Звезды под ударом

История с Михаилом Ефремовым обсуждается широко и повсеместно. Разве что не ленивый не бросил в него камень. Однако не буду становиться в длинную очередь хулителей артиста, их и без меня хватает. Вспомню, как обличали известных людей в прежние, советские времена – по делу или в назидание другим. С одними расправлялись жестоко, другие отделывались общественным порицанием, фельетонами, отлучением от концертов и, соответственно, лишением солидных гонораров… Красная карточка Эдуарду Стрельцову История с футболистом столичного «Торпедо» и сборной СССР Эдуардом Стрельцовым широко известна и потому не стоит подробно распространяться на эту тему. Напомню лишь, что талантливый центрфорвард с упорством, достойным лучшего применения, торил дорогу к тюремной камере. Итак, факты. Стрельцов часто проводил блестящие матчи и нередко «засвечивался» в различных скандалах. Ему не было и двадцати, но его уже не раз задерживала милиция – за драки, дебоши, разгулы. В конце концов, Стрельцов «доигрался» до фельетона – 2 января 1958 года в «Комсомольской правде» была опубликована статья популярного журналиста Семена Нариньяни «Звездная болезнь». В ней автор выдал форварду по полной программе – за то, что он пил, гулял, хулиганил и вообще зазнался: «Ему уже наплевать на честь спортивного общества, наплевать на товарищей. Он уже любит не спорт, а себя в спорте. Он выступает в соревнованиях не как член родной команды, а как знатный гастролер на бедной провинциальной сцене. Товарищи стараются, потеют, выкатывают ему мячи, а он кокетничает. Один раз ударит, а три пропустит мимо…» Это было предупреждение или, выражаясь футбольным языком, желтая карточка. 28 мая 1958 года форвард должен был в составе сборной СССР ехать на чемпионат мира в Швецию. Но за три дня до этого Стрельцов в компании товарищей по сборной поехал «отдохнуть» на подмосковную дачу и попал в историю. Она, как была темной и грязной тогда, так ею и осталось спустя много лет. Но игрок был арестован и предан суду за насилие. Приговор был ошеломляющий: 12 лет лагерей. В той же «Комсомольской правде» появилась статья «Еще раз о «звездной болезни». Ее авторы, журналисты Николай Фомичев и Илья Шатуновский, что называется, отвели душу. Впрочем, их «усердие» можно объяснить - они явно действовали по указанию свыше, возможно, даже из Кремля. Небольшое отступление. В советские времена публичная критика известных людей была нормой. При Сталине с упоением громили фильмы, спектакли, книги орденоносцев и лауреатов. Те же нравы сохранились при Хрущеве, считавшим, что неприкасаемых в государстве рабочих и крестьян быть не должно. И если звезды из мира искусства и литературы, оплошав, попадали в какую-то историю, их не щадили – били жестоко, наотмашь. Власть хотела показать, что в СССР царит всеобщее равенство и любой человек, невзирая на звания и титулы, должен отвечать за свои прегрешения. Но часто их просто выдумывали, раздували скандалы – по властному звонку какого-то влиятельного чиновника. Мол, надо приструнить звезду. Готовьте публикацию… Фельетон был страшным оружием. Несколько колонок текста на газетной странице «Правды» или других центральных изданий грозили огромными неприятностями. Провинившихся снимали с работы, исключали из рядов КПСС. Рушились судьбы ломались биографии. Однажды после обличительного материала в «Правде» того же Нариньяни, его герой скончался. Разумеется, от переживаний… Эдуард Стрельцов вышел из лагеря досрочно, в 1963 году. Вернулся в «Торпедо» и снова стал играть за сборную СССР. Он изменился не только внешне – полысел, потяжелел. Стрельцов стал степенным, спокойным - и в жизни, и на поле. Но так же блистал и забивал Писатель Александр Нилин вспоминал, что Эдуард Анатольевич, уже неизлечимо больной «барахтался в полудреме, полубреду, из которых вдруг вынырнул, спросив безотносительно к предыдущему бормотанию: «Одного не пойму… за что меня посадили?» Обида Клавдии Шульженко Это сейчас Клавдию Шульженко вспоминают в превосходных степенях. Раньше этой талантливой артистке