День в истории. 25 декабря: на Галичине родился «лучший режиссёр Советского Союза Лесь Курбас»

В 1820-х годах из Литвы на Тернопольщину переселился некий Ян Курбас и устроился работать управителем у одного из местных помещиков. Его единственный сын Филипп стал православным священником и служил в приходе села Куропатники, когда у него в 1862 году родился второй из четырёх сыновей — Степан. Если старший из отпрысков выбрал отцовскую стезю — стал священником, а младшие пошли по адвокатской линии, то второй сын для отца оказался сплошным расстройством. В 1884 году Степан бросил последний класс гимназии и стал актёром театра «Руська бесіда». Театр осуществлял как драматические, так и музыкальные постановки, так что Степан выступал и как актёр, и как оперный певец. Известие о том, что его сын стал «бродячим комедиантом» настолько обескуражило Филиппа Яновича, что от сына священник отрекся. Однако это не заставило молодого человека изменить своё решение, и он отправился с театром на гастроли. В январе 1885 года в труппу приняли 17-летнюю Ванду Тейхман из Черновцов. Она также вопреки воле своих родителей посвятила себя драматическому искусству. Молодые люди полюбили друг друга и обвенчались без родительского благословения уже в следующем году. В качестве сценического псевдонима они взяли себе фамилию Яновичи. Совместная жизнь у них получилась сложная, но насыщенная: театр постоянно гастролировал по городам Галичины и Буковины. Зимой 1887 года он приехал на гастроли в Самбор, и здесь в местной гостинице Ванда родила первенца — Александра-Зенона. Однако так как на Галичине Александров принято величать Олесями или Лесями, а Лесь-Зенон выговаривать долго, то в истории этот человек остался более известен как Лесь Курбас. Дед Филипп отказался крестить мальчика, так что его крёстными стали актеры театра «Руська бесіда». Позже Филипп Янович всё-таки сменил гнев на милость и поддерживал Леся и его мать, приютив семью своего непутёвого сына и профинансировав обучение внука. А пока семейство Курбасов-Яновичей росло: Ванда родила ещё троих детей. К сожалению, все они не дожили до совершеннолетия, в конце концов остался только один Лесь. В 1890 году Степану управители театра предложили стать режиссёром. Понимая, что у него для этого недостаточно образования, тот добился, чтобы ему профинансировали поездку в Российскую империю на Поднепровскую Украину. В то время здесь с триумфом выступали сразу четыре труппы национального театра Марка Кропивницкого. Навсегда «заразившись» его реалистичными традициями, Степан вернулся обратно на Галичину. Однако его окончательно сразил алкоголизм, от которого он так и не смог излечиться и умер в 1908 году в возрасте 45 лет. Благодаря поддержке деда, Лесь получил хорошее образование. Он закончил Тернопольскую гимназию, после чего поступил в Венский университет. Ещё в детстве Лесь вместе со своим братом и соседскими мальчишками устраивал дома небольшие театральные постановки, автором большинства из которых был сам. В гимназии его вообще прозвали «арлекином». Мать «нахлебалась» актёрской неустроенности, совершенно не хотела такой же судьбы своему сыну, а потому про актёрство и слышать ничего не хотела. Она даже взяла с него честное слово, что он не будет играть ни в каких спектаклях, в том числе любительских, ни в гимназии, ни в университете. Лесь это слово дал… и сразу же нарушил, уже в Тернополе участвуя в гимназическом театре. В Вене с 1907 года Лесь изучал филологию, затем год спустя перевёлся во Львов, где организовал при Украинском студенческом союзе Львовского университета театр, в котором был и актёром, и режиссёром. Однако за украинофильские настроения в 1910 году Курбаса отчислили, после чего он вернулся в Венский университет и закончил высшее образование уже в там. Одновременно он обучался в драматической школе при Венской консерватории. За студенческие годы Лесь хорошо овладел польским, немецким, английским и норвежским языками, а также приобрёл страсть к чтению, как на родном, так и на иностранных языках, которую не утратил до конца своих дней. Год Лесь в качестве режиссёра осуществлял постановки в Гуцульском театре, а затем в возрасте 25 лет пришёл в тот самый театр, в котором в молодости играли его родители, и Ванде