Евгения Крюкова: Однажды мы с Домогаровым отказались работать в таком режиме

Евгения Крюкова может сделать успешным любой фильм, но появляется в кино словно неохотно, предпочитая играть в своем родном Театре им. Моссовета и в спектакле театра «Человек». Сейчас Крюкову можно увидеть в новом сезоне сериала «Мосгаз» на Первом канале. Мы решили, что это отличный повод поговорить с актрисой. — Евгения, пришлось проходить кастинг, чтобы попасть в «Мосгаз»? — У меня было приглашение от продюсера сериала, который сказал, что мое участие для него было бы важно. Но пробы были, потому что канал тоже должен утвердить артиста. Я немного сомневалась, не знала, насколько мне это нужно. Но не пожалела ни одной секунды, потому что в картине подобрался замечательный актерский состав. — Сложно входить в уже сложившийся коллектив? Это ведь не первый сезон сериала. — Это всегда процесс сложный, иногда болезненный. Все уже понимают, о чем речь, а мне нужно вникать. Сначала чувствуешь себя немного не в своей тарелке. — Всем известно ваше трепетное отношение к костюмам на сцене и в кадре. У вас есть даже своя линия одежды. Здесь вы сами создавали свой образ? — Я не очень понимаю это время с точки зрения человеческой психологии. Вот проект «Марьина Роща», в котором я снималась, — подарок судьбы для любого артиста, 40-е годы были очень пронзительными, яркими. 70-е мне меньше понятны. Тем более когда вливаешься в работу не с самого начала и еще не знаешь, как художники к этому относятся. Поэтому я делала это осторожно, но в какой-то момент процесс пошел, и мы все придумывали совместно. — У вас много замечательных работ в театре и в кино. Бывало, что проект казался крутым до начала работы, но не оправдывал ожиданий, и наоборот? — Конечно, бывало и так и так. У меня была история, когда я трижды отказывалась от съемок в картине. Сначала меня уговаривал режиссер, потом продюсер, в итоге уговаривали все вместе. Согласилась потому, что неудобно было больше отказываться, даже неловко. Это был проект «Умножающий печаль». Но я настолько потом была увлечена этой работой, и настолько я ее люблю! Здорово, что у них хватило желания, терпения и выдержки меня уговорить. А бывало, когда ты идешь и думаешь: «Вот сейчас будет здорово!» Но потом понимаешь, что режиссер, он же продюсер, имеет совсем другие задачи. Например, заработать еще до начала съемочного периода. И качество фильма получается такое, что даже стыдно, что ты к этому имел какое-то отношение. К сожалению, так тоже бывает. — Многие актеры говорят, что кино сейчас стало больше продюсерским, а не режиссерским. Как вы к этому относитесь? — Это правда. И это очень мешает, потому что мы утрачиваем качество. Раньше снималось полторы-две минуты полезного времени в день, сейчас — 8–10, 12 даже. Не хватает времени на разбор, на репетиции, на постановку света… Поэтому я практически и не снимаюсь. Хочется качественного кино. Однажды мы с Александром Домогаровым просто отказались работать в таком режиме. Сказали, что утрачиваем качество работы. Когда режиссер подходит и спрашивает: «Вам разве нужна репетиция?», это катастрофа, так быть не может. Таким образом мы понижаем планку, а зрители это принимают и привыкают. И потом с этим уже ничего нельзя сделать. — Вы играли представительницу царской семьи: великую княжну Татьяну Николаевну в «Цареубийце». Чувствуете в себе какие-то царственные черты, если режиссеры приглашают вас на такие роли? — Я думаю, что это особенности моей внешности. С одной стороны, это сослужило мне хорошую службу — у меня были такие роли. С другой стороны, это мешало. Говорили: «Мы снимаем кино про социальных людей, кто же нам поверит, если вы будете картошку продавать с вашими данными». Когда-то я комплексовала по этому поводу, потом перестала. — Только от актрисы, наверное, можно услышать, что она комплексовала, потому что красавица… — Знаете, когда тебе говорят: «Ты красивая, тебе ничего не надо…» Вот тут-то и начинаются комплексы. Приходится доказывать обратное. И я это долго делала. — Вы