изрядно доставалось: не от критиков – критиканов. Мол, ее песни чересчур печальны, репертуар устаревший, мещанский. Певицу «укусил» злой эпиграммой журнал «Крокодил»: «Вы спели хорошо про встречи, / Про речи тоже и про руки. / Но слушать это каждый вечер / Знакомой рифмой скажем: муки». В конце 50-х годов «Московская правда» «посвятила» Шульженко фельетон «Тузик в обмороке». Суть его такова: любимая собака певицы попала под машину, она ее выхаживала и поэтому отказалась от концерта: «В доме у Шульженко – переполох. Больного пса поят валерьянкой и кладут ему на брюхо компрессы. Но еще больший переполох в клубе. Как быть? Повесить объявление: «В связи с болезнью собаки Шульженко концерт отменяется»? Даже самый плохой конферансье не решился бы так плоско острить…» Автор фельетона утверждал, что певица срывает уже не первый концерт. Причем, исключительно из-за капризов. То ей нездоровится, то настроение плохое или голос пропал. А тут Тузик заболел. Публикацию венчала угроза: «Шульженко недаром носит звание заслуженной артистки. Она, действительно, популярна в народе, перед ней гостеприимно распахиваются двери клубов и концертных залов. Как поется в песне: Для нашей Челиты все двери открыты… Но эти двери в один прекрасный день могут и захлопнуться, если Шульженко свое появление на сцене будет ставить в зависимость от состояния здоровья незабвенного Тузика». После той грубой, издевательской публикации Шульженко заболела. Но со временем – и недуг, и обида - прошли. Она снова участвовала в концертах - в лучших, престижных – в Колонном зале, Кремле, Дворце съездов. Пела «об огнях пожарищах, о друзьях-товарищах», о том как «синенький, скромный платочек падал с опущенных плеч», вспоминала, «как на запад мы шли по Украине». И певицу награждали нескончаемыми аплодисментами… Однажды в квартире Клавдии Ивановны раздался телефонный звонок. Это был автор злосчастного фельетона – журналист Юрий Золотарев. Он стал сбивчиво объяснять, что виноват перед артисткой хочет прийти для объяснений. Шульженко согласилась его принять. Журналист пришел с огромным букетом роз и прямо у дверей встал перед великой женщиной на колени. Она его простила. Хрущев против Марка Бернеса Не раз обижали популярного артиста Марка Бернеса. 18 мая 1958 года «Советская культура» опубликовала фельетон «Шептуны у микрофона», в которой осуждалась концертная деятельность певца. Впрочем, досталось на орехи и другим исполнителям. Спустя несколько месяцев, 17 сентября 1958 года Бернес снова повергся атаке – на сей раз его раскритиковал известный композитор Георгий Свиридов: «Пластинки, напетые им (Бернесом– В.Б.), распространены миллионными тиражами, являя собой образец пошлости, подмены естественного пения унылым говорком или многозначительным шепотом, - негодовал композитор. Этому артисту мы во многом обязаны воскрешением отвратительных традиций «воровской романтики» - от куплетов «Шаланды, полные кефали» до слезливой песенки рецидивиста Огонька из кинофильма «Ночной патруль». Статья под заголовком «Искореним пошлость в музыке» была опубликована в «Правде» в сентябре 1958 года. Выходило, что «Спят курганы темные», «Все еще впереди», «Три года ты мне снилась» и другие замечательные мелодии, исполненные Бернесом, пошлость? Такая оценка казалась грубой и несправедливой. Композитор Свиридов был человеком крутого нрава, и в данном случае, он, конечно, погорячился. Или его просто и убедительно «попросили» поставить свою авторитетную подпись под чужой статьей? В то время шла очередная кампания – борьбы с «микрофонным пением». И Бернес попал под раздачу. На артиста обрушилась не только «Правда». В тот же день, 17 сентября 1958 года «Комсомольская правда» опубликовала фельетон «Звезда на «Волге». В ней рядовое нарушение правил дорожного движения подавалось как «поведение, недостойное советского артиста». Без сомнений, мощный идеологический удар был нанесен по артисту по команде какого-то влиятельного лица. По слухам, самого Хрущева. Началось же все с правительственного концерта по случаю