пришлось смириться с этим. Здесь молодой и страстный Курбас стал участником настоящей любовной драмы. Он влюбился в свою партнёршу по сцене примадонну театра Екатерину Рубчакову, которая была женой его учителя Ивана Рубчака и матерью трёх его дочерей. Однажды (это было в 1913 году) после спектакля Лесь выбежал из театра, раздался пистолетный выстрел… Его нашли неподалеку — в луже крови. В больнице хирург вскрыл актёру грудную клетку и обнаружил, что пуля малого калибра попала ему прямо в сердце, но при этом «закапсулировалась» — вокруг нее возник жировой пузырек. Оперировать он отказался, так как при том уровне развития медицины летальный исход был более чем вероятен. Так все последующие годы известный украинский режиссёр и прожил с пулей в сердце. Тем временем жизнь у матери Леся становилась всё сложнее. В 1914 году умер дедушка Филипп, у которого в доме в Старом Скалате жили и она, и её дочь Надежда. Приехал новый священник, который по суду потребовал освободить принадлежащее церкви помещение. Семья перебралась в соседний Скалат, где Надежда умерла от туберкулёза. Все эти события происходили на фоне бушевавшей тогда Первой мировой войны. Русская армия заняла значительную часть Галичины, поэтому, когда Ванда перебралась к сыну в Тернополь, где он в то время чтобы как-то выжить организовывал «Театральные вечера», город уже являлся частью Российской империи. Лесь давно мечтал устроиться в какой-нибудь из театров Поднепровской Украины, где украинский театр получил большее развитие. Он воспользовался открывшейся возможностью и стал актёром киевского драматического театра Николая Садовского. Они с матерью перебрались в Киев… Однако последовало новое на этот раз социальное потрясение, в России грянула Февральская революция, и театральная жизнь в Киеве резко изменилась. Появилось много новых трупп, Лесь поддался соблазну вновь вернуться к так манившей его режиссёрской деятельности. Он возглавил студию молодых актёров, которая вскоре «выросла» в Молодой театр, репетировавший в помещении на улице Прорезной. Отказавшись от этнографического репертуара, он занялся поиском новых форм воплощения современной драматургии. Курбас хотел создать философский, интеллектуальный театр. Одновременно он стал секретарём еженедельника «Театральные Вести», опубликовал свои статьи «Манифест» и «Молодой театр» в печатном органе УСДРП «Рабочей газете». Если у Карла Маркса в его «Манифесте» по Европе бродил призрак коммунизма, то у Курбаса — экспрессионизма. В Киеве они встретились, но встрече этой предшествовали полтора десятка смен государственной власти. Как и все сторонники украинизации, Лесь с восторгом воспринял приход к власти Украинской Народной республики. В своём театре он ставил пьесы одного из членов её правительства — Владимира Винниченко: «Чёрная Пантера и Белый Медведь» и «Базар». Были и другие постановки: по Леониду Андрееву, по Софоклу, Лесе Украинке, Тарасу Шевченко. В каждом спектакле он продолжал следовать своему видению дальнейшего развития театральной режиссуры. Однако часто получалось так, что идея поставить спектакль возникала при одной власти, репетиции проходили при второй, а публика смотрела постановку уже при третьей. За время всех этих пертурбаций Курбас женился. В 1918 году в Киев из Москвы, спасаясь от власти большевиков, приехала 18-летняя дочь солиста Большого театра Николая Чистякова — Валентина. Она занималась в балетной студии на Прорезной, где одновременно проходили репетиции «Молодого театра». 31-летний режиссёр влюбился в девушку и предложил ей перейти к нему в театр. Валентина Николаевна вспоминала годы спустя: «…Его образованность, исключительное трудолюбие, удивительный талант и в то же время его принципиальность, целеустремленность, не говоря уже о его неотразимом обаянии, не могли не покорить меня, недавнюю московскую гимназистку, с детства мечтавшую о жизни в искусстве». Дебютировала она в 1919 году в хоре спектакля «Царь Эдип», и в том же году в сентябре их с Лесем обвенчали в Андреевской церкви. Тем временем в феврале 1919 года Красная Армия в очередной раз заняла Киев, Молодой театр национализировали и вместе с Государственным драматическим театром слили в единый Первый театр Украинской Советской Республики им. Шевченко. Просуществовал