Издатель Елена Шубина: В России мало хорошей беллетристики, семейного романа — а потребность такая есть

"Редакция Елены Шубиной" в издательстве АСТ выпускает книги самых популярных современных авторов. Любовь Антонова поговорила с Еленой Шубиной во время Второго Балтийского культурного форума о том, делает ли писателя редактор и почему надо доверять читателю. — Когда-то в Калининграде было приличное издательство, выпускавшее всё — от газет до альбомов по искусству. Сейчас на его месте магазин и рестораны. Как выживает издательство, и какое издательство выживает? — В моём случае — издательство под названием "Редакция Елены Шубиной" — это часть (импринт) большого издательского холдинга АСТ. Да, у меня есть собственные издательские планы, но есть и экономика, которую я согласовываю с интересами холдинга. Вопрос выживания — скорее, вопрос стратегии: да, я достаточно свободна в выборе книг, которые буду издавать, но появлению книг на полках книжных магазинов предшествует серьёзная работа: определение тиража, работа со СМИ, всё, что называется словом "продвижение". Авторы бестселлеров начинали с небольших тиражей — значит, надо уметь рисковать и верить. Сейчас лидеры продаж — Алексей Иванов, Людмила Улицкая, Захар Прилепин, Гузель Яхина, Евгений Водолазкин… — Вы издаёте новых русских писателей. — Не только. Ещё и мемуары, и биографии. В основном — русские. Иностранные — в виде исключения. Издание зарубежной литературы — отдельное направление. Но переводные книги, тем не менее у нас есть, с так называемым "русским следом". Воспоминания дочери Татьяны Яковлевой (возлюбленной Владимира Маяковского) Франсин дю Плесси Грей — книга называется "Они". Роман Курцио Малапарте "Бал в Кремле" о посещении итальянским писателем Москвы в конце двадцатых годов. — Что случилось с институтом редакторов? — А что с ним случилось? — Иногда кажется, что он умер. — Никто не умер. Если бы у меня не было очень хороших редакторов, мы бы не выпускали 70 новинок в год. Вся "Редакция Елены Шубиной" — это четыре редактора, я и бренд-менеджер. Как правило, претензий к уровню редактуры не бывает. — Может быть, вы исключение? — Ну почему же? Я могу назвать и других своих коллег. Нет, я не согласна с тем, что умер институт редакторов. Десять лет уже со мной работают мои редакторы, авторы к ним очень привязаны. Есть редакторы старшего поколения, зубры издательского дела, с ними я сотрудничаю на договорных началах. Они ведут наиболее сложные книги. Сейчас издательство построено таким образом, что каждый редактор — это ещё и издатель, менеджер. Он просчитывает риски, продумывает тираж, отвечает за книгу в полном объёме. Редакторы вносят вклад в продвижение — одно из самых важных в издательском деле. То, что к нашим книгам, не побоюсь сказать, достаточно много внимания, первым делом — заслуга качественного текста и дарования писателей. Но и мы делаем всё, чтобы книги не оставались невидимками. — Всегда ли автор позволяет работать, скажем так, над "улучшением" своих текстов? — Насколько допустимо вторгаться в авторский текст — это вопрос доверия между автором и редактором. С рукописью можно ознакомиться бегло и понять — да, интересно было бы издать. Но когда приступаешь к работе, ты должен знать его так же хорошо, как автор. Практически наизусть. Тогда и предложения об изменениях в тексте — скажем, сокращения длиннот, исправление неточностей — принимаются. Конечно, любому автору его детище дорого. Я ни одной минуты не поддерживаю мнение, что какого-то писателя сделал редактор. Родитель всё-таки автор, издатель только "родовспомогатель". Когда меня спрашивают, кто побеждает, автор или редактор, я всегда отвечаю: текст должен победить. Нужен ли редактор всем и каждому? Считаю, что профессиональный взгляд, профессиональное чтение нужно всегда. Другое дело, кто-то из писателей пишет быстро и говорит что-то типа "главное мысль разрешит". А есть такие, что тщательно работают. Роман в пять лет. Выверяют до последней буквы. Но даже и в этом случае книга готовится вместе. Это