Василий Горчаков: Де Ниро почистил мой пиджак, а Николсон выпил пиво в Парке Победы

Люди, для которых кино по-прежнему остается «важнейшим из искусств», знают Василия Горчакова не только как переводчика видео- и кинофильмов, но и продюсера, и актера. — Василий, ты впервые снялся в кино в 1963 году, в 12 лет. Как тебя угораздило? — Рассказываю по порядку. Картина называлась «Большие и маленькие», фильм снят по мотивам «Книги для родителей» Антона Макаренко. Как было принято в те времена, по школам ходили нукеры (ассистенты по актерам), нашли меня, вот я и стал сниматься. Кстати говоря, это был не первый мой опыт в кино. До этого меня пробовали на роль в картине «Сердце матери» (советская мелодрама 1957 года — прим. «ВМ») — не получилось, вроде бы мы тогда уехали на дачу. Мне потом много чего предлагали в кино — родители были против, боялись меня, хулигана, отпускать, а мне и не особо хотелось, интересы были другие. Так что все «мои» роли сыграл Витя Косых (главный герой картины Эдмонда Кеосаяна «Неуловимые мстители», вышел на экраны в 1966 году. — «ВМ»). Меня спросили однажды: не жалеешь? Я про себя подумал: о чем, о том, что я в те времена не знал Витю Косых? Потом был большой перерыв в съемках... — И за это время ты освоил премудрости каскадерской профессии? — Да, в моей жизни был большой каскадерский период. Есть трюки, которые за мной до сих пор никто не повторил, например сальто назад на лошади (вместе с животным), это было в фильме «Емельян Пугачев». Дальше моя актерская карьера проста — посмотрите любой фильм Ренаты Литвиновой, ну и еще некоторые картины... — Профессия переводчика-синхрониста довольно специфичная: мало знать язык, нужен еще дипломатический талант, понимание текущего момента… — В связи с этим расскажу такую историю. В семнадцать лет я уже переводил рассказы. И вот мы с мамой, а она в ту пору работала в Комитете по защите мира, поехали в Киев (она иногда привлекала меня к сопровождению делегаций). В составе той делегации был Милтон Эйзенхауэр (младший брат 34-го президента США Дуайта Эйзенхауэра — прим. «ВМ»). Погуляли по городу, потом в Лавре нас встречал патриарх Алексий I. В трапезной накрыли стол — тарелочки, рюмочки. Все шлепнули по первой, по второй... Осталась последняя, а мы с Милтоном оба ее вожделели. Переглянулись, и я решительно разлил на двоих… Оказалось, что мы отлично понимаем друг друга. Так крепли советско-американские отношения (смеется). — Ты знаком со многими кинозвездами мировой величины. Расскажи про приезд в Москву Роберта Де Ниро. — Де Ниро отдавал в химчистку мой белый пиджак, что еще я могу рассказать о нем… На самом деле было так. В 1987 году Роберт Де Ниро приехал в СССР в качестве председателя Московского кинофестиваля. Я был его личным переводчиком. Мы отработали целый день, я проводил его в «Балчуг», все жутко устали. Расставаясь, я проворчал, мол, пиджак испачкал, а рано утром — встреча с журналистами, где теперь искать белый пиджак, ночь на дворе. Роберт улыбнулся своей фирменной улыбкой, сказал: «Вася, оставь его мне…» Приезжаю утром, толпа журналистов, все ждут Де Ниро. Выходит Роберт, лучезарно улыбаясь, несет на плечиках мой белоснежный пиджак и говорит: «Вася, я его почистил». — Давай назовем этот эпизод «Улыбка Роберта»… Расскажи, в какие истории ты попадал с Джеком Николсоном? — Вообще-то он Никольсон, правильно именно так. Он был почетным гостем ХХIII Московского кинофестиваля в 2001 году. Мы с ним много и долго гуляли по Москве. Понятное дело, среди маршрутов — Красная площадь. Я, как заправский гид, рассказываю: видишь кубики в центре площади, там лежит величайший мыслитель человечества, Ленин его зовут. Джек без энтузиазма кивнул, мол, вроде слышал про него. Думаю, ладно, Ленина «отработали». Вышли