открытия XIII съезда комсомола. В нем, согласно регламенту, каждому певцу была разрешено исполнить только две песни. Потом, даже если публика жаждала продолжения, ему следовало удалиться, уступив место другим. Бернес, как и положено, спел один раз, другой, но овации не смолкали - его долго и настойчиво снова звали на сцену. Марк Наумович хотел было выйти к зрителям, но его не выпустили. И зрители и, среди них самый главный – Хрущев, певца не дождались. Никита Сергеевич ничего не знал о регламенте и решил, что Бернес просто зазнался. Масла в огонь подлил его зять, главный редактор «Известий» Алексей Аджубей, возмутившийся поведением певца. И неспроста – в то время он и Бернес были соперниками – оба ухлестывали за одной и той же женщиной – красавицей-актрисой Изольдой Извицкой Это была искра, которая зажгла пылкий нрав Хрущева. К тому же, после концерта он пришел за кулисы поблагодарить исполнителей и Бернеса среди них не нашел. Тот сразу после исполнения уехал домой. А Хрущев воспылал негодованием еще сильнее. И решил наказать «зазнавшегося» певца... Бернес стал опальным - на целых два года. Все это время он не участвовал в концертах, не снимался в кино. «Реабилитировали» Марка Наумовича только в 1960 году. На многотысячном концерте в Лужниках он блистательно исполнил пронзительно-щемящую песню «Враги сожгли родную хату». «Опасная дорожка» Людмилы Гурченко Свою порцию «тумаков» получила и эта восхитительная актриса. В 1958 году в «Комсомольской правде» года была опубликована статья молодой журналистки Ольги Кучкиной, которая высмеяла игру Гурченко в фильме «Девушка с гитарой». Более того, автор стала назидать: «Кокетничанье перед объективом киноаппарата, красивые позы, словом, отсутствие серьезной работы над образом – это очень опасная дорожка в искусстве, она легко может привести к тому «легкому жанру» в дурном смысле этого слова, что расположен около искусства…» Однако Гурченко не придала значения той публикации. И продолжала выступать с концертами. Многие были «левыми», и деньги за них исполнительница получала в конвертах. Но отказаться от подобных гонораров не могла, поскольку иных заработков у нее не было. Вскоре та же «Комсомолка» снова обратила на нее свой строгий взор. В этой газете был напечатан фельетон «Чечетка налево» за подписью главного редактора газеты Бориса Панкина и уже знакомого вам Ильи Шатуновского. В своей книге «Аплодисменты» Гурченко иронически или по ошибке назвала его Шалуновским. «Еще год назад комсомольцы Института кинематографии предупреждали увлекшуюся легкими заработками Людмилу Гурченко, - писали они. - Ее партнеров наказали тогда очень строго, с Людмилой же обошлись мягко: все-таки талантливая, снималась в главной роли, неудобно как-то. Снисходительность товарищей не пошла молодой актрисе впрок. Для виду покаявшись, она вскоре снова отправилась в очередные вояжи. Концерт в клубе шпульно-катушечной фабрики… Концерт в Апрелевке. Концерт в Дубне… И в помине нет уже у начинающей двадцатидвухлетней артистки робости перед зрителем, того душевного трепета, который переживает каждый настоящий художник, вынося на суд зрителей свое творчество…» Гурченко рассказывала, что фельетон чуть не довел ее родителей до инфаркта. Позвонил ее отец, и она услышала как дрожит его голос: «Дочурочка, моя дорогенькая, якой позор, на увесь Харькув! Тебя в газете прописали. Мы с Лелюю (мамой Гурченко – В.Б.) не выживем…». Людмила Марковна вспоминала, что от нее «все отвернулись. Так и говорили: «Кто она такая? Фамилии такой не будет. Сотрем в порошок. Ясно?». И жизнь моя кончилась на 10 лет». ♦ ♦ ♦ Очень многие известные советские деятели литературы и искусства прошли через жернова огульной критики и надуманных разоблачений. Больнее всего хлестали самых ярких, талантливых: певиц Ружену Сикору, Гелену Великанову, композитора Оскара Фельцмана, поэтов Евгения Евтушенко, Алексея Фатьянова, актеров Сергея Гурзо, Николая Рыбникова, Марину Ладынину, Павла Кадочникова, Леонида Харитонова, Олега Стриженова… Неприкасаемых во времена СССР не было.