он, правда, недолго — меньше двух лет, но из его стен, помимо Курбаса, вышли такие известные украинские театральные режиссёры, как Гнат Юра, Марко Терещенко, Василь Василько. В мае 1920 по инициативе Леся и его жены часть коллектива театра им. Шевченко выделилась в отдельную труппу, которая стала называться «Кийдрамте» и сразу отправилась на гастроли по уездным городам Киевщины. Первый спектакль прошёл на открытой сцене железнодорожного клуба станции Боярка. После приближения к Киеву поляков в июне театр перебрался в Белую Церковь, а затем — в Умань. В ноябре театру присвоили название Госудаственный передвижной образцовый театр Народного Комиссариата Образования УССР. Шефство над ним взяла 45-я Волынская Краснозвёздная стрелковая дивизия. Этот и следующий 1921-й год театр «кочевал» по просторам Белоцерковщины и Уманьщины, пока труппу не вернули в Киев. Здесь «передвижной образцовый» прекратил своё существование, и возник знаковый для 20-х годов прошлого века театр «Березиль». Это было сложное для республики время: стояли суровые морозы, не хватало дров, в Киеве многие горожане топили печки книгами. А Курбас как-то заявился на репетицию без шапки — он сменял её у какого-то букиниста на редкие издания, и теперь просил актёров: «Только не говорите, пожалуйста, маме. Скажем — отняли грабители… Хотя нет, не надо, испугается». Ванда Адольфовна представляла собой весьма колоритную фигуру. Маленькая, щупленькая, но с безупречной осанкой, она говорила с неистребимым галицким акцентом: «то е добрэ» (это хорошо), или «то е злэ» (это плохо). Хоть время было и сложное, Курбас и его актёры создавали свой очередной театр. Лесь объявил аукцион: стуча по столу бутафорским молотком, он обещал за лучшее название вручить победителю бутылку купленного ещё до революции вина. Друживший с ним Павло Тычина предложил вариант «Студия актёров драмы» сокращённо — САД. Все знали, что он, как и Курбас, увлекается творчеством философа Григория Сковороды, и САД — это отсылка к его «Саду божественных песен». Идея многим понравилась. Многим, но не Лесю. Он обратился к одному из актёров Гнату Игнатовичу: «Представляешь, как замечательно теперь о тебе напишут в газете: актёр — САДист Игнатович». Все захохотали, даже обидевшийся было Тычина улыбнулся. В конце концов победил вариант самого Курбаса — «Березиль» (древнерусское название марта), а вино потом распили всем коллективом. Официально театр основали 30 марта 1922 года. Началось самое плодотворное и самое успешное десятилетие творчества режиссёра. Слава о театре распространилась по всей республике, а вскоре — и по всему Советскому Союзу. Одновременно с работой в Киеве Леся пригласили в Одессу, где он приобрёл опыт кинорежиссёра таких фильмов, как «Шведская спичка», «Вендетта», «Макдональд», киноновеллы «Арсенальцы». В августе 1925 года Курбасу присвоили звание Народного артиста УССР. В 1926 году власти предложили «Березилю» переехать в тогдашнюю столицу УССР — город Харьков. Лесь с матерью и Валентиной жили сначала в театральном общежитии, а затем в доме писательского кооператива «Слово». Кстати, с его женой перед отъездом произошла драматичная любовная история, чем-то напоминающая его собственную, в результате которой его сердце утяжелилось на одну пулю. Валентина Чистякова влюбилась в молодого красивого актёра и режиссёра их театра Павла Березу-Кудрицкого — ученика Курбаса. Не справившись с чувствами, они решили оба покончить с собой, избрав для этого весьма оригинальный способ — выплыть на середину реки на лодке и утопиться. Павел, как истинный джентльмен, шагнул за борт первым и довёл дело до конца, а вот Валентина… Валентина в последний момент передумала, и очень потом по этому поводу страдала… но оставаясь за мужем за Курбасом. В Харькове под одной крышей с «Березилем» организовался и мюзик-холл, которым так же управлял Курбас. При театре работала своеобразная театральная академия. На сцене по пьесам его товарища, молодого украинского драматурга Мыколы Кулиша были поставлены такие, вызвавшие резонанс, спектакли, как «Мина Мазайло» и «Народный Малахий». В последнем автор провозглашал невозможность воплощения в жизнь утопичной идеологии и утверждение гуманистических ценностей путём притеснения индивидуальной свободы, и