процесс, игра в одни ворота. Классический пример, который повторяют все, кому не лень, тем не менее, я его назову — отношения редактора Максвелла Перкинса и писателя Томаса Вулфа в конце двадцатых годов прошлого века. История легла в основу фильма "Гений". Джуд Лоу (Томас Вулф) говорит Колину Фёрту (Максвелл Перкинс): "Рукописи принимаете?". Тот протягивает руку и говорит: "Давайте". Вулф поворачивается к дверям и говорит: "Заносите". Заносят пять ящиков. Из этих пяти ящиков после долгой совместной работы автора и редактора родился роман "Взгляни на дом свой, ангел", ставший классикой американской литературы. Возможно, эпизод спародирован, но в моей практике тоже были рукописи в пятьдесят авторских листов, а роман выходил вдвое меньше. Чтобы не потерять ни одного героя, ни одну сюжетную линию, нужна тонкая ювелирная работа, талант в известном смысле. Хороший редактор — это талант. За хороших редакторов все держатся. — В чём феноменальность Евгения Гришковца, нашего современника и жителя Калининграде? — В наблюдательности, рефлексии современного человека, в правильном понимании жанра, в котором работает. К тому же он сам замечательный исполнитель своих текстов. Гришковец — крупный писатель. Сожалею, что с ним не работаю. — Как сделать популярного писателя? Вы упоминали, что, издавая "Лавра" Евгения Водолазкина, полагали, что это книга для узкого круга читателей. Я бы тоже так думала, очень тяжёлый текст. — Тяжёлый? Неужели? Мне кажется, он "поймал" своего читателя именно изобретательностью, необычным языком, элегантным построением. По сути это роман-травелог (роман-путешествие — ред.), а это уже на одну треть успех. Герой пребывает в постоянном изменении, передвигаясь из одной сферы в другую. Это держит сюжет. Ну и одно из условий успешного романа — то, что называется перемена участи. Когда перед героем ставятся какие-то задачи экстремального плана, как в "Лавре". И он их решает. — Но вы не верили? — Я не то, чтобы не верила, я считала, что это высокая литература для достаточно узкого круга гуманитариев. Всегда привожу этот пример, говоря о том, что мы нашего читателя недооцениваем. Если бы "Лавр" был просто историческим романом, вряд ли бы он имел такой успех. То, что он так изобретательно построен, это и зацепило. Конечно, это "высокая литература", но и демократичная вместе с тем. Или Гузель Яхина, "Зулейха открывает глаза". Роман, от которого отказалось немереное количество издателей. Толком не прочитали, взглянули просто, увидели странное название, что-то из "литературы народов СССР". Мы издали, и вот, пожалуйста — читатель проголосовал "за", принял сердцем. — Представим, кто-то ноунейм приносит вам текст. При помощи ваших технологий он может стать знаменитым писателем? — Итак, приносит текст. Первое, на что я смотрю, есть ли там история с интригой, написано ли это языком, адекватным намерениям автора. Если да, это тот случай, когда рукопись надо издавать, рисковать, работать над ней. А работать над ней означает привлекать к ней внимание. Пресс-релизы, рассказы о книге в магазинах, на встречах с читателями, в библиотеках, сотрудничество с медиа. Причём я очень не люблю слово "раскрутили" — с каждой книгой нужно р а б о т а т ь. В том направлении и с тем читателем, кому она предназначена. Вот, скажем, совсем молодой писатель Павел Селуков из Перми. Мы выпустили его книгу, называется "Добыть Тарковского. Неинтеллигентные рассказы". Очень странную. Риск? Да. Оправданный? Да, я вижу за ним будущее. Евгения Некрасова пришла к нам из премии "Лицей". Её роман "Калечина-Малечина" сразу попал в шорт-листы премий "Национальный бестселлер" и "Большая книга". Игорь Савельев и Константин Куприянов издали у нас остроактуальные романы и с ними интересно работать. Вообще, в смысле выбора тем молодёжь сейчас смелая. Иными словами — вот рукопись, она тебе нравится, ты видишь в ней что-то новое, видишь аудиторию, которую можешь привлечь, а дальше в игру вступают технологии продвижения. То, чем занимаются издатели во всём мире, если хотят, чтобы книга