Максим Леонидов: Там, где пахнет авантюрой, конечно, нужно быть

Его музыкальная карьера начиналась в подпольных советских рок-клубах, но уже через несколько лет он с успехом выступал на официальных площадках за границей. Попутчиком Алексея Кортнева в этот раз стал композитор, актер, автор мюзиклов Максим Леонидов и группа HIPPOBAND. «Ночной экспресс» отправляется от станции Театральная через Экстремальную прямо в город Ленинград! В уютном купе под стук колес за чашкой ароматного чая Максим рассказывает, почему он решил покинуть сцену в зените славы, чем занимался в эмиграции в Израиле и зачем ему однажды пришлось выдавать себя за Александра Буйнова. Станция Театральная Алексей Кортнев: Мы с Максом познакомились и начали дружить именно на театральных подмостках. У меня театрального образования нет, к сожалению, а вот у Максима есть. Изначально ты собирался стать именно театральным артистом? Максим Леонидов: В 10 лет я хотел быть Робертино Лоретти, потом пожарным, дворником, а потом сразу – «битлом». Поскольку я из театральной семьи, я рос с тем, что, наверное, мне учиться в театральном институте. У меня есть среднее музыкальное образование, в соответствии со своим первым дипломом я учитель музыки и сольфеджио и дирижер хора. Алексей Кортнев: Расскажи, пожалуйста, про свое обучение в театральном – кто был твоим педагогом и что там было интересного? Максим Леонидов: Тогда это называлось Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, и мне очень повезло, потому что я попал на курс к замечательным педагогам: Аркадию Кацману и Льву Додину. Это был совершенно невероятный тандем, потому что Лев Додин – гениальный режиссер, Аркадий Кацман – гениальный педагог. Я был хулиганистый, меня было тяжело обломать, потому что я в общем был раздолбай. Поэтому я как-то был в компании еще нескольких молодых людей с урока театрального мастерства изгнан. А это наказание достаточно жестокое, и непонятно, как обратно на это мастерство вернуться. И тогда мы решили придумать творческое оправдание. Мы пошли в парикмахерскую и за 15 копеек побрились налысо. Это была только подготовка. Дальше мы попросились показать творческое оправдание. Лев Абрамович, который вел тогда урок, сказал: «Ну хорошо, давайте». Мы вышли в ушанках, в стеганых ватниках, в валенках. Нас выгнали, мы пошли по кривой дорожке и вот, сидя на зоне, пишем письмо о том, чтобы нас простили и разрешили нам вернуться. Ну и в конце фото на память: ставим якобы на автомат фотокамеру и на счет «три» сдергиваем с себя ушанки. Никто не знал, что мы побрились, и Кацману просто подурнело. Старик схватился за сердце. В общем, нас взяли обратно за самоотверженность. Алексей Кортнев: После выпуска у Додина как сложилась твоя театральная карьера? Максим Леонидов: Я был одним из трех студентов нашего курса, которых Георгий Александрович Товстоногов пригласил в Большой драматический театр имени Горького. О лучшем распределении и мечтать было нельзя. Но дело в том, что Георгий Александрович пригласить-то пригласил, а ему было уже далеко за 70, и сил на то, чтобы заниматься молодыми артистами, у него уже не было. Поэтому я некоторое время походил в каких-то небольших ролях по сцене, потом ушел в армию и, вернувшись оттуда, практически сразу стал заниматься «Секретом». Станция Киношная Алексей Кортнев: Максим не только театральный, но и киноактер. И по крайней мере несколько фильмов, в которых он снимался, стали абсолютными хитами. Для начала предлагаю поговорить про картину «Биндюжник и Король». Максим Леонидов: Выучил какой-то монолог Бени Крика для того, чтобы показаться. Приехал я на эти пробы, а мне говорят: «Мы вас вообще-то хотели на Левку Крика, на брата». Я говорю, что приготовил монолог Бени Крика – ну, показывай. Я показал, и меня утвердили. А на Левку утвердили Андрюшу Урганта. Алексей Кортнев: На съемках этого фильма вы с Андреем познакомились с Зиновием Гердтом? Максим Леонидов: Знакомство наше было действительно прекрасным. Это был первый съемочный день в Москве, мы снимали большую сцену сватовства Боярского. В этой сцене участвуют все главные персонажи, поэтому там были и Карцев, и Васильева, и Джигарханян, и Евстигнеев – глаза разбегались. Закончили довольно поздно, стоим мы с Андреем Львовичем в туалете. И между нами происходит такой диалог: «Выпить бы...» – «Ну и где мы сейчас выпьем?» И в этот момент выходит из кабинки уже одетый в дубленку, готовый к отъезду Зиновий Ефимович Гердт и говорит: «Молодые люди, если вы быстро разгримируетесь и переоденетесь, то мы можем поехать ко мне домой, выпить и закусить». Мы настолько ошалели... Естественно, мы переоделись, он с дороги позвонил Татьяне Александровне, своей жене, мы приехали к нему, где уже ждал стол: жареная картошка, капуста, литр