же сначала поступили в МАРХИ. А туда поступить крайне сложно. Как решились уйти с первого курса и так круто поменять судьбу? — Я действительно поступила в Московский архитектурный институт, и это, наверное, на самом деле был подвиг, потому что экзамены туда очень сложные. Но я поняла, что не хочу этим заниматься и это совсем не мое. Уходя из МАРХИ, я еще не знала, что пойду в артистки. Я хотела поступать на художника-декоратора в Щуку. И когда готовилась к экзаменам, меня позвали сниматься в кино. Я попробовала. Ничего это кино мне не принесло, это была абсолютно пустая история. Но я поняла, что хочу быть актрисой. Так все и сложилось. — А почему на актерский факультет пошли именно в ГИТИС? — Я поступила в два института: в Щуку и в ГИТИС. Но в Щуке была неприятная история с подменой фамилий, не хочу рассказывать нюансы. В результате я выбрала ГИТИС. Я даже не пробовала поступать во МХАТ и в Щепку. И очень рада, потому что у меня был прекрасный мастер, которому я очень благодарна, Павел Осипович Хомский. — И ни разу не пожалели о выборе профессии? Ведь за вас серьезно боролся модельный бизнес. — Я не рассматривала карьеру модели серьезно. Может быть, сейчас я бы подумала об этом по-другому, а в то время казалось, что это вообще какая-то унизительная непонятность, которой я точно не буду заниматься. Можно было этим подработать чуть-чуть теоретически. Но моя профессия всегда приносила мне определенный доход, поэтому я никогда не думала о другой. — Надо пояснить, что вы работали в модельном агентстве «Элит», Париж… Сейчас многие девушки все бы отдали за такую карьеру. — Да, это было одно из самых престижных и известных агентств. Меня пригласили работать в Париж, и я туда приехала. Уговаривали остаться, но я подумала: «У меня же институт, у меня же «елки»…(Улыбается.) В Париже у меня были какие-то обязательства, и фотографы в очереди уже стояли, чтобы сделать портфолио. Но я понимала, что не хочу этим заниматься, надо было принять решение, а я все никак не могла, вся в рыданиях и в соплях. Жили мы в доме, который снимало агентство. Девочки побежали на улицу искать кого-нибудь, кто говорит по-русски. И мне позвонила пожилая женщина, эмигрантка: «Женечка, это Полина Ильинична. Я вам звоню, чтобы дать немножечко души». Я ей все рассказала. Она мне говорит: «Вы понимаете, что у вас контракт, у вас будут большие деньги, вы будете ездить по миру, у вас будет дом в Париже? Зачем вам в Россию?» Мы разговаривали минут 40, она меня уговаривала. В конце концов я ответила: «Полина Ильинична, я все-таки уеду домой». И она сказала фразу, которая лишила меня каких-либо сомнений: «Женечка, если бы вы знали, как я вам завидую!» И тут я поняла, что не хочу произнести то же самое через 50 лет… Я не пожалела ни секунды, что так поступила. — Ваша дочь Евдокия решила пойти по вашим стопам. Противились этому? — Да, я была против. Именно потому, что с профессией сейчас большие проблемы. Запросы у индустрии другие, поэтому уровень образования изменился. Видимо, профессионалом сейчас возможно стать только посредством самообразования. Но моя дочь четко сформулировала свои желания, и я поняла, что сопротивляться нет смысла. Для нее принципиально, чтобы я в это не вмешивалась. — А если сын тоже захочет стать актером? — Я категорически против, это не мужская профессия. Пусть занимается лучше делом, в котором нужно брать ответственность на себя, а артисту это сделать достаточно сложно. Вот для девочки быть актрисой — еще ничего, можно. — Говорят, что красота, слава и богатство — серьезные испытания для человека. Как вы считаете, какое из них самое сложное? — Все дается для чего-то. Это может быть, а может не быть: можно разбить лицо и перестать быть красивой, можно лишиться всех денег, люди теряли славу в пять секунд. Вопрос: каким ты остаешься человеком? Тогда тебя ничто не может разрушить. Нужно уметь правильно этими вещами распоряжаться и не думать, что это только твоя заслуга. Читайте также: Александр Градский: Украинская музыка — русская по сути