Николай Бурляев: Разве это плохо — быть повернутым в сторону традиций своего народа
Спектакль «Бемби» Николая Бурляева стал событием столичной культурной жизни. В нем искусно переплелось множество жанров: поэзия, хореография, драматическое и вокальное искусство, живопись на песке, классическая музыка. В интервью «Вечерке» легендарный артист рассказал о том, как постановку Театра им. Вахтангова встретила публика, об отношении к религии и законопроекту о семейном насилии. — Поэтическую пьесу «Бемби» вы написали 30 лет назад. Что можно сказать о своевременности ее постановки сегодня? — То, что родилось на сцене Вахтанговского театра, не только своевременно, но мы опоздали с появлением этого произведения сценического искусства. Я написал «Бемби» и положил ее «в стол». Как говорили после премьеры зрители, этот спектакль, выйди он раньше, мог бы остановить их от многих жизненных ошибок. Например, один мужчина сказал, что если бы увидел это 30 лет назад, то не взял бы в руки ружье… Я был рад такому отклику, поскольку и создавал пьесу о том, что нельзя убивать ничто живое, рожденное Создателем: каждому Он дал свою душу, свою жизнь. — Под музыку Баха и Моцарта «Бемби» явно звучит по-новому... — Дело не только в музыке величайших композиторов. Это прежде всего пластическая композиция с драматическим повествованием. Музыку, все самое лучшее, отбирала постановщица спектакля, выдающийся хореограф Елена Богданович: это баховские токката ре минор и Скерцо, Анданте из 21-го концерта Моцарта, другие произведения. — С этим спектаклем вы вернулись в родные стены — вы актер вахтанговской школы, окончили Щукинское училище. Этот театр сегодня считается лучшим драматическим в Москве. Какой в нем царит дух? — Я очень горд, что принадлежу к вахтанговской школе. Это действительно лучший театр благодаря его нынешним руководителям — худруку Римасу Туминасу и директору Кириллу Кроку. Они настоящие профессионалы и чуткие люди, сберегающие театр и его традиции, обустраивающие творческий процесс, создающие комфортные условия для труппы и зрителей своего театра. — А как же кино? — Сегодня я впервые выступил драматургом и театральным продюсером, кроме того, впервые выступил режиссером документального, а не игрового кино: создал фильм «Отменивший войну» о расстреле Белого дома в 1993 году. Эта картина уже была признана лучшим телевизионным документальным фильмом на XVI международном кинофестивале «Лучезарный ангел» и на «Вечевом колоколе». — Вы знаете, что вас объединяет с Германом Стерлиговым? — Нет, я с ним незнаком. — А с артистом Антоном Макарским? — Нет. А что? — С ними, а также с Натальей Поклонской, Иваном Охлобыстиным, Петром Мамоновым, другими известными людьми вас объединяет «повернутость на православии». Так о вас говорят в СМИ... — И я «повернутый»? Ну что ж… Разве это плохо — быть повернутым в сторону традиций своего народа? — А вы не чувствуете в такой характеристике подвох? «Повернутый на…» значит не от мира сего, чудной. Соответственно, и отношение к человеку не очень серьезное. — В этом я вижу подход от лукавого, который владеет умами, кажется, большинства сегодня в нашей стране. Это он внушает убежденность, что обращение к традициям и вере предков, с которыми наш народ поднимался и побеждал своих врагов, к этому можно относиться с иронией. Это искажение сознания и смысла бытия, беда нашего времени. — Вы понимаете, зачем делаются эти подмены понятий? — Гоголь говорил: «Сейчас идет бой, самый главный бой, бой за душу человека». Достоевский продолжал: «Бог и дьявол борются. И поле битвы — сердце человека». Мудрые люди, жившие на Западе, говорили: «Спасение России есть спасение мира, гибель России — гибель мира». Хотите или нет, но от России зависит очень многое на планете: если мы уцелеем сами в своей самобытности и традициях, то, возможно, спасутся и другие. Посмотрят на нас и скажут: оказывается, можно жить и не признавать «толерантность»! Напомню, с медицинской точки зрения толерантность — это неспособность организма противостоять вирусу. А Россия сопротивляется. Мы должны гордиться тем, что чтим и храним традиции! Мне жаль людей, называющих это повернутостью, ибо они отвернуты от истинного пути. Но это их проблема. А нам надо просто идти своей дорогой. — Сейчас в столице реализуется программа по строительству храмов. А вам никогда не приходилось слышать: мол, зачем их столько строить, если, как ни зайдешь, в них всего по два-три человека... Есть что возразить? — Интересно, в какое время эти люди забредают в храмы? Так вот, если они заходят туда, скажем, в два часа дня в среду, то действительно там может оказаться два-три человека. В это время и не должно быть больше! Потому что есть расписание богослужений. Пускай зайдут во время главных служб: в субботу вечером или воскресение утром — везде полно людей! На праздники все храмы переполнены. До революции Москву называли «сорок сороков» — столько в ней было церквей. Посчитаем? Это 1600 храмов на небольшую тогда, по сравнению с нынешними ее границами, Москву. Так что все возвращается на круги своя. — Вы поэт, а это особый образ мысли. Прочтите что-нибудь из последнего. Если не я и не ты С ложью не выйдем на бой, Не защитим красоты Перед зловещею тьмой. Если не ты и не я Факел сердец не зажжем, Правды не скажем друзьям, Песню души не споем. Если и я, если ты Станем в глаза людям лгать И ради благ пустоты Свет красоты предавать, Кто же за нас сбережет Истинный свет золотой? Мир от распада спасет? Коль мы не вышли на бой. — Что хотели бы пожелать читателям? — Я москвич и желаю, чтобы мы гордились Москвой! Читайте также: Евгения Кузьмина: Русским в Голливуде по-прежнему предлагают роли злодеев и шпионов