человеческих жертв. Такой подход диссонировал с проповедовавшейся в 30-е годы в СССР жертвенностью ради счастья и свободы будущих поколений: стране нужны были Павки Корчагины и Алексеи Стахановы, а не рефлексирующие интеллигентики. В среде же театральных режиссёров новаторские модернистские подходы Курбаса вызывали восторг. Когда он в качестве почётного гостя присутствовал на премьере «Ревизора» его режиссёр-постановщик, прославленный Всеволод Мейерхольд, распорядился включить свет и лично обратился к публике, сказав ей вынесенную в заголовок этой публикации фразу. Но власти такое направление творчества украинской (да и российской тоже) интеллигенции не устраивало. Началось давление. Курбаса вызывал к себе секретарь ЦК КПУ Павел Постышев и попросил: «Вы будете по-прежнему режиссером номер один в Украине, но должны отказаться от своих взглядов, отречься от друзей по творчеству». Накануне застрелился литератор Николай Хвылевый, на которого и намекал партийный деятель. Курбас отказался… и его отстранили от управления театром. Он уехал режиссёром в Москву к Соломону Михоелсу в его Московский государственный еврейский театр ставить «Король Лир» и другие спектакли, но был здесь арестован 26 декабря 1933 года. В НКВД с ним говорили немного по-другому, чем в ЦК КПУ, и уже на последнем допросе на вопрос, как он расценивает свой арест, Курбас ответил: «Мой арест личная катастрофа и катастрофа для меня общественная. Я сознаю, что теперь я в общественном смысле по крайней мере инвалид. Но как политический и творческий субъект я чувствую себя выздоровевшим, причем способ лечения подсказывает мне сравнение: чувствую себя как истерик после очень удачного лечения у доктора Фройда». Заместитель прокурора ГПУ УССР Крайний выдал заключение: «Курбас мной допрошен. Подтвердил все свои показания… Обвинительное заключение утверждаю (по ст. 54-II УК УССР). Предлагаю — Курбаса выслать в Казахстан на пять (5) лет спецконвоем». Однако приговор был другой: «Курбаса Александра Степановича — заключить в исправтрудлагерь сроком на пять лет, считая срок с 26/ХII-33г.». Лесь попал на Соловки, где его назначили директором тюремного театра. Вполне возможно, что он отсидел бы свою «пятёрку» и вышел на свободу, но на него затаил злобу бывший конферансье Алексеев, на место которого режиссёра и назначили. Он подсунул лагерной администрации украинский журнал «За марксо-ленинскую критику» с разгромной статьей о Курбасе, которую написал его лучший друг и ученик, бессменный руководитель Театра им. Франко — Гнат Юра. Он потом отказывался от авторства, говорил, что его только заставили подписать… но факт остаётся фактом — под этим разгромным пасквилем стояло его имя. Возможно, кроме статьи повлияло и то, что кто-то донёс о реальном отношении Курбаса к советской власти. В одном из разговоров его товарищ сказал ему: «Если бы Сталин пошел путем Ленина, судьба страны была бы другой». Режиссёр в ответ обнял того за плечи и сказал: «Коммунизм несовместим с природой человека, как огонь — с водой». Вскоре Леся отправили в изолятор, где уже сидел Мыкола Кулиш. Долгое время о дальнейшей их судьбе родные ничего не знали. В 1957 году Курбаса условно реабилитировали, с любопытной формулировкой секретаря ЦК КПУ Андрея Скабы: «Мы реабилитировали людей, а не их идеи». Через четыре года на адрес вдовы Валентины Чистяковой пришло свидетельство о смерти, в котором сообщалось, что «О.С. Курбас умер 15 ноября 1942 года от кровоизлияния в мозг». Она получила пенсию и квартиру, в которой потом доживала свой век вместе с собственной матерью и Вандой Адольфовной. В 1997 году директор Научно-информационного центра Санкт-Петербургского общества «Мемориал» Вениамин Иоффе заявил об обнаружении документов о расстреле 1116 соловецких узников и рапорта заместителя начальника АГУ УНКВД Ленинградской области капитана Госбезопасности Матвеева об исполнении приговора. Были выявлены расстрельные протоколы №81, 82, 83, 84 и 85 заседаний особой тройки УНКВД Ленинградской области. В первый день, 27 октября, Матвеев собственноручно расстрелял 208 человек, затем 1 ноября — 210, 2 ноября — 180, 3 ноября — 265, в пятый день, 4 ноября, — 248. В этом последнем списке под номером 177 отмечен Мыкола Кулиш, а под номером 178 — Лесь Курбас…