Кровавый автограф Стивена Кинга: о чем новая книга Чака Паланика

Он считается мастером рассказывать истории. Чак Паланик с первых страниц своего романа может погрузить читателя в вихрь событий, заставить сопереживать совершенно незнакомому человеку, испытать эмоции от событий, которых может вообще никогда не случиться. Его книги — "Бойцовский клуб", "Удушье", "Призраки", "Неведимки" и многие другие — стали любимы по всему миру, по ним снимают фильмы, к ним делают отсылки в массовой культуре. Как ему это удается, на что он обращает внимание, когда садится за новую работу, чем увлекает читателя — об этом Паланик пишет в своей книге "На затравку". Профессиональные советы автор "разбавляет" историями из жизни: в этом отрывке, например, он рассказывает о кровавой (буквально) автограф сессии Стивена Кинга и писательском авторитете. Открытка из тура Ким Рикеттс рассказала мне любопытную историю про Стивена Кинга. После одного мероприятия в книжном магазине при Вашингтонском университете мы с ней отправились в Беллтаун выпить пива. Ким сообщила, что расширяет дело и скоро будет организовывать лекции и встречи со спикерами для таких корпораций, как "Старбакс" и "Майкрософт". Мне пора было возвращаться в отель, но Ким оказалась прекрасным собеседником и рассказчиком. Еще до истории про Кинга она поведала мне про Эла Франкена, по вине которого Вашингтонский университет теперь требует, чтобы люди, пришедшие на творческую встречу с автором, обязательно купили его книгу. Эл Франкен собрал полный "Кейн-холл" на восемьсот мест, и публика дружно хохотала над всем, что он говорил. Вход на лекцию был бесплатный. К концу вечера Франкен продал аж восемь (!) экземпляров своей книги. После этого университет решил, что отныне зрители обязаны покупать книгу выступающего автора. Чтобы провести встречу со Стивеном Кингом, Ким пришлось выполнить его стандартные условия: на- нять телохранителей и подобрать площадку, которая вместит пять тысяч человек. Один зритель может при- нести на подпись не более трех книг. Автограф-сессия продлится восемь часов, и все это время кто-то должен стоять за спиной писателя и постоянно прикладывать лед к его плечу. День встречи настал, и Ким все восемь часов держала лед у вышеупомянутого плеча. Площадка — "Таун- холл" — представляла собой бывшую церковь на вершине Кэпитол-хилла, откуда открывался сногсшибательный панорамный вид на Сиэтл. В зале был аншлаг. Пять тысяч преимущественно молодых людей готовы были хоть весь день дожидаться своих трех автографов. Кинг сел и начал подписывать книги. Ким стояла и прикладывала лед к его окаянному плечу. Примерно на сотой книге (из пятнадцати тысяч) Кинг обернулся к ней и попросил: "Можно попросить у вас бинт?" Он показал ей свои пальцы: за годы подписывания книг кожа вдоль большого и указательного превратилась в толстую сухую мозоль. Такие мозоли — аналог боксерского "вареника", изувеченного уха. Твердые, как шкура стегозавра, они имеют свойство трескаться. — Я заляпал товар кровью, — посетовал Кинг и показал свежий кровавый отпечаток на титульной странице книжки. Впрочем, юный хозяин книги ничуть не огорчил- ся, что его собственность теперь испачкана кровью великого короля ужасов. Ким хотела пойти за пластырями, но было поздно. Следующий человек в очереди услышал эту беседу и закричал: — Так нечестно! Раз мистер Кинг оставил кровавый след на его книжках, пусть и на моих оставит! Эти слова услышали все собравшиеся. Возмущенные вопли наполнили гулкий зал: пять тысяч любителей ужасов хотели крови. Своды церкви огласило разъяренное эхо, сквозь которое Ким едва расслышала просьбу Кинга: — Выручите? Все еще прижимая лед к его плечу, она ответила: — Это ведь ваши читатели. Как скажете, так я и сделаю. Кинг стал подписывать книги дальше. Истекать кровью и подписывать. Ким осталась рядом; когда народ увидел, что бинт так и не принесли, возмущение толпы понемногу сошло на нет. Пять тысяч человек. По три книги на брата. Итого пятнадцать тысяч книг на подпись. Ким сказала, что это заняло восемь часов, но Кинг умудрился подписать ручкой и кровью все до единой. К концу мероприятия он так ослаб, что телохранителям пришлось под руки вести его к машине. Однако и на этом катастрофа не закончилась. "Линкольн таун кар" Кинга отъехал от церкви и двинулся в сторону отеля, но несколько человек, которых не пустили на мероприятие из-за нехватки мест, прыгнули в свою машину и начали преследовать писателя. Представьте себе, в итоге эти книголюбы разбили тачку Кинга — все ради встречи с любимым автором. А мы с Ким сидели в баре и смотрели в окно на пустую улицу. Просто размышляли о своем. У нее была мечта: открыть в модном районе Сиэтла — Балларде — собственный книжный магазинчик, где продавались бы только поваренные книги. Ким Рикеттс умерла от амилоидоза в 2011 году. Магазин ее мечты — "Книжная кладовая" — работает по сей день. А в тот вечер мы с Ким остались одни в пустом баре. Оба были слегка навеселе. Выслушав ее историю про Стивена Кинга, я покачал головой и сказал: — Неужели это то, к чему мы все стремимся? Ким вздохнула. — Ха, нам такое и не снилось. Покойся с миром, Ким Рикеттс. Да пребудет одна из твоих многих, многих могил навеки в моей памяти. Устанавливаем авторитет "Установи авторитет — и делай что хочешь", — учил Том Спэнбауэр. Мы, его ученики, сделали себе значок с этим изречением и носили его так, как верующие носят кресты и прочую религиозную атрибутику. Это был наш символ веры. Одна из Десяти Заповедей Минимализма: "Не злоупотребляй латинизмами. Не используй абстрактные образы. Избегай штампов... А когда установишь авторитет — делай что хочешь". Здесь уместно вспомнить совет Тома Джонса: "Как ни крути, экшен — это сила". Если писать глаголами действия, простыми и понятными — персонажи что- то делают, взаимодействуют с предметами, — разум читателя будет неотрывно следить за происходящим, как собака следит за белкой. Своего ученика я попросил бы рассмотреть следую- щие способы установления писательского авторитета. Читатель должен вам поверить. Пусть невозможное покажется ему неизбежным. Авторитет: авторитетная речь В кино такие авторитетные речи не редкость. Например, в "Моем кузене Винни" Мариса Томей в конце судебного слушания, воспользовавшись мо- ментом, читает присяжным пылкую лекцию о своем "шевроле бел-эйре" 1955 года выпуска с двигателем объемом 327 кубических дюймов и четырехкамерным карбюратором. В "Дьявол носит Прада" это длинная тирада о небесно-голубом цвете, которую произносит героиня Мерил Стрип, подбирая наряд для модели. В фильме "Блондинка в законе" сразу две такие речи. Первую Риз Уизерспун произносит в магазине одежды на Родео-драйв, когда вываливает продавщице целый вагон фактов и выставляет ее лгуньей. Вторая речь звучит в суде: героиня Уизерспун читает лекцию о перманентной завивке и тем самым опровергает по- казания свидетеля со стороны обвинения. Есть несколько приемов, чтобы быстро установить авторитет персонажа, и не последний из них — нагромождение фактов, демонстрирующих неожиданно глубокое знание героиней какой-то сложной темы. В современной политике этот прием успешно используют женщины, но с мужчинами такое не прокатит. Во-первых, публика изначально должна быть невысокого мнения об умственных способностях персонажа. Неожиданная грамотность безмозглой на первый взгляд девицы застает нас врасплох. Вспомните сцену из фильма "Роми и Мишель на встрече выпускников", где Лиза Кудроу подробно описывает технологию производства клея. Увы, так уж повелось: недалекие персонажи обычно женского пола. Если сегодня подобную речь произнесет мужчина, это в лучшем случае будет выглядеть как унылое потрясание мудями. В худшем — как синдром Аспергера. Однако подобные примеры существуют: вспомним "Умницу Уилла Хантинга" и сцены, где Мэтт Деймон блещет эрудицией в университетских барах, разнося в пух и прах будущих гениев. Еще одно отступление: Уэс, незримый редактор этой книги, — он всегда рядом, хотя никто его не видит, — убежден, что персонажи, которые произносят авторитетные речи, более "приятны" читателю. Мне же концепция "приятности" претит. Мы еще к этому вернемся, но лично я предпочитаю уважать персонажа. Если уж совсем начистоту, приятные люди мне неприятны. Поэтому своему ученику для установления авторитета персонажа, — а заодно и собственного писательского авторитета, — я посоветовал бы сперва выставить этого персонажа недалеким, а затем дать ему отвести душу: пусть с ходу выложит пяток неочевидных, слож- ных фактов и тем самым шокирует аудиторию.