к Историческому музею, а там двойник Ленина работает. Ленин жив, сообщаю Джеку. Он обрадовался и пошел с двойником фотографироваться, но Ленин оказался прагматиком: сначала деньги, потом фото! Уходили мы под крики Ильича: ну и идите к Ивану Грозному, он в два раза дороже берет… Дальше был Парк Победы, там скамеечка, на ней девочки студенческого возраста пьют пиво — для законопослушного американца это экзотика. У нас сегодня праздник, сообщили барышни, зачет сдали по холодильному оборудованию. Говорю студенткам: вот, девушки, знакомьтесь, Джек Николсон, угостите парня пивом. Угостили. Джек выпил половину бутылки из горлышка. Это было очень смешно. — Было несколько громких премьер в Союзе, потом в России, которые ты озвучивал, расскажешь? — Не несколько, а множество. Для начала такая история: дело было в Кремле, в 2016 году, когда Стивен Сигал в Москву приезжал. Они с президентом говорили о том, что СМИ неверно преподносят информацию, оболванивают народонаселение. Я перевел: «воздействуют», Владимир Владимирович поправил меня: «манипулируют», и улыбнулся. Я сразу подумал о том, что, как честный офицер, должен застрелиться; после подумалось, я же кавалерийский офицер, потому должен сначала застрелить коня. Коня под рукой не оказалось. Вот так я остался жив (смеется)… На «Мосфильме» в декабре 1989-го в главном зале показывали «Однажды в Америке». Приехал Серджио Леоне, режиссера встречал Сизов (тогдашний директор киностудии). Леоне волновался перед показом: титры сделали? А у вас монтажная есть? У нас Вася есть, — ответил Сизов. И пошел я переводить… Фрэнсис Форд Коппола, большой мой друг, в 1979 году привез картину «Апокалипсис сегодня», показывали в зале «Россия». Поразился тому, что так быстро сделали озвучание. Как вы умудрились, удивлялся он. Никак, ответили организаторы. Это синхрон. Другой мой товарищ Джеймс Кэмерон показывал «Титаник» в «Кодак киномире», увлекся и сорок минут проговорил, я ровно на сорок минут слово в слово сделал перевод. Надо же, слово в слово, судачили потом. Да ладно, это же не три часа Брежнева переводить! Но врать не стану, Брежнева не переводил. Брежнева мой папаша переводил. — Твой отец, легендарный разведчик Овидий Горчаков, рассказывал тебе о своем героическом прошлом? — Разговоров таких особо не было. Когда я подрос и стал мало-мальски соображать, он как раз работал над книгой «Вызываем огонь на себя». К нему приезжали многие его сослуживцы, родственники погибших, кто-то с рассказами, кто-то с просьбой о помощи. Можно сказать, что я вырос в этом. Хотя из нечастых рассказов отца я понял, что под красным знаменем они не скакали, впереди отряда казаков не бегали… Пустил поезд под откос — нужно отбегать. У каждого была своя война… Папаша часто говорил про общий патриотический порыв, это, да, было: если ты не сволочь последняя, надо идти на войну. — У тебя было понимание того, что проживаешь в одной квартире с героем эпического масштаба? — Гордился, конечно… Я родился через шесть лет после войны. Все еще было очень свежо, День Победы праздновали как-то непарадно… Многие фронтовики были живы. Живыми остались — и тихо радовались этому. Ходили к Большому театру, встречались, разговаривали, собирались кучками по фронтам — Белорусский, Украинский… С партизанами папаша встречаться не любил. Отец рассказывал историю о том, как они однажды выходили из окружения — вышли, устроили привал, он стал снимать сапоги, а вместе с сапогами слезла кожа, прямо с ногтями, как перчатка. Война ведь красивая только тогда, когда в нее играют дети. — Правда, что отец воевал вместе с Зоей Космодемьянской? — Ну как вместе, они с ней служили в одном подразделении. А так их всех разбили на небольшие диверсионные группы — у каждой было свое задание. После войны отец