продалась. — Что вы думаете по поводу цифровых и бумажных книг? Есть между ними противоречие? — Надо быть современным человеком и принять это как факт. Ну конечно, какое-то количество продаж бумажных книг "цифра" на себя оттягивает, а иногда и наоборот. Прочитают книгу в электронном виде — захотят взять в руки бумажную. Ничего страшного. Писатели к этому относятся по-разному. Издательство, как правило, берёт права на издание электронной книги тоже, но некоторые авторы действуют независимо. А есть писатели-классики, например, Милан Кундера, который подписывает договор только на бумажное издание. Таким образом он сражается за КНИГУ. Мы как-то эксперимент провели. Выпустили книгу достаточно популярного писателя сначала в электронном виде и только через два месяца — в печатном. Хотя обычно делается наоборот. Продажи были одни и те же. Другое дело, что если бы не было электронной версии, печатный тираж был бы вдвое больше. Но эксперимент лишь подтвердил, что кто-то читает электронную книгу, кто-то бумажную. — Сегодня на культурном форуме выступал ректор литературного института имени Горького Алексей Варламов, а раньше в интервью нашему журналу литературный критик и издатель Александр Гаврилов высказали похожую мысль. Что писатель в России абсолютно свободен, что он вольноотпущенник, не подвергающийся никакой цензуре властей. Вы согласны? — Алексей Варламов, очевидно, имел в виду, что если сравнивать с цензурными условиями при СССР, то, конечно, сейчас цензура — это, в основном, 18+ на книгах. Что касается цензуры другого рода, то в художественной литературе я с этим практически не сталкиваюсь. Наверное, в СМИ, в публицистике другие нюансы. Я издаю писателей совершенно разных взглядов. Большинство коллег и читателей относятся к этому с пониманием. — Получается, до литературы государству в принципе нет дела. Это потому, что литература перестала "владеть умами"? — Я бы такими понятиями как "владеть умами" сейчас не оперировала. Но в каком-то смысле, да. — Как вы относитесь к толстым журналам. Им надо меняться, как считаете? — Толстые журналы в трудной ситуации. Если раньше автор выпускал своё произведение в толстом журнале, а потом ждал полгода-год, даже больше, когда выйдет книга, то сейчас издательства мобильнее. Я могу выпустить книгу за три месяца со всей подготовкой. — А книги, "изданные миллионными тиражами", как любили говаривать в Советском Союзе, выпуская в свет "Малую землю", существуют? — Что называть миллионными тиражами? Отдельный роман? Тираж около 200 тысяч — это прекрасный тираж для тех имён, что я назвала вначале. Миллионный тираж около десяти лет назад был у романа Людмилы Улицкой "Даниэль Штайн, переводчик". Наша обычная практика — следить за динамикой продаж и допечатывать. Очень подстёгивает внимание к книге кино. Скоро выйдет сериал "Зулейха открывает глаза", в главной роли Чулпан Хаматова, играют также Юлия Пересильд, Сергей Маковецкий. Мы сделаем допечатку с постером фильма на обложке. Хотя иногда кино и не выстреливает. Несколько лет назад вышел фильм по рассказу Ивана Бунина "Солнечный удар". Мы сделали книгу, но фильм не сработал так, как мы рассчитывали. Замахнуться на Бунина — непростая задача. — При каких условиях можно ли прожить писательским трудом? — Во всём мире очень мало кто живёт писательским трудом. Разве что мега-известные писатели — Стивен Кинг, Дэн Браун, Паоло Коэльо. Очень многие преподают в университетах, ведут свои писательские курсы, чем-то другим занимаются. Прожить можно, если книга стала бестселлером. — А как написать бестселлер? — Вообще, не всегда понятно, что срабатывает. Знаете такой голливудский фильм "Мосты округа Мэдисон"? Мэрил Стрип в главной роли и Клинт Иствуд. Этот пример приводила в своей толковой статье "Как написать хороший текст" Татьяна Толстая. Книгу написал учитель, который всю жизнь преподавал в школе и мечтал написать роман, причём, большой философский роман. А написал роман на грани с трэшем, если судить по сюжету. И он очень полюбился читателям, потому что это была в