"Долгое-долгое детство": башкирская режиссура в Казани
Театр имени Кариева вывел на сцену фотографии Театр имени Кариева представил вторую премьеру сезона — спектакль по повести Мустая Карима "Озын-озак балачак". Поставил его баширский десант — режиссер Ильсур Казакбаев, художник-постановщик Альберт Нестеров, за хореографию отвечает Ольга Даукаева, композитор — Магуля Мезинова. "Реальное время" оценило достоинства постановки. Люди и фото-фигуры Мустай Карим — для Башкортостана писатель программный, а для Татарстана родной. А потому и сложный. По этой же пьесе ( "Долгое-долгое детство") в 2005 году снят одноименный фильм (а ведь потом еще два года назад в прокат вышла "Сестренка" по другой повести, "Радость нашего дома", а в этом году вышел "Отряд Таганок" ). Сама книга, получившая Ленинскую премию, давно переведена на русский язык. Еще в 1985 по ней ставил спектакль Рифкат Исрафилов, причем — для московского Центрального детского театра (ныне это Российский академический молодёжный театр). Главный режиссер Салаватского башкирского драматического театра также не впервые берется за Карима — в последние годы он переосмысливал его пьесы "Не бросай огонь, Прометей!" и "Похищение девушки". Да, в них нет объема, они черно-белые, зато, если в буквальном смысле посмотреть внутрь, то обнаруживается канарейка в клетке Для него основа повести — истории о людях, которые "чудаковатые, странные, неугомонные, наивные…". Вот они на сцене, сплошь занятой кусками ДСП, оттого смотрящейся как гигантская фоторамка. Это и актеры, и фигуры, сделанные из фотоснимков (вероятно, это намек на главу "Нас "увековечивают", в которой родственников автора и впрямь снимает фотограф). Сначала кажется, что на сцене слишком уж много этих фигур. Как и много пластических решений — актеры кружатся, соединяются в пластических этюдах, порой достаточно неловких, ибо работают они в этот момент порой с такими непрактичными объектами, как картина или та же фигура. Поэтому и понять, что же они имели в этот момент в виду, сложно. Однако вся эта угловатость и двухмерность смотрится аллюзией на воспоминания. Да, в них нет объема, они черно-белые, зато, если в буквальном смысле посмотреть внутрь, то обнаруживается канарейка в клетке. Или магнолии. Человек поет и цветет. А потому даже фанерная лошадь здесь кажется живой, а кусок полиэтилена, налетающий при смене фрагментов — романтичным. Деревня, которой нет Актеры, по сути, идут по тексту Карима, в постановку вошла значительная часть повести. А текст этот работает, если передать его без искажений. Вероятно, поэтому придется еще поработать над звуком, выведением микрофонов, но в целом само ощущение какой-то нереальности сохраняется. Актеры, по сути, идут по тексту Карима, в постановку вошла значительная часть повести Главный герой Кендек (по-русски — Пупок), в исполнении Булата Гатауллина, рассказывает о своем детстве, это середина 20-х годов, а кажется, что это сказочная страна, башкирский Уокиган "Вина из одуванчиков". У него две матери — настоящая, Кече инәй (Гульназ Галимуллина), и Старшая, мудрая, оберегающая, вселенская, Олы инәй (Халида Сунгатуллина). У нее в кармане — кусочек сахара, горстка изюма, пряничные крошки, сушеная черемуха, каленый горох. Это ее огромный портрет смотрит на происходящее весь спектакль. Ее, значит, зовут повивальной бабкой, а его — "повивальным дедом". А еще есть Кара Йомагол (Раис Ахметзакиров), который волновался во время родов, вил аркан для сына, а жена ему двоих родила. А еще Акйолдыз (Альбина Гайзуллина), которая вышла за другого, а сама любила Марахима (Ильнар Низамиев). Или вот, Асхат (Эльдар Гатауллин со своим фирменным плачущим голосом), который вечно голоден, из-за него у быка хвост оторвался, а потом и ему досталось (отец сечет картину, а герой читает "Пророка" Пушкина, видимо, сильно страдает). Все эти забавные, а чаще всего страшные рассказы кажутся, опять же, чем-то нездешним А еще была история, как прямо на курбан-байрам Кендек подрался с приятелем, потому что думал, что тот отзывается, да так, что Старшей матери пришлось его полынным отваром отпаивать... А другая-то, когда Самигулла якобы деньги украл, а народ над ним самосуд учинил, а потом Кендек встретил упыря, вора Яруллу, который Самигуллу подставил. А тот теперь его могилу за забор кладбища вытолкнул... При этом, благодаря пластике, одежде актеров (а у них базовый гардероб, на мужчинах, к примеру, сплошь чиносы да худи), музыке, которая переходит от эмбиента к трип-хопу и классике, все эти забавные, а чаще всего страшные рассказы кажутся, опять же, чем-то нездешним. И при этом никак нельзя забыть, что пишет это престарелый лауреат госпремий — это фигура с огромной головой пожилого человека, но мальчишеским туловищем постоянно находится на сцене, а в какой-то момент, во время ссоры, актер начинает ее красить углем. А когда фигурку отмывают, как и руки всех мальчиков, ее становится действительно жалко. Они ведь все уйдут, его друзья и соседи, через 14 лет война. А пока что впереди детство, которое никогда-никогда не закончится В конце Карим вспомнит, как уже после войны женатым влюбился в больную замужнюю женщину, и дал ее туберкулзеной жизни смысл, и весь эпизод превратится в действительно интересную и трепетную хореографию. А потом резко вспомнит, как ушла из жизни Старшая мать, и Кендек стал взрослым, настолько взрослым, что родную мать смог снова полюбить только спустя годы. Они ведь все уйдут, его друзья и соседи, через 14 лет война. А пока что впереди детство, которое никогда-никогда не закончится.