встречался с матерью Зои Космодемьянской, ему это нужно было для работы над книгой... Вообще там было много легенд, например, героически погибшая Вера Волошина (повешена немцами 29 ноября 1941 года — прим. «ВМ»). Кстати говоря, она была прототипом «Девушки с веслом», той самой знаменитой скульптуры. — Расскажи о трофеях отца, часть из них я видел, но не все истории этих предметов известны. — Трофеев было много. Кресты фашистские, свастика то есть, партийные нацистские значки, всякая прочая атрибутика. После смерти мамы мне передали немецкие парадные сабли со свастиками. Я когда учился в школе, тоже внес свою лепту в отцовскую коллекцию — с боями добыл немецкий железный крест. Время было такое — этого добра у всех было в избытке… Отец про истории трофеев особо не распространялся. У него был нацистский кинжал с надписью «Гот мит унс», добротный такой кинжал в ножнах. Не знаю, из каких соображений, могу только догадываться, папаша сломал пополам лезвие. Так он и хранится сейчас с обломанным клинком. Вполне символично. Повторюсь, отец не рассказывал, сколько он гадов убил, с кого сапоги, с кого часы снял, кто их там считал. Упоминал вскользь лишь о том, что полицаев убил больше, немцы особо в леса не совались. Остался еще альбом, в нем фотографии немцев, офицеров и солдат, с такими милыми надписями типа «Ганс и Лизхен. Мюнхен, 1939 год». Сам понимаешь, эти снимки ему не дарили. Такие фотографии солдаты всех армий носят в нагрудном кармане… — Синдром «невернувшегося с войны» ты у отца своего не наблюдал? — Так он и не вернулся. Вся его жизнь после войны была неразрывно с ней связана. Он жил в окружении памятных ему вещей, всю жизнь писал о войне. По сути, она, память о ней и были наполнением его жизни. — В Институт военных переводчиков ты поступил по инициативе отца? — Ну а куда еще мне поступать? Сам подумай. Я говорил с отцом на английском с детства, до последних дней, с мамой, под конец ее жизни, общались на русском. Потом, понимаешь, романтика военной жизни, казарма, портянки... Справедливости ради, я, мягко говоря, рос не совсем послушным мальчуганом, и военный институт был отчасти выходом. Английский к моменту поступления я знал как русский, так что сам бог велел... — Во второй половине жизни Овидий Горчаков увлекся изучением собственной ро- дословной, написал роман о Лермонте, шотландском пращуре русского поэта. Ты ощущаешь себя наследником Лермонтова? Насколько всерьез отец к этому относился? — Папаша к этому относился очень серьезно. Собственно, роман о Лермонте и стал результатом его изысканий. Еще осталось кое-что в его архиве, но ничего конкретного там нет... Можно, конечно, нарисовать генеалогическое древо и радостно повесить на стену. Но подобным обычно занимаются те, кто никакого реального отношения к истории не имеет. Пусть будет такая семейная легенда… А потом, не забывай, я сын партизана — всего не расскажу. ДОСЬЕ Василий Овидиевич Горчаков родился 5 июля 1951 года. Переводчик, продюсер, актер. Перевел более 6 тысяч фильмов. Работал переводчиком-синхронистом на многих кинофестивалях. Был личным переводчиком Роберта Де Ниро, Джека Николсона, Мерил Стрип, Роберта Рэдфорда и многих других кинозвезд. Овидий Александрович Горчаков (1924–2000, Москва) — участник Великой Отечественной войны, легендарный разведчик-диверсант, один из прототипов майора Вихря, героя одноименной повести Юлиана Семенова. Писательфронтовик, автор книг «Вызываем огонь на себя», «Максим не выходит на связь», «Лебединая песня», «Хранить вечно» и многих других. По его завещанию, после смерти часть праха Овидия Горчакова была развеяна в Клетнянском лесу, на Брянщине, в местах, где он воевал. Читайте также: Елена Степаненко: Я давно простила Евгения Петросяна и отпустила его в новую жизнь