хорошем смысле беллетристика. Ну и плюс Мэрил Стрип с Клинтом Иствудом дело доделали, хотя и позже. Мы часто говорим: читатель полюбил или не полюбил. Последняя книга из моих авторов, которую читатель беззаветно полюбил — "Дни Савелия" Георгия Служителя, роман, где главный герой — кот. Но бывает иначе. Читатели идут за известными именами, а очень хорошие книги очень хороших авторов не покупают, несмотря на все наши усилия. Замечательный историк Эйдельман в книге о Муравьёве-Апостоле говорит, что Пушкин, конечно, гений, поцелованный богом человек, но если бы не было вокруг него молодых генералов, героев 1812 года, будущих декабристов — то есть ЕГО читателей, то, может быть, литературная судьба сложилась бы иначе. В девяностые годы ХХ века, в перестройку, хлынул поток литературы — так сказать, снятой с полки, подцензурной — с одной стороны и переводного трэша — с другой. Хорошо помню, как наши современные писатели испытали шок, их практически не издавали, новые издательства ударились в коммерцию. Ведь издать Платонова тогда тоже была коммерция, хотя и с другой мотивацией. Я чувствовала эту растерянность, работая тогда в издательстве "Вагриус". Мы стали выпускать так называемую "Чёрную серию" современной прозы, в ней были писатели как известные, так и начинающие. Невозможно исключить литературу из ситуации конкретного времени, и востребованность писателя диктуется и временем тоже. — Вы ещё сказали в своём выступлении на форуме, что русская литература зациклилась на переживании исторических травм. — Да, это продолжается. Мы знаем целый пул книг, связанных с революцией, сталинизмом, раскулачиванием. Писатели говорят о том, что не сказали историки и наука. Но читатели сейчас, мне кажется, устали, они уже хотят читать о другом, близком им времени. Поэтому появились переживания молодых людей, детей девяностых. Я уже называла имена ранее. Добавлю еще роман Анастасии Мироновой "М-а-а-ам!". — Литературный критик Галина Юзефович в книге "О чём говорят бестселлеры" замечает, что американские писатели пишут для аудитории в Америке и не стремятся покорить мир. Наши писатели всегда мечтают о мировой славе. Почему так? — Западная литература, особенно американская, достаточно структурирована. Вот эта книга для массового читателя, эта относится к высокой литературе, и так далее. То, что у нас мало хорошей беллетристики, семейного романа — факт. А потребность такая есть, и на этом поле замечательно работают Марина Степнова, Анна Матвеева, Яна Вагнер. Что касается успеха и не успеха за рубежом, то русских писателей переводят небольшими тиражами, их читают люди, ориентированные на интерес к русской прозе. Людмила Улицкая очень популярна в Германии, известность её достаточно высока. Литагенты, работающие с зарубежными издателями говорят, что отношение к русской литературе достаточно косное — от нас ждут или чего-то экстремального или "толстойдостоевскийчехов" в одно слово. Или конкретный повод — вдруг возникает новый перевод на фоне активной политической ситуации. Например, в начале перестройки такой интерес снова возник к роману Василия Гроссмана "Жизнь и судьба". "Мастера и Маргариту" перевели заново в Польше, и это очень хорошо сработало. Но в целом русская литература варится в собственном соку. С другой стороны, зарубежные бестселлеры таковыми в России не становятся. Во всяком случае, по сравнению со "страной происхождения". Вышла "Маленькая жизнь" Янагихары. Многие у нас, что называется, подсели на этот роман, но тиражи в России были всё равно несравнимо меньше. — Дайте, пожалуйста, рекомендации для чтения. — Любителям Людмилы Улицкой порекомендую её новую книжку, называется "О теле души". Есть такое понятие — питерский текст, мне нравится Андрей Аствацатуров, очень петербургский писатель. Последний его роман называется длинно — "Не кормите и не трогайте пеликанов". В работе новый роман Марины Степновой, ждём новые тексты Евгения Водолазкина, Михаила Гиголашвили, Алексея Иванова. — Алексей Иванов пишет его на калининградском материале. — Кстати, да.