водки. Мы сидели до утра, а он был совсем немолодой человек уже, и он рассказывал-рассказывал-рассказывал невероятные свои истории, байки – это была потрясающая ночь. Алексей Кортнев: Как так получилось, что потом был большой перерыв в съемках, ты избегал приглашений в кино? Максим Леонидов: Я не избегал приглашений в кино, но, во-первых, я очень быстро уехал из страны – в 1990 году. А второе – уехало кино из нашей страны. Алексей Кортнев: Я веду к картине «Спасибо, что живой». это было недолгое, но триумфальное возвращение на киноэкран. Каково было согласиться на это – играть с духом Высоцкого? Максим Леонидов: Сначала я категорически отказался, потому что я не понимал, как можно сыграть Высоцкого и кто это будет делать. Я, честно говоря, этого боялся очень. Но продюсер Анатолий Максимов обманом заманил меня в офис, мы с моей супругой Сашей приехали в Москву, пришли к нему. Он сказал: «Ну хорошо, не хотите вы, Максим, сниматься, не надо». Предварительно, как любой хороший продюсер, он рассказал мне, какой я потрясающий артист, и сказал: «Я вам только покажу кусочек». И показал нам черно-белый тизер фильма, где Сережа Безруков в гриме Высоцкого чистит обувь. Мы были шокированы, явно это не документальная съемка, но это Высоцкий! И тогда он раскрыл нам карты и сказал, что это невероятно сложный грим, который кладется шесть часов. И тут я понял, что пахнет авантюрой. А там, где пахнет авантюрой, конечно, нужно быть. Независимо от успеха картины, это очень интересно – поприсутствовать при чем-то, чего раньше не было. Станция Тель-Авив Алексей Кортнев: Тема твоего отъезда за пределы России сегодня уже всплывала. Для меня непонятно, как ты умудрился, будучи уже не юношей, человеком, который прошел большой и успешный путь, перечеркнуть это все и уехать. Почему не было жалко? Максим Леонидов: Было жалко, но дело в том, что я всегда придерживался одной формулы: делай только то, что доставляет тебе счастье. Делай то, что любишь. Решение об отъезде я принял в 1989 году, в 1990-м уехал. Кончился огромный период моей жизни, связанный с «Секретом», я ушел из группы. К началу 1989 года отношения внутри коллектива стали скверными, и совместное творчество настолько перестало нас радовать, что я понял – дальше так продолжаться не может. Всем очень жалко, всем обидно, слезы на глазах, но если ты понимаешь, что любовь кончилась, надо уходить, потому что лучше не будет. Это совпало с чудовищной ситуацией в стране к тому моменту. Я не понимал, что мне дальше делать, на этом фоне мне показалось разумным вообще начать все с начала в новом месте. Алексей Кортнев: Как сложилось? Максим Леонидов: По-разному. Где-то очень даже сложилось, потому что я, наверное, единственный из русских артистов этой волны эмиграции, который заключил контракт с фирмой звукозаписи, записал два альбома – один на иврите, один на русском. Я участвовал в мюзиклах и снимался на телевидении в большом сериале. Алексей Кортнев: Ты начал учить язык до отъезда? Максим Леонидов: Начал, но это было абсолютно бессмысленное занятие, поскольку язык – это живая вещь, ты должен на нем говорить внутри языковой среды. Я начал учиться, четыре месяца проучился, а потом меня позвали сниматься на телевидение в роли русского, но на иврите. Я уже попал в среду. Алексей Кортнев: Если так все очаровательно складывалось, как тебя занесло на строительную площадку? Максим Леонидов: Потому что искусством больших денег-то не заработаешь. Ты можешь быть даже востребованным, но, например, недвижимость в Израиле стоит такие невероятные деньги, что, если ты занимаешься творчеством, выпускаешь альбомы – либо ты должен быть национальной звездой, что, конечно, в моем случае было уже исключено, либо надо заниматься каким-то другим бизнесом. У меня был товарищ, который работал в компании, выпускающей строительные краски. И поскольку к нему все время обращались разные учреждения за консультацией по поводу красок, то мы с ним устроили такой бизнес: когда к нему обращались, он говорил – приедет мой прораб, посмотрит и порекомендует вам краски. Я приезжал с палитрой красок, рекомендовал и говорил: у меня есть бригада, я могу прислать людей, и они сделают. Бригады никакой не было, был один несчастный рабочий, русский парень, которого занесло в Израиль с еврейской женой. Я был командиром одного бойца. В результате единственный человек, который хоть что-то заработал, – это был, естественно, он. А мы с Мишей уходили все глубже в банковский минус, и в результате все это накрылось. Алексей Кортнев: В результате этого банковского минуса ты решил вернуться в Россию? Максим Леонидов: Безусловно, нет. Как ни странно, я зарабатывал достаточно по израильским меркам. Во-первых, у меня было очень много концертов на русском языке, я клал в багажник гитару и разъезжал по всей стране. Муниципалитеты различных городов с удовольствием платили деньги за мероприятия для русских эмигрантов. Во-вторых, мне показалось, что Россия изменилась. Запахло новой жизнью, стало интересно. Вдруг я узнал, что у моего товарища Саши Кутикова есть студия звукозаписи, с которой можно сотрудничать. Открываются независимые телекомпании, что-то еще. К этому моменту я уже год ездил с Андрюшей Макаревичем по всему миру, снимая передачу «Эх, дороги». Станция Ленинград Алексей Кортнев: Каким был твой детский Ленинград? Максим Леонидов: Он разный. Моей первой квартирой, куда меня привезли из роддома, где я прожил до восьми или девяти лет, была квартира на проспекте Обуховской обороны. Это сейчас почти центр города, конец Невского проспекта, но до сих пор тот берег Невы, на котором я вырос, не одет в гранит. Обычная речка с песчаным бережком. Учился я на набережной Мойки в здании, где находится Ленинградская государственная академическая капелла. Там тогда находилось Хоровое училище имени М.И. Глинки. Ну и представьте себе город моего детства: капелла, выходящая на Дворцовую площадь. С одной стороны Зимний дворец, с другой – арка Генштаба, справа – последняя квартира А.С. Пушкина. Очень красиво. Алексей Кортнев: Ты рано потерял маму? Максим Леонидов: Мама умерла, когда мне было четыре года, я ее практически не помню, к несчастью. Но через какое-то время, когда мне было 11 лет, папа повстречал женщину, которая мне маму заменила и которую я называю «мама». Алексей Кортнев: Как вообще жила семья успешного ленинградского драматического актера? Это была обеспеченная жизнь? Максим Леонидов: Хорошо жили семьи киноартистов. Что касается театра, хотя папа играл очень много, был ведущим артистом репертуара, но все равно это была зарплата театрального артиста, которая была в лучшем случае 120, потом 140 рублей. Перед самой пенсией папа получал уже 160 или 180 рублей, как заслуженный артист РСФСР. Поэтому он везде, где только мог, подрабатывал. В основном эти «халтуры» были на радио. Но все равно это ломбарды, это постоянный заклад всего имущества, это в общем, конечно, бедность. Однажды мама увидела в комиссионном магазине пальто, которое ей очень понравилось, и она решила, что оно мне пойдет, но денег не было. Тогда она заложила бабушкино обручальное кольцо и купила мне это пальто. Кольцо, конечно, никто уже не выкупил. Станция Экстремальная Алексей Кортнев: Как-то раз тебе удалось помешать угону собственного автомобиля. Максим Леонидов: Я выпил и услышал, что во дворе вокруг моего автомобиля ходят какие-то люди. Я, конечно, дурака свалял, потому что я не знал, что это за люди. Но у меня был духовой пистолет (это был 1997-1998 год), пришел к машине и что-то там начал командовать: встать, руки вверх. Положил их на землю, а дальше я не знаю, что делать. Думаю, милицию, что ли, вызывать, а у меня телефона нет. В итоге сказал – мотайте отсюда, чтоб я вас больше не видел, и они ушли. Алексей Кортнев: Что был за случай со слонихой? Максим Леонидов: Дело было на сафари, в животных мы не стреляли – экскурсионное сафари. Мы были в джипе втроем: я за рулем, рядом сидел Леонид Ярмольник и сзади проводник-африканец. Мы ехали по саванне и увидели, как слониха со слоненком купаются в огромном пруду, решили подъехать поближе. Подъехали, мне гид сказал: «Держи передачу на первой скорости, нейтралку не ставь, держи сцепление выжатым. И если я скажу «гоу», значит «гоу», без разговоров». Слониха, увидев наш джип, не очень сильно обрадовалась и, трубя, довольно интенсивно и недвусмысленно побежала на наш джип. Тут мне проводник сказал «гоу», и мы улепетнули. Алексей Кортнев: История, которая затмевает предыдущие две, с моей точки зрения, – как-то раз тебе приходилось притворяться Александром Буйновым. Это уже настоящий экстрим. Максим Леонидов: Дело было в середине 1980-х в городе Владивосток, где играл коллектив «Веселые ребята». Концерт проходил в цирке и состоял из двух частей. В первой части играл бит-квартет «Секрет», а во второй части – группа «Веселые ребята». И как-то раз ко мне на пляже подошел Павел Слободкин, руководитель «Веселых ребят», и сказал: «Тебе если голову раскудрявить и очки надеть, ты же будешь похож на Сашку Буйнова». Я говорю: «Ну, метров с 50 буду». Он говорит: «Дело в том, что ему надо ехать экзамены сдавать, он заочно учится в Институте культуры, а у нас концерты. Ты можешь за него повыходить? У нас фонограмма все равно». Я надевал костюм Буйнова, мне делали кудрявую голову, надевали очки, я выходил с группой «Веселые ребята» и все отделение кривлялся, представляясь Буйновым. В антракте я давал автографы за Буйнова, потом уходил, переодевался и выходил уже Максимом Леонидовым.