо отражали действительность того периода, которую характеризовали подзабытым сегодня словом «плюрализм». Латиноамериканские сериалы стали таким же, как телевизионные камлания экстрасенсов, средством введения в коллективный транс, отвлекающий среднестатистического россиянина от дикой реальности слома эпох и последующей шоковой терапии. Хоть красной линией двух первых показанных в СССР «мыльных опер» была тема несправедливости и даже рабства, всё это воспринималось массовым зрителем как сам собой разумеющийся фон — дескать, везде так, и у нас теперь тоже. Интерес социума пробудила лирически-анестетическая составляющая сериалов, любовь, которая якобы может победить вызванные социальными перегородками страдания, месть и прочие катаклизмы. Повсеместно — на рабочих местах, остановках общественного транспорта и кухнях — люди обсуждали, с кем же останется Марианна — с Луисом Альберто или архитектором Мендисабалем. Новых страстей в народной кинокритике добавила в начале 1992 года американская «Санта Барбара», расколовшая «диванную партию» на две враждующих фракции. Но по большому счёту вся эта гигантская социальная конструкция состояла из людей старшего возраста, молодёжи это было по боку. Ситуацию исправил 280-серийный ситком «Элен и ребята», стартовавший на Первом канале четверть века назад. Сериал с закадровым смехом стал в нашей стране пионером, по матрице которого впоследствии были созданы многочисленные «лёгкие» телевизионные проекты — от «Тронутых» и «Универа» до «Филфака» и «Интернов». Это было ответвление-продолжение сериала про школьников «Первые поцелуи», который в России показали только в 1998 году. Герои ленты тусовались в кафешке и спортзале, играли музыку, мечтая стать суперзвёздами, были погружены в личные отношения и прочую «любовь-морковь». Изначально казалось, что персонажи находятся в сферическом вакууме благополучия и беззаботности, каковых не бывает даже у выходцев из благополучных буржуазных семей, не знающих, что такое иммигрантские предместья. Французские критики обратили внимание даже на некоторый подспудный расизм — среди героев сериала нет ни одного араба или африканца. Также пресса обращала внимание на то, что герои даже не пьют и не курят! Что касается вредных привычек, то с колокольни нашей действительности с запретами на показ табака в СМИ это не кажется таким уж удивительным. Но не для Франции. Как рассказывал мне профессор делийского университета Виджай Сингх, в конце 1960-х учившийся в Париже, его студенческая молодость запомнилась тем, что все очень много курили. Понятно, что условный 1968-й — это не 1992-й, но, как говорили высоколобые критики, пагубную привычку к моменту выхода «Элен и ребят» на экраны якобы имели 42% французской молодёжи. Создатели проекта в итоге вняли замечаниям и стали показывать темы преступности, домогательств и наркотиков. Но требования сделать его более реалистичными привели к тому, что французский телеканал TF1 отказался показывать «жёсткие» эпизоды, аргументируя это тем, что в современной России назвали бы «защитой детей от негативной информации». В итоге в эфир не вышли 279-я и 280-я серии (в России их показали в урезанном виде), а также эпизоды с запрещёнными веществами. По сути, как и другие «лёгкие» и массовые сериалы, «Элен и ребята» стал своего рода анестетиком, фабрикой грёз, несколько не стыкующейся как с российскими, так и французско-европейскими реалиями. Отчасти в этом и секрет его популярности, природа которой связана с «гипнотической» страстью к безопасным и красивым иллюзиям. Для Франции Элен, Николя, Кати, Этьен и остальные — это такие сферические типажи, странным образом живущие в отрыве от бушующих за окнами молодёжных бунтов, не прекратившихся даже после ставшего законодателем политических мод на всевозможные свободы «красного мая» 1968-го. На российском «диком поле» 1990-х учащиеся вузов тоже не были аполитичными и рафинированными. Стоит напомнить, что именно в год выхода сериала на российские экраны в стране появился профсоюз «Студенческая защита» — массовая леворадикальная организация. Днём её рождения стало 12 апреля 1994 года. В этот день перед домом правительства в Москве прошёл официальный митинг с требованием повышения стипендии, завершившийся, как сегодня бы сказали, несанкционированными выступлениями. Как вспоминал лидер «Студзащиты» Дмитрий Костенко, «огромная масса участников митинга, поняв, что их просто использовали в качестве массовки и что их судьбу без них будут решать какие-то чиновные дяди в кабинетах, двинулись колонной на Красную площадь». Позднее профсоюз появился в десятках российских городов и провёл знаковые рок-марафоны и политические акции, в том числе против отмены отсрочек от призыва в армию, что тогда было особенно актуально, учитывая войну в Чечне. Словом, российские студиозусы четвертьвековой давности так же, как и их французские собратья, не были похожи на благополучных и смирных детей «среднего класса». Относительно спокойной учащаяся молодёжь в России стала разве что в нулевые годы, но сегодня, учитывая новую политизацию и поляризацию общества после «московского дела», она выходит на улицы далеко не только ради посещения уютненького кафетерия.
