Яна Вагнер: Если ты не гений, литература прекрасно обойдется и без тебя
Роман Яны Вагнер «Вонгозеро» после публикации сразу попал в списки крупных литературных премий. О его экранизации и современной литературе Вагнер побеседовала с «Вечеркой» Роман «Вонгозеро» вышел в 2011 году, а в ноябре 2019-го состоялась премьера сериала «Эпидемия», снятого по его мотивам. Осенью книгу переиздали в новом оформлении в «Редакции Елены Шубиной». — Яна, изменилось ли отношение читателей к роману по сравнению с тем, как это было после выхода книги? — Сейчас много сравнивают книгу и сериал, обсуждают отличия, и, как всегда бывает после яркой экранизации, у романа появилась новая аудитория. Надо сказать, у «Вонгозера» в этом смысле вообще судьба сложилась очень удачно. В России его прочитали более или менее все поклонники жанра, у него сотни рецензий, оно даже вошло в какие-то списки главных постапокалиптических романов. Словом, мне грех жаловаться, хотя восемь лет назад книга вышла крошечным тиражом, который, подозреваю, не принес моему первому издателю ни копейки. — Довольны сериалом? Насколько плотно принимали участие в написании сценария? — К сценарию я отношения не имела, если не считать довольно обширную переписку в самом начале, в которой я пыталась уговорить создателей оставить в фильме как можно больше оригинальной истории и как-то повлиять на процесс. Из этого ничего не вышло, конечно; кино — довольно безжалостная к автору вещь, быстро учит смирению. История больше тебе не принадлежит, и можно либо задыхаться от ревности, либо постараться получить удовольствие. Мне кажется, я неплохо справляюсь. В конце концов, первый русский сериал о конце света снят именно по моей книге, есть чем гордиться. — Сериал — это, как вы сами сказали, «камерная драма на фоне разваливающегося мира, рассказанная испуганной женщиной, превратившаяся в динамичную остросюжетную роуд-стори, в которой гораздо меньше места для рефлексий». Насколько это все еще ваша книга? — Я пока, как и все, видела только четыре серии, так что ответа на этот вопрос у меня еще нет. Посмотрим, что будет дальше. Но интонация и, скажем так, уровень громкости у книги и фильма действительно совсем разные, это было ясно с самого начала. — Что бы вы сегодня изменили в книге и почему? — Сегодня я изменила бы все. Прошло восемь лет, и хочется верить, за это время я многому научилась. Например, оказалось, что в «Вонгозере» я слишком рано поставила точку, потому что главное с моими героями случилось уже после того, когда они добрались до озера. И чтобы исправить эту оплошность, мне пришлось написать «Живых людей» — трудную историю выживания кучки неприспособленных горожан посреди тайги. Там я наконец набралась храбрости и перестала щадить своих персонажей, так что вторая книга получилась страшнее и реалистичнее, и до финала добрались не все. В начале следующего года «Живые люди» тоже выйдут в редакции Елены Шубиной, и я очень этому рада. Но для меня это неделимая история, которая на две книги распалась по ошибке, и я все еще очень сержусь на себя. Ну подумаешь, получилось бы 700 страниц, вместе они и есть то, что я хотела сказать, так что когда-нибудь я точно издам их под одной обложкой и перестану наконец мучиться. — Вы не очень публичный человек и предпочитаете заниматься семьей. Но книга и сериал заставляют выходить из зоны комфорта. Это добавляет какого-то опыта? Где грань, за которую вы не пускаете других? — Я совсем не публичный человек, хотя поняла это довольно поздно, как и многое другое. Но хотя бы это я про себя точно расслышала, так что мы продали московскую квартиру, построили дом в деревне под Звенигородом, и, будь моя воля, я бы отсюда не уезжала. В моем идеальном мире я просто очень тихо сижу за столом и пишу, а за окном падают шишки и яблоки, иногда приходит какой-нибудь симпатичный гонорар, и не надо даже отвечать на звонки. Я никогда столько не путешествовала, как сейчас. Как все компенсированные интроверты, я умею с этим справляться, но это очень дорого мне обходится, и в последнее время я всерьез думаю, что пора замедлиться. — Вы сказали в одном из интервью, что во время работы наступает момент, когда ясно — абсолютная власть над персонажами кончилась. А дальше они начинают управлять и диктовать. Вы не пытаетесь им сопротивляться? А вдруг они не захотят прийти к намеченному финалу? — Есть писатели, которые не только знают, чем закончится история, но даже заранее расслышали последнюю фразу. Видимо, я не из их числа. У меня нет абсолютной власти над персонажами, все, что я могу, — это придумать их, а потом просто подсовывать им обстоятельства и смотреть, как они станут с ними справляться. И мне настолько это интересно, что я готова пожертвовать заранее сочиненным финалом. — Вы пишете каждую новую книгу непривычно долго по нынешним меркам. Редакторы и издатели не торопят? — Никто меня не торопит, кроме меня самой. Я правда очень медленно пишу, но это только моя проблема. Если ты не гений, литература прекрасно обойдется и без тебя, не надо обольщаться, и уж скорость точно не имеет значения. Просто постарайся, чтобы получился текст, за который тебе не будет стыдно. — «Живые люди» и «Кто не спрятался?» тоже будут экранизированы. Нет желания более плотно поработать со сценарием на съемочной площадке? — Действительно, есть такой план. Сейчас идет подготовка к экранизации «Кто не спрятался?», и, если все получится, как задумано, я буду одним из соавторов сценария. — Вы, конечно, не скажете, о чем будет следующий роман. Но это снова будет психологический детектив или антиутопия? Или предстоит смена жанра? — Обязательно предстоит. Историю о конце света и детектив я уже написала, так что четвертая книга будет совершенно другая. Черновик романа у меня готов, но, для того чтобы превратить его в текст, потребуется еще год или два. Могу сказать только, что это снова будет жанровая вещь, ничего не могу с собой поделать. — Как вы относитесь к многочисленным литературным премиям, они нужны? Или, как многие считают, это междусобойчик окололитературных тусовок? — Прекрасно я к премиям отношусь и, честно говоря, не сказала бы, что они так уж у нас многочисленны, могло бы быть и больше. И, конечно, литературные премии нужны, причем не только авторам, но и читателям, они помогают сориентироваться в том, что происходит в современной литературе. Да, выбор жюри нередко бывает субъективным, и даже название «междусобойчик» отчасти справедливо, но уж во всяком случае за шортлистами крупнейших премий читателю следить небесполезно. — Что для вас значит понятие «современная литература»? Прежде всего российская. Что вы читаете и на что равняетесь? — Я много и с удовольствием читаю современных русских авторов, но, конечно, ограничиться только русскими книжками — это лишить себя большой радости. В мире каждый год выходит столько прекрасных книг, что единственная проблема — найти время, чтобы успеть их прочитать. Читайте также: Дарья Донцова: Я никогда не знаю, чем закончится книга, которую пишу
