Истории вещей. Как перчатка с пятном от грима попала в коллекцию Бахрушинского музея
Новая героиня рубрики «Истории вещей» — перчатка актрисы Марии Ермоловой, хранящаяся в Государственном центральном театральном музее имени А.А. Бахрушина. Когда-то белая, сегодня она покрыта темными пятнами театрального грима. Но эти пятна не испортили красивый аксессуар — наоборот, они сделали его гораздо более ценным. Случай в курилке Эта история произошла в 1900 году в Москве. В Большом театре был аншлаг — давали «Отелло» с известнейшим итальянским актером Томмазо Сальвини в заглавной роли. Сальвини, которому в то время было почти 70, был в прекрасной форме. Как позже напишет в своей книге «Моя жизнь в искусстве» Константин Станиславский, он «незаметно взял в свои руки всю толпу Большого театра». Спектакль был двуязычным — вместе с Сальвини в нем были задействованы русские актеры. Московская публика восприняла эксперимент на ура. Итальянского актера к тому времени здесь хорошо знали и любили — это был пятый (и последний) его приезд в Россию. Сальвини отвечал публике взаимностью. В своих мемуарах он писал: «Я не знаю другой публики, которая была так неукротима в своих аплодисментах, как русские». Конечно, также он интересовался и русскими коллегами. Зайдя в антракте в курилку, он разговорился с оказавшимся там же Алексеем Бахрушиным — одним из представителей известного рода промышленников, посвятившим большую часть своей жизни созданию театрального музея. Итальянский актер вдруг спросил Бахрушина: «Скажите, кто ваша первая трагическая актриса в России?» Алексей Александрович увидел входившую в комнату актрису Марию Ермолову и громко сказал: «Вот она!» Тогда Сальвини подошел к Марии Николаевне и поцеловал ее руку. Ермолова сильно смутилась и положила вторую руку итальянцу на лоб. Темный грим, который превращал лицо актера в лицо мавра Отелло, отпечатался на белой лайковой перчатке актрисы. Режиссер Алексей Кондратьев, стоявший рядом, тут же попросил ее снять испорченную перчатку и с поклоном передал ее Алексею Бахрушину: «Перчатка Ермоловой с гримом Сальвини — передаю в Бахрушинский музей». Мария Ермолова К 1900 году Мария Николаевна Ермолова действительно была одной из ведущих драматических актрис. Двумя годами позже, в 1902-м, она была удостоена звания заслуженной артистки Императорских театров. За свою жизнь на сцене актриса провела более полувека, впервые ступив на нее подростком. Детство Ермоловой прошло в Московском театральном училище и за кулисами Малого театра, где служил ее отец. В 13 лет она попала на маленькую роль девушки-кокетки Фаншетты в водевиле «Жених нарасхват» — это был бенефис ее отца, и тот, зная о мечте дочери, сделал ей такой подарок. Первый большой успех ей принесла роль, доставшаяся случайно: актриса Гликерия Федотова заболела, и вместо нее в спектакле «Эмилия Галотти» заглавную роль сыграла 17-летняя Ермолова. Ее вызывали на бис 12 раз. Через год, окончив театральное училище, она была принята в труппу Малого. Сначала играла в водевилях, втайне мечтая о серьезных драматических ролях. Через два года, снова волей случая и снова замещая заболевшую Федотову, актирса сыграла Катерину в «Грозе» Александра Островского. В тот вечер, когда Ермолова после спектакля в 17-й раз вышла на сцену на бис, стало ясно: на московском театральном небосклоне зажглась новая звезда. «Мария Ермолова — это целая эпоха для русского театра, а для нашего поколения это символ женственности, красоты, силы пафоса, искренней простоты и скромности», — позже говорил о ней Станиславский. Сама же Ермолова восхищалась итальянским актером Томмазо Сальвини. Спустя девять лет после встречи, в 1909 году, в интервью «Петербургской газете» она призналась: «Мой идеал актера — Сальвини. Вот кто соединяет в себе все, что необходимо иметь актеру! Сальвини — гений, и я перед ним всегда преклонялась...» Томмазо Сальвини В их судьбах есть некоторые пересечения: так же как Ермолова, Сальвини дебютировал на профессиональной сцене подростком — в 14 лет, и так же, как она, первую роль получил почти случайно, подменив заболевшего актера. Годом позже он поступил в труппу Густаво Модены — легендарного итальянского актера, владевшего уникальной техникой естественной игры. «Ты тот, кого я искал!» — с такими словами Модена принял юного Сальвини. Еще через год, в 1844 году, Томаззо играл у него всех молодых главных героев, а к 1860-м уже управлял собственной труппой — в Италии ее называли избраннейшей. Актеры с огромным успехом гастролировали по Европе, США, а также Латинской Америке. Мировую славу Томмазо Сальвини принесли заглавные роли в постановках пьес Уильяма Шекспира — помимо Отелло он блестяще играл на многих сценах мира Гамлета, короля Лира, Макбета. Томмазо Сальвини стал популяризатором главного британского драматурга. Возрождение интереса к Шекспиру в Италии считается заслугой Сальвини и его современника, актера Эрнесто Росси. «Роль Отелло была самая любимая, в “Отелло” я имел самый большой успех. “Отелло” был словно вексель на предъявителя, по которому публика платила аккуратно всякий раз, когда пьеса шла в театре», — вспоминал Сальвини. Перчатки и их язык В XIX веке перчатки были неотъемлемой частью как женского, так и мужского гардероба. Изначально они были признаком достатка, так как шились вручную и стоили дорого. Но в начале XIX века англичанин Джеймс Винтер изобрел машину для пошива перчаток. А француз Ксавьер Жювьен выделил 32 типовых размера руки и начал раскраивать их из цельного материала. Массовое производство сделало аксессуар доступнее. Самым популярным материалом для производства была лайка — мягкая светлая кожа особого дубления. В России, кстати, их шили в Москве на фабрике, основанной купцом Алексеем Федоровичем Бахрушиным. Была ли создана на ней и перчатка Марии Ермоловой, сказать сложно, однако так или иначе она связана с династией Бахрушиных: сегодня перчатка хранится в музее, основанном внуком Алексея Федоровича. Без перчаток появиться в обществе считалось неприличным. Обращали внимание на прилегание: чем плотнее перчатка сидела на руке, тем с большим одобрением на ее обладателя смотрели окружающие. Надевали лайковые перчатки с помощью специального приспособления в виде прищепки, руку при этом иногда посыпали пудрой, а застегнуть пуговички помогал особый крючок. Аристократы облачались в перчатки и дома, снимая их только во время игры на фортепьяно или перед едой. При этом класть на стол перчатки считалось неприличным — нужно было положить их на колени и прикрыть салфеткой. Браслеты и кольца надевали поверх перчаток, исключением было обручальное кольцо. Лайковые женские перчатки пачкались очень быстро, поэтому богатые люди покупали не одну пару, а сразу целую коробку. Перчатки подбирали в тон костюма, но в театр и на бал надевали белые. Женщинам при встрече целовали руку через перчатку, фривольно отогнуть краешек и поцеловать открытую кожу было позволено только особо близким друзьям. Существовал целый тайный язык: обронить перчатку означало да, теребить одной рукой перчатку — нет. Обронить две перчатки значило признаться в любви, а вывернуть наизнанку — в ненависти. Материал подготовлен совместно с Государственным центральным театральным музеем имени А.